бутылки. Высмотрела маленький пятачок орляка у самой кромки болота, поела стрелок-переростков. «Завитки» уже начали раскручиваться и стали не такими вкусными, но Триша все равно их съела. Покончив с трапезой, она поднялась, посмотрела на болото, прикрыв глаза ладонью от слепящего солнца. Потом медленно и устало покачала головой. Так могла качать головой женщина, не просто женщина – старуха, но никак не ребенок. Она ясно видела кряж, не сомневалась в том, что болото заканчивается у его подножия, а дальше идет сухая земля, но не могла заставить себя вновь брести по воде, повесив кроссовки на шею. Пусть даже это болото было куда как мельче и под водой ее не ждало переплетение корней и утонувших сучьев. Да и зачем ей пересекать болото, если за ним не было никакого ручья. Следовательно, чтобы выйти к людям, надо искать новый ручей, текущий в другом направлении.

С такими мыслями Триша повернула на север, зашагала вдоль восточного берега болота, разлившегося по долине. С тех пор как Триша потерялась, во многих ситуациях она вела себя абсолютно правильно, иногда интуитивно, даже не догадываясь об этом, но на этот раз решение она приняла плохое, пожалуй, самое худшее, если не считать самого первого, с которого и начались все ее злоключения: срезать угол и выйти на главную тропу через лес. Если она пересекла болото и поднялась на кряж, то увидела бы перед собой озеро Девлин-Понд, расположенное неподалеку от Грин-Маунт, штат Нью-Хэмпшир. Озеро это небольшое, но на южном его берегу стоят летние домики, а проселочная дорога ведет от них к шоссе 52.

Будь это суббота или воскресенье, Триша наверняка бы услышала рев лодочных моторов: по выходным хозяева коттеджей и их гости любили покататься на водных лыжах. После Четвертого июля моторы ревели бы на озере ежедневно: сезон отпусков. Но в начале июня в будни на Девлин-Понд рыбачили лишь два-три старичка, поэтому Триша слышала лишь чириканье птиц, кваканье лягушек да стрекот цикад. И вместо того, чтобы выйти к озеру, она повернула к канадской границе, уходя все дальше и дальше в лес. В четырех сотнях миль от нее лежал Монреаль.

На людей в этих местах Триша наткнуться могла, но лишь при особом везении.

За год до развода Макфарленды на неделю ездили во Флориду, во время февральских каникул Пита и Триши. Отдых не удался. Дети часто сидели на берегу одни, тогда как родители в это время собачились в маленьком арендованном домике (ты слишком много пьешь, ты слишком много тратишь, ты обещал то, ты обещала это, почему ты так ведешь себя, что ты себе позволяешь, та-та-та-та, и так до бесконечности). Когда они летели домой, у иллюминатора каким-то чудом посадили Тришу, а не Пита. Самолет спускался к аэропорту Логана сквозь толстый слой облаков, осторожно нащупывая дорогу, словно толстая старушка, идущая по скользкому тротуару. Триша как зачарованная не отрывалась от иллюминатора. Их окружала ватная белизна. Потом внизу мелькнула серая поверхность Бостонской бухты… опять белизна… вновь кусочек воды или земли…

Четыре дня, последовавшие за ее решением повернуть на север, чем-то напоминали этот спуск: сплошной туман. И редкие, отрывочные воспоминания, которым она не очень-то доверяла. К вечеру вторника граница между былью и небылью только начала исчезать. К субботнему утру, после целой недели, проведенной в лесу, исчезла полностью. К субботнему утру (Триша, конечно, не знала, что это суббота, она давно потеряла счет дням) Том Гордон стал ее постоянным попутчиком, не воображаемым, а реальным. Какое-то время компанию ей составляла Пепси Робишо. Они на пару распевали песни их любимых «Бойз» и «Спайс герлз», а потом Пепси зашла за дерево и не появилась с другой стороны. Триша заглянула за дерево. Пепси там не нашла, постояла несколько минут, глубоко задумавшись, и только тогда поняла, что подруги и не было. Девочка опустилась на землю и поплакала.

Когда она пересекала широкую, заваленную валунами поляну, большой черный вертолет (на таких вертолетах летали в «Секретных материалах» мрачные типы из секретных государственных агентств) пролетел над ней. Пролетел практически бесшумно, она едва различила стрекот лопастей. Триша махала руками, кричала, и хотя люди, сидевшие в кабине, наверняка видели ее, черный вертолет улетел и больше не вернулся. Она набрела на целый лес очень старых сосен. Кроны сливались в вышине. И солнечный свет просачивался сквозь иглы, словно сквозь пыльные окна кафедрального собора. Случилось это, должно быть, в четверг. С ветвей этих сосен свешивались изуродованные туши тысячи лосей, вокруг каждой туши кружили мириады мух, по тушам ползали полчища личинок. Триша закрыла глаза, а открыв их вновь, уже не увидела гниющих туш. Она нашла ручей и какое-то время шагала вдоль него. Потом он пропал, или она ушла от него. Но прежде, чем это произошло, девочка заглянула в ручей и увидела на дне огромное лицо, утонувшее, но еще живое. Лицо это смотрело на нее из воды и что-то беззвучно говорило. Она прошла мимо огромного дерева, и из дупла послышался мертвый голос, произнесший ее имя. Как-то ночью она проснулась, потому что что-то давило ей на грудь. Подумала, что лесной зверь наконец-то добрался до нее, но провела рукой по груди и ничего не нашла. Несколько раз она слышала, как люди звали ее. Кричала в ответ… но ее крики глохли в лесной чаще.

Среди этого океана фантазий все-таки мелькали редкие островки реальности, точно так же, как в том полете земля иной раз проглядывала сквозь толщу облаков. Она помнила, как наткнулась на огромную «плантацию» митчеллы, занимающую чуть ли не весь склон холма. Наполняя ягодами рюкзак, она раз за разом повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разбилось лобовое стекло?» Она помнила, как наполняла из родника бутылку из-под воды и бутылку из-под «Сэдж». Она помнила, как зацепилась ногой за корень и упала в неглубокую ложбинку, в которой росли цветы. Прекраснее их Трише видеть не доводилось: нежно- белые, пахучие, грациозные, как колокольчики. Она помнила, как набрела на обезглавленную лису. В отличие от туш лосей, свисающих с веток, лиса никуда не делась и после того, как Триша закрыла глаза и досчитала до двадцати. Она практически не сомневалась в том, что видела ворону, висевшую вниз головой, зацепившись лапами за сук, и каркающую на нее. Насчет реальности черного вертолета (и многого другого) сомнения у нее были. А вот ворону она вроде бы видела точно. Она помнила, как капюшоном ловила рыбу в ручье, на дне которого потом увидела ужасное затонувшее лицо. С форелью ей не повезло, зато она поймала несколько головастиков. Она проглотила их целиком, после того, как убедилась, что головастики сдохли. Глотать их живыми Триша побоялась: вдруг они приживутся в желудке и превратятся там в лягушек.

Она заболела, двух мнений тут быть не могло, но ее тело яростно боролось с инфекцией, поселившейся в ее горле, легких, носовых пазухах. Часами она горела огнем, плохо соображая, что делает и где находится. Свет, даже приглушенный густой листвой, резал глаза, и говорила она без умолку, главным образом что-то рассказывала Тому Гордону, но иногда ее слушателями становились мать, брат, отец, Пепси, школьные учителя, начиная с первого класса, и даже миссис Гармонд, воспитательница из детского сада. Она просыпалась ночью, лежа на боку, свернувшись калачиком, прижав колени к подбородку, в жару, кашляя с таким надрывом, что боялась, как бы у нее внутри что-нибудь не оборвалось. Но вместо того, чтобы развиваться, болезнь пошла на убыль. Пропали и головные боли, должно быть, вызванные высокой температурой, которые совсем уже замучили ее. И после одной ночи (со среды на четверг, хотя Триша этого и не знала), за которую она ни разу не просыпалась, Триша поднялась бодрая и полная сил. Может, она кашляла и в ту ночь, но не очень сильно, во сне. Один раз Триша обожгла левый локоть сумахом, но вовремя это заметила и намазала воспалившееся место илом.

Но самые ясные воспоминания остались от репортажей с игр «Бостон Ред сокс». Она лежала на ветках, укрывшись ветками, смотрела на усыпавшие небо холодные звезды и слушала. В Окленде «Сокс» выиграли две игры из трех, и оба раза Том Гордон удержал победный счет. Мо Вогн сделал две круговые пробежки, Том О’Лири (по разумению Триши, такой красавчик) – одну. Репортажи она слушала на волне WEEI. Сигнал слабел с каждой ночью, но батарейки, похоже, не садились. Она еще подумала о том, что надо написать благодарственное письмо Кролику Энерджайзеру[29], если, конечно, она выберется из этой передряги. Она, правда, тоже вносила свою лепту, выключая плейер, когда чувствовала, что вот-вот заснет. Ни единого раза, даже в ночь с пятницы на субботу, когда у нее опять расстроился желудок, она не заснула, оставив плейер включенным. Радио связывало ее с остальным миром, игры «Бостон Ред сокс» поддерживали в ней жизнь. Если бы не ее желание услышать вечером очередной репортаж, она, пожалуй, прекратила бы борьбу.

Девочка, которая вошла в лес (почти десяти лет от роду, высокая для своего возраста), весила девяносто семь фунтов. Девочка, которая неделей позже брела по поросшему редкими соснами холму, не тянула больше чем на семьдесят восемь фунтов[30]. Лицо ее