Тебя даже не набальзамируют, потому что им не удастся найти твое тело. Ты умрешь здесь, до самой смерти бродя по этим лесам. Потом придут животные и обглодают твое тело до костей. А когда-нибудь какой-то охотник случайно наткнется на твои кости.

В эти ужасные слова поневоле верилось: точно такие истории она слышала в телевизионных выпусках, и не раз. Триша снова заплакала. Она буквально увидела охотника, мужчину в ярко-красной куртке, оранжевой шапочке, мужчину, которому давно следовало побриться. Он оглядывается. Ищет место, где мог бы залечь в засаде, подстерегая лося. Или просто справить малую нужду. Видит что-то белое и думает, обычный камень. Подходит ближе и замечает, что камень с глазницами.

– Хватит, – прошептала девочка, возвращаясь к упавшему дереву. Поправила расстеленное под ним превратившееся в лохмотья пончо (пончо она теперь ненавидела; непонятно почему, но оно стало для Триши символом всех тех несчастий, что выпали на ее долю). – Прекрати. Пожалуйста.

Но ледяной голос не собирался прислушиваться к ее просьбе. Потому что ему еще было что сказать. Вот он и сказал.

Может, тебе не удастся просто умереть. Может, тебя убьет зверь, который бродит сейчас по лесу, и съест.

Триша схватилась рукой за торчащую из ствола сухую ветвь, нервно озираясь. С момента пробуждения она могла думать о том, что у нее чешется все тело. Теперь ил успокоил зуд как от комариных, так и от осиных укусов, и она вновь осознала, что с ней произошло: ночь, дремучий лес и она, одна- одинешенька.

– По крайней мере светит луна. – Триша оглядела полумесяц полянки. Вроде бы она стала меньше, словно деревья и кусты придвинулись к ручью, пока она спала. Угрожающе придвинулись.

И от лунного света проку было не так уж и много, как ей поначалу показалось. Действительно, на полянке он высвечивал каждую травинку. Но эта обманчивая яркость смешивала реальность с нереальностью. Тени становились слишком уж черными, и когда ветер шевелил листвой, тени эти меняли свои очертания, вселяя тревогу.

В лесу что-то хрумкнуло, затихло, хрумкнуло вновь.

Где-то далеко ухнул филин.

Гораздо ближе треснула ветка.

Что там такое? Триша повернулась на звук треснувшей ветки. Сердце с ровного шага перешло на трусцу, потом на бег. Еще через несколько секунд оно неслось во всю прыть, и Триша едва не сорвалась с места, поддавшись панике. Еще чуть-чуть, и она бежала бы, как олень от лесного пожара.

– Ничего страшного, ничего страшного. – Голос у нее стал низкий и хрипловатый… очень похожий на голос матери, хотя Триша этого знать не могла. Не знала она и о том, что в номере мотеля, расположенного в тридцати милях от упавшего дерева, рядом с которым стояла сейчас Триша, Куилла рывком села, вырвавшись из тревожного сна, в полной уверенности, что что-то ужасное случилось с ее заблудившейся в лесу дочерью. Случилось или должно вот-вот случиться.

Ты услышала зверя, Триша, сообщил ледяной голос. Произнес он эти слова вроде бы с печалью, но сквозь нее проступала злоба. Он идет к тебе. Он уловил твой запах.

Лунный свет изменил очертания деревьев, превратил их в черепа с проваленными глазницами. Звук двух ветвей, трущихся друг о друга, превратился в урчание чудовища. Триша медленно поворачивалась, пытаясь увидеть все и сразу, ее глаза круглыми белыми плошками выделялись на сером иле ручья.

Это необычный зверь, Триша. Зверь, который охотится на заблудившихся в лесу людей. Он позволяет им бродить по лесу, пока они не напугаются до смерти, от страха человечина становится вкуснее, слаще, а потом приходит к ним. Ты его увидишь. Он покажется из-за деревьев с минуты на минуту. А увидев его морду, ты сойдешь с ума. Если бы кто-нибудь услышал тебя, они бы подумали, что ты кричишь. Но на самом деле ты будешь смеяться, не так ли? Потому что именно так ведут себя безумцы в конце жизни – они смеются… и смеются… и смеются.

– Прекрати, нет тут зверя, нет в лесу такого зверя, прекрати!

Эти слова Триша прошептала очень быстро, не выпуская из руки сухой ветви, сжимая ее сильнее и сильнее, пока та не отломилась с громким треском. Словно выстрелил стартовый пистолет. От этого звука Триша аж подпрыгнула, вскрикнула, но и в значительной мере успокоилась. Она же знала, что это за звук. Ветка, обычная ветка, которую она сломала. Она может ломать ветки, она может определить, что реальное, а что – нет. Звуки всего – лишь звуки. Тени всего – лишь тени. Она может бояться, она может слушать этот предательский голос, если ей того хочется, но нет никакого зверя – необычного зверя – в лесу. Звери, конечно, есть, обычные лесные звери, и нет никаких сомнений в том, что они каждую секунду ведут борьбу за существование (не съешь ты – съедят тебя), но нет…

Есть.

Голос не ошибся.

В тот самый момент, позабыв о тех мыслях, что только что роились в голове, затаив дыхание, Триша окончательно и бесповоротно поняла: она не одна. Рядом кто-то есть. В голове ее не слышались голоса, но сработала какая-то сигнальная система, о существовании которой она даже не подозревала, которая не была востребована в мире домов, телефонов и электричества, которая включалась только в глухом лесу. Эта система не могла видеть, не могла думать, она только чувствовала. Вот она и почувствовала, что совсем рядом кто-то есть.

– Привет! – обратилась Триша к залитым лунным светом деревьям. – Привет! Есть тут кто-нибудь?

В номере мотеля «Касл-Вью», который Куилла попросила Ларри Макфарленда разделить с ней, Ларри, в пижаме, сидел на краю кровати, обнимая за плечи бывшую жену, одетую в самую тонкую из своих хлопчатобумажных ночных рубашек. И хотя Ларри знал, что под рубашкой ничего нет, а в последний год роль сексуального партнера выполняла у него левая рука, страсть в нем не закипала (во всяком случае, не было желания тут же завалить жену на кровать). Он чувствовал, что Куилла дрожит всем телом.

– Ну что ты так разволновалась, – успокаивал он ее. – Это дурной сон, ничего больше. Кошмар, который тебя и разбудил.

– Нет. – Куилла так яростно замотала головой, что ее волосы отхлестали Ларри по щекам. – Она в беде, я это чувствую. Ей грозит смертельная опасность. – И она заплакала.

Триша не плакала. В тот момент. Так испугалась, что не могла плакать. Кто-то наблюдал за ней. Кто?

– Привет! – вновь обратилась она к деревьям. Ответа не последовало. Но наблюдающий не стоял на месте, двигался, огибая полянку, слева направо. И ее взгляд двигался следом. Она ничего не видела, но чувствовала, куда надо смотреть. Треснула веточка. Послышался тихий выдох… послышался ли? Может, то было дуновение ветерка?

Ты знаешь, что это не так, прошептал ледяной голос, и, разумеется, она знала.

– Не причиняй мне вреда, – попросила Триша, вот теперь у нее на глазах выступили слезы. – Кто бы ты ни был, пожалуйста, не причиняй мне вреда. Я же не пытаюсь причинить тебе боль, вот и ты не трогай меня. Я… я же еще ребенок.

Ноги стали ватными. Триша не упала, а осела на землю. Плача, дрожа от ужаса, она заползла под упавшее дерево, словно маленькое и беззащитное животное. Сама не осознавая, что делает, она продолжала молить о том, чтобы ей не причиняли вреда. Она схватила рюкзак и, как щитом, закрыла им лицо. Рыдания сотрясали все тело. А когда треснула еще одна ветка, уже ближе, она закричала. Зверь еще не вышел на полянку, но вплотную приблизился к ней.

Новая мысль пришла ей в голову. Может, это не зверь, а птица? Может, искать его надо не на земле, а на деревьях?

Триша выглянула в щель между рюкзаком и стволом упавшего дерева. На фоне подсвеченного луной неба увидела только переплетение ветвей. Никакого живого существа она там не обнаружила… но внезапно лес погрузился в полную тишину. Не пели птицы, не трещали цикады.

Зверь, какой, Триша не знала, находился совсем рядом и раздумывал, что делать дальше. То ли подойти и разорвать на куски, то ли двинуться дальше, Триша знала, что это ей не пригрезилось. Вопрос стоял ребром: жизнь или смерть. Зверь раздумывал. То ли покончить с ней прямо сейчас… то ли попозже, чтобы она еще помучилась от страха.

Триша лежала, вцепившись в рюкзак, затаив дыхание. Прошла вечность, прежде чем опять треснула