Не раздумывая, почему и с какой целью он так поступает, Ральф опустил руку в карман и сжал в ладони одну из сережек Луизы. Казалось, рука его находится очень далеко и принадлежит кому-то другому. Интересная вещь: оказывается, до настоящего момента он не понимал, что такое страх. Конечно, он думал, что боится, но это было иллюзией — единственный раз Ральф приблизился к страху в публичной библиотеке Дерри, когда Чарли Пикеринг воткнул в него нож и пообещал выпустить кишки. Однако по сравнению с тем, что переживал Ральф сейчас, это представлялось лишь кратковременным дискомфортом.

«Пришел зеленый человек… Он казался хорошим, но я могу и ошибаться».

Ральф надеялся, что Луиза не ошиблась; потому что теперь у него остался только зеленый человек.

Зеленый человек и серьги Луизы.

Ральф! Перестань витать в облаках! Смотри на свою мать, когда она разговаривает с тобой! Тебе уже семьдесят, а ведешь ты себя как шестнадцатилетний несмышленыш!

Он обернулся к рыбообразному предмету в кресле. Теперь тот лишь отдаленно напоминал его покойную мать.

— Ты не моя мать! А я по-прежнему нахожусь в самолете!

Нет, мой мальчик. Не стоит так думать. Сделай один шаг из моей кухни, и падать тебе придется очень долго.

— Не трать слов. Я вижу, что ты такое.

Нечто заговорило голосом задыхающегося от гнева человека, отчего в груди у Ральфа похолодело.

Нет. Может, ты так и считаешь, но ошибаешься. Да тебе не захочется смотреть, если я отброшу маскировку. Уж поверь мне, Ральф.

С возрастающим ужасом Ральф наблюдал, как эта мать-нечто превращается в огромного голодного угря, чьи острые зубы сверкали в открытой пасти; усы теперь свисали почти до воротника платья, по- прежнему одетого на это нечто.

Жабры, острые, словно лезвия, открывались и закрывались, обнажая красную внутреннюю пасть. Глаза округлялись, зрачки исчезали, глазницы расходились в стороны. Изменения продолжались, пока выпуклые глаза не оказались по обе стороны чешуйчатого лика создания.

Не смей шевелиться, Ральф. Возможно, ты погибнешь в результате взрыва, на каком бы уровне ни находился — здесь ударная волна также имеет силу, как и в любом здании, — но эта смерть все же лучше, чем моя смерть. Чудовище раскрыло пасть. Казалось, оно смеялось над ним.

— Кто ты? Кровавый Царь?

Так называет меня Эд — не правда ли, у нас должны быть собственные имена? Если тебе не нравится обращение «мамочка Робертс», почему бы не звать меня Царь-рыба? Ты ведь слышал по радио о Царь- рыбе?

Конечно, он об этом когда-то слышал… Но только настоящая Царь-рыба никогда не носила платья. К тому же настоящая Царь-рыба была Царицей-рыбой и обитала в глубинах Барренса.

Однажды летом, когда ему было семь лет, рыбача вместе с братом Джонни, Ральф Робертс поймал невероятных размеров рыбу — это случилось в те дни, когда без риска для здоровья можно было спокойно есть пойманное в водах Барренса. Ральф попросил старшего брата снять рыбу с крючка и поместить ее в ведро со свежей водой. Джонни отказался, ссылаясь на неписаный Кодекс Чести Рыбака: хороший рыбак сам копает червей, сам насаживает наживку, сам снимает добычу с крючка.

И только намного позже Ральф понял, что Джонни, возможно, пытался скрыть таким образом свой собственный страх перед огромным и каким-то чужеродным созданием, пойманным его младшим братишкой в грязных теплых водах реки.

Ральф все же заставил себя прикоснуться к извивающемуся колючему телу рыбины. А Джонни между тем еще добавил ужасу, предупредив братишку, что следует опасаться усов. 'Они ядовиты. Бобби Терриолт говорил, что прикосновение усов может парализовать человека.

Представляешь, придется провести остаток жизни в инвалидной коляске, так что будь осторожен, Ральфи'.

Ральф изо всех сил пытался снять рыбину с крючка, не касаясь усов (не веря Джонни насчет их ядовитости и в то же время доверяя полностью), глядя на жабры, глаза, вдыхая рыбный запах.

Наконец внутри рыбины что-то хрустнуло, и Ральф почувствовал, как освобождается крючок. Струйки крови потекли из уголков рта агонизирующего гиганта. Ральф облегченно вздохнул — как оказалось, преждевременно. Рыбина, мощно взмахнув хвостом, освободилась от крючка. Рука, освобождавшая крючок, соскользнула, и два пальца Ральфа мгновенно оказались в зубастой пасти.

Было ли больно? Ральф не мог вспомнить. Он помнил лишь непритворный крик ужаса, вырвавшийся из груди Джонни, и собственную уверенность, что рыба откусит ему пару пальцев правой руки.

Он помнил свой крик о помощи, но Джонни лишь пятился назад, лицо его стало мертвенно-бледным, а рот превратился в полоску отвращения. Ральф что есть мочи махал рукой, но рыбина вцепилась мертвой хваткой, усы (ядовитые усы, из-за них я проведу остаток жизни в инвалидной коляске) обвивались вокруг запястья, черные глаза неотрывно смотрели на него. Наконец Ральфу удалось ударить рыбину о дерево, перебив ей хребет.

Она, по-прежнему извиваясь, упала на траву, и Ральф наступил на рыбу ногой.

Изо рта изрыгнулась блевотина кишок, а из того места, куда вонзился каблук Ральфа, вырвался липкий поток окровавленной икры. Именно тогда он понял, что это не Царь-рыба, а Царица-рыба.

Ральф перевел взгляд на свою окровавленную, всю в крупных чешуйках руку и завыл, как банши <Banshee (ирл., миф.) — дух, стоны которого предвещают смерть.>. Когда, пытаясь успокоить брата, Джонни прикоснулся к его руке, Ральф бросился наутек и без передышки бежал до самого дома, а потом весь день отказывался выходить из своей комнаты. Прошло больше времени, прежде чем он смог съесть кусочек рыбы. С тех пор он вообще не имел с рыбами никаких дел.

До настоящего момента.

— Ральф?

Голос Луизы… Но какой далекий! Очень далекий!

— Ты должен немедленно что-то сделать! Не позволяй останавливать себя!

Теперь Ральф понял, что за красную шаль на коленях матери он принял окровавленную икру, устилавшую колени Кровавого Царя, который тянулся к Ральфу через это ужасное покрывало в притворной заботе.

Что-то случилось, Ральф? Где болит? Скажи своей мамочке.

— Ты не моя мать!

Нет. Я Царица рыб! Вообще-то я могу стать кем захочу. Возможно, тебе это не известно, но изменение формы тела стало почетным, проверенным временем обычаем Дерри.

— Ты знаком с зеленым человеком, который приходил к Луизе?

Конечно! Я знаю почти всех, проживающих по соседству!

Но Ральф подметил мгновенное замешательство на чешуйчатой физиономии. Вновь запылал шрам на руке, и Ральф осознал: даже если сейчас Луиза и рядом, вряд ли она может его видеть.

Царица-рыба источала пульсирующее, яркое свечение, постепенно окутывающее Ральфа. Свечение красное, а не черное, и это был саван; теперь Ральф знал, каково находиться внутри него, каково быть пойманным в паутину, сотканную из самых ужасных страхов, самых тяжелых переживаний, делающих душу больной. И не существовало возможности выхода, нельзя было разрезать этот саван так, как он вспорол саван, окружавший кольцо Эда.

«Если мне и удастся освободиться, — подумал Ральф, — то только мощным, быстрым рывком».