Ральф обнял Луизу за плечи, сцепив руки замком у нее на затылке.
Луиза повторила его жест, они медленно приблизились друг к другу, пока не соприкоснулись лбами, а их губы не замерли в паре дюймов друг от друга.
Ральф уловил слабый аромат ее духов. — Ты готова, дорогая?
Ответ пришел странный, но одновременно успокаивающий:
— Да, Ральф. Увидь меня. Войди в свет. Войди в свет и возьми его. Ральф, сложив губы трубочкой, начал вдыхать. Лента дымчатого сияния потекла из губ и носа Луизы, проникая в него. Моментально его аура стала ярче, она продолжала усиливаться, пока не превратилась в ослепительную корону, окружающую его тело. Но Ральф не переставал вдыхать — хотя вряд ли это можно было назвать дыханием в прямом смысле слова, — чувствуя, как шрам на руке становится все горячее и горячее, превращаясь в нить накаливания, погруженную в живую плоть. Ральф не смог бы остановиться, даже пожелай он этого… Да он и не останавливался.
Луиза пошатнулась. Ральф увидел, как расфокусировались ее зрачки, и почувствовал, как ослабели ее руки на его шее. Затем глаза Луизы — огромные, сверкающие, доверчивые — вновь уставились на него, а руки плотнее ухватились за шею. Наконец, когда этот гигантский вдох начал иссякать, Ральф понял, что аура Луизы стала почти невидимой. Щеки женщины приобрели молочно-белый оттенок, а в волосах вновь заблестела седина. Он должен, иначе убьет ее.
Ральфу удалось оторвать правую руку от левой, разорвав таким образом некую цепь; теперь он смог отступить от женщины на шаг. Луиза покачнулась и обязательно упала бы, но Клото и Лахесис, похожие на лилипутов из «Путешествий Гулливера», подхватили ее под руки и осторожно усадили на скамью.
Ральф опустился перед Луизой на одно колено. Он неистовствовал от страха и вины, но в то же время его переполняло ощущение силы такой мощи, что, казалось, от единственного неловкого толчка он может взорваться, как бутылка с нитроглицерином. Одним движением он мог теперь смести с лица земли здание — возможно, даже целый квартал.
И все же он причинил Луизе вред. Может быть, даже непоправимый.
— Луиза! Луиза! Ты слышишь меня? Прости!
Она взглянула на него, в одно мгновение превратившись из сорокалетней женщины в шестидесятилетнюю старуху… А затем в семидесятилетнюю, как ракета, перелетевшая через заданную цель. Она попыталась улыбнуться.
— Луиза, прости, Я не знал, а когда понял, то уже не мог остановиться.
Лахесис: Если у тебя и есть еще шансы, Ральф, тебе надо идти.
Немедленно. Он почти у цели.
Луиза согласно закивала:
— Иди, Ральф, — это просто слабость. Со мной все будет хорошо. Я посижу здесь, пока не наберусь сил.
Луиза накренилась влево, Ральф проследил за ее взглядом. Он увидел бродягу, которого они недавно вспугнули. Забулдыга продолжал осмотр мусорных бачков в поисках бутылок, и, хотя его аура не была такой здоровой, как у его предшественника, все же для Луизы это оказалось бы спасением. Клото: Мы проследим, чтобы он прошел здесь, Ральф, — у нас почти нет власти над физическими аспектами мира Шот-таймеров, однако такое в наших силах.
— Вы уверены?
Да.
— Хорошо.
Ральф мельком взглянул на двоих маленьких человечков, отметил тревогу, даже испуг в их глазах и кивнул. Затем, нагнувшись, поцеловал прохладную морщинистую щеку Луизы. Она улыбнулась усталой улыбкой старенькой бабушки. «И это сделал с ней я, — подумал Ральф. — Я».
'Тогда сделай все, чтобы эта жертва не оказалась напрасной, — ядовито заметила Кэролайн.
Ральф в последний раз окинул взглядом всю троицу — Клото и Лахесис заботливо склонились над Луизой — и направился к подножию холма.
Дойдя до туалетных кабин, Ральф замер между ними, затем прислонился к кабине с пометкой «ЖЕНСКИЙ». Ни звука. Однако, приложив ухо к пластиковой стенке мужского туалета, он услышал тихое пение:
«Кто верил в то, что все мои мечты, Безумные и дерзкие порывы, Вдруг оживут? — Одна лишь ты, Ты верила в меня, В мой путь нетерпеливый».
«Господи, да он совсем спятил».
«Разве это новость, любимый»
Вряд ли. Ральф подошел к двери и открыл ее. Теперь до него доносилось слабое, отдаленное гудение самолета, но взору предстало виденное десятки раз: треснутое сиденье стульчака, рулон туалетной бумаги, писсуар, похожий на гигантскую слезу. Стены пестрели всевозможными образцами графики. Самая большая — и самая многословная — надпись была сделана огромными красными буквами над писсуаром: «ЛУЧШАЯ УПРУГАЯ ПОПА В ДЕРРИ У ТОНИ БОЙНТОНА!»
Липкий запах хвойного освежителя воздуха перекрывал запахи мочи, фекалий и блевотины, словно грим, наложенный на лицо покойника. Голос, казалось, раздавался из глубин унитаза или просачивался сквозь его стены:
«Теперь все ночи напролет Душа лишь о тебе поет, Стремится вдаль она, в полет, И о тебе одной мечтает».
«Где же он? — размышлял Ральф. — И как мне добраться до него.»
Внезапно Ральф почувствовал жар возле бедра, словно кто-то положил тлеющий уголек в карман для часов. Ральф нахмурился, но затем вспомнил, что там лежит, сунул палец в карманчик и выловил золотое кольцо. Он положил его на ладонь между линией жизни и линией любви, не удивившись, что кольцо похолодело, когда он сжал его.
«Э. Д. — Э. Д. 8-5-87».
— Одно кольцо, чтоб править всем и сущим. Одно кольцо, чтобы связать нас всех, — пробормотал Ральф, надевая обручальное кольцо Эда на безымянный палец левой руки. Оно оказалось впору, разместившись над кольцом, которое сорок пять лет назад надела ему Кэролайн. Затем Ральф, подняв голову, увидел, что задняя стенка туалета исчезла.
В обрамлении оставшихся стенок он видел небо в последних лучах заката и фрагмент ландшафта, тающий в серо-голубой дымке сумерек. Теперь Pальф смотрел с высоты десяти тысяч футов. Под ним раскинулись, поблескивая, озера и пруды, полоски лесов мелькали и исчезали из вида. Далеко впереди — вверху по отношению к туалетной кабине — Ральф увидел гнездо света.
Возможно, это был Дерри, теперь уже в десяти минутах полета. В нижнем левом углу поля зрения Ральфа светилась приборная доска. К альтиметру <Прибор для определения высоты полета.> была прикреплена небольшая фотография, от которой у Ральфа перехватило дыхание. С фотографии улыбалась невероятно счастливая и невероятно красивая Элен. На ее руках спала Ее Величество Малышка в возрасте неполных четырех месяцев. «Последнее, что он хочет видеть в этом мире, — жена и дочь, — подумал Ральф. — Его превратили в чудовище, но, кажется, даже чудовища помнят, что такое любовь».
Что-то загудело на приборной доске. Появившаяся в поле зрения рука щелкнула выключателем. Прежде чем она исчезла, Ральф успел заметить слабую, ко вполне различимую вмятину на безымянном пальце в том месте, которое последние шесть лет охватывало обручальное кольцо. Заметил он и кое-что другое: аура, окружающая эту руку, была того же грозового цвета, что и аура ребенка в больничном лифте — бурлящая мембрана, столь же чужеродная, как и атмосфера газового гиганта.
Ральф, еще раз оглянувшись назад, поднял руку в приветственном жесте.
Клото и Лахесис ответили ему тем же. Луиза послала Ральфу воздушный поцелуй. Ральф показал, что поймал его, затем отвернулся и вошел в туалетную кабину.
Ральф испытал секундное колебание, не зная, как поступить с крышкой унитаза, затем вспомнил надвигающуюся больничную каталку, которая должна была бы снести ему череп, однако не сделала этого, поднял крышку и шагнул в унитаз. Он сжал зубы, приготовившись к удару в голень — одно дело знать,