жонглирующему цыгану.

— Линда, вернись! — резко окликнула ее Хейди. Ее пальцы ощупывали воротник свитера. Когда она бывала чем-то расстроена, это был ее обычный жест. Халлек предполагал, что она сама не знает за собой такой привычки.

— Мам, ну почему? У них там представление, кажется.

— Потому что они цыгане, — сказала Хейди. — Держись от них подальше. Они все жулики.

Линда посмотрела на мать, потом перевела взгляд на отца. Билли только пожал плечами. На лице дочери он увидел разочарование, а Хейди все теребила воротник свитера, явно чем- то недовольная.

Парень забросил свои булавы обратно в микроавтобус одну за другой. Девушка неземной красоты начала бросать ему одну за другой пять индейских дубинок. Парень принялся жонглировать ими, подбрасывая некоторые вверх из-под мышки и крича при этом: «Хой!»

Пожилой человек в спецовке фирмы «Ошкош» и в клетчатой рубашке раздавал какие-то рекламные листовки. Прекрасная женщина, бросившая молодому жонглеру дубинки, выскочила из фургона с мольбертом. Установила его, и Халлек подумал: «Сейчас выставит какие-нибудь пошлые морские пейзажи, возможно, еще фотографии президента Кеннеди». Однако вместо картин она установила на подставке мишень. Кто-то из фургона кинул ей рогатку.

— Джина! — крикнул ей жонглер, подбрасывая индейские дубинки, и широко улыбнулся красавице, обнаружив отсутствие нескольких передних зубов. Линда вдруг решительно села на траву. Ее понятие мужской красоты формировалось извечными программами ТВ. Красота молодого цыгана погасла в один миг. Хейди перестала ощупывать воротник свитера.

Девушка бросила рогатку парню, а он бросил одну дубинку и, не меняя темпа, заменил ее рогаткой. Халлек тогда подумал: «невозможный трюк». Парень сделал пару-тройку кругов, потом перебросил ей рогатку обратно и ухитрился успеть поднять дубинку, пока остальные кувыркались в воздухе. Послышались разрозненные аплодисменты. Кое-кто из местных улыбался, Билли тоже поймал себя на этом. Но остальные смотрели настороженно.

Девушка отбежала от мишени, извлекла из нагрудного кармашка шарики от подшипников и стрельнула из рогатки три раза подряд в самый центр мишени — плоп, плоп, плоп. Никто из цыган ничего не продавал. Это было совершенно очевидно. Не было здесь и гадающих на картах.

Тем не менее полицейский автомобиль Фэйрвью вскоре прибыл, и из него вышли двое полицейских. Один был Хопли — начальник полиции, мужчина лет сорока, несколько грубовато красивый. Цыганская активность несколько сбавила темп, еще некоторые мамаши воспользовались этим, чтобы увести своих завороженных детей. Дети постарше протестовали, а малыши заплакали, когда их утаскивали прочь со зрелища.

Хопли начал обсуждать с молодым жонглером факты текущей жизни (дубинки, раскрашенные в синий и красные цвета, были рассыпаны по траве). К их беседе присоединился и пожилой цыган в спецовке. Он что-то сказал, и Хопли покачал головой. Заговорил, сильно жестикулируя, жонглер. Он подошел к патрульному полицейскому, сопровождавшему Хопли. Вся эта картина была до боли знакома, и Халлек вспомнил: типичная разборка игроков на матче бейсбола.

Цыган в спецовке взял жонглера за руку и потянул его на пару шагов назад, при этом выглядел, как школьный наставник, разнимающий «горячие головы». Парень сказал что-то еще, и Хопли снова покачал головой. Тогда он начал что-то выкрикивать, но до Билли доносились только голоса.

— Мам, а что там происходит? — спросила Линда, явно заинтригованная.

— Ничего особенного, — ответила Хейди. Она вдруг начала собирать и укладывать вещи. — Вы закончили есть?

— Да, спасибо. Пап, может, ты знаешь — чего это там?

У него на языке вертелось: «Ты наблюдаешь классическую сцену, Линда. Происходит Изгнание Непрошенных». Но глаза Хейди были строго нацелены на его лицо, губы плотно сжаты, — совершенно очевидно, она считала, что здесь не место для грубых шуток.

— Не очень сам понимаю, — ответил он. — Просто различие во мнениях.

«Ничего особенного» было ближе к истине: собак ни на кого не спустили, резиновыми дубинками не махали, и «воронок» с решетками на окнах не припарковывался поблизости. Театральным жестом парень высвободил руку из пальцев «наставника», быстро собрал индейские дубинки и снова принялся жонглировать ими. Но от гнева рефлексы подводили, и представление получилось на сей раз убогим. Две дубинки упали почти немедленно, причем одна стукнула его по ноге. Некоторые из детей засмеялись.

Второй полицейский нетерпеливо направился было к упрямому парню, но Хопли удержал его. Потом Хопли прислонился к дереву, сунул большие пальцы за широкий пояс и уставился куда-то в пустоту. Он сказал что-то другому полицейскому. Тот с готовностью вытащил записную книжку из кармана брюк, лизнул палец, перелистал ее и направился к ближайшей машине — дряхлому «Кадиллаку-купе» начала шестидесятых годов. Что-то старательно писал, потом перешел к фургону «фольксвагена» — микроавтобусу.

Цыган подошел к Хопли и начал что-то торопливо говорить. Хопли пожал плечами и отвернулся. Патрульный полицейский перешел к старому «Форду-универсалу». Цыган оставил Хопли и подошел к молодому парню. Что-то ему доказывал, размахивая руками в теплом весеннем воздухе. Билли Халлек начал терять интерес и отвел взгляд от цыган, которые совершили ошибку, остановившись в Фэйрвью по пути из ниоткуда в никуда.

Жонглер внезапно повернулся и направился к микроавтобусу, бросив остальные дубинки на траву («Фольксваген» был припаркован позади пикапа с намалеванной женщиной и единорогом). Цыган наклонился и собрал их, о чем-то говоря Хопли. Хопли снова пожал плечами. Билли Халлек не был телепатом, но знал, что Хопли получает удовольствие от всей ситуации. Это так же верно, как то, что на ужин он, Хейди и Линда будут доедать какие- нибудь остатки после пикника.

Молодая цыганка, стрелявшая из рогатки, попыталась заговорить с жонглером, но он, проходя мимо, сердито отмахнулся и влез в маленький автобус. Она постояла немного, глядя на пожилого цыгана с охапкой дубинок, и тоже полезла в микроавтобус. Халлек, уже весьма безразлично наблюдавший за всем, в этот миг не смог оторвать от нее взгляда. Волосы ее были длинными, от природы волнистыми, они черными волнами спускались по спине. Блуза со штампованным рисунком и скромная юбка могли быть приобретены на самой дешевой распродаже, но тело цыганки удивляло экзотичностью и изяществом — кошка, пантера, леопард. Когда она ступила ногой в фургон «Фольксвагена», юбка на миг приподнялась, и он успел увидеть прекрасные линии ее бедер. В этот момент он безумно захотел ее и мысленно представил себя лежащим на ней в самый темный час ночного времени. Пробуждение былой страсти. Обернулся к Хейди. Ее губы были сжаты в ниточку, даже побелели, глаза смотрели, как тусклые монеты: его взгляда на цыганку она не заметила, но увидела приподнявшуюся юбку и то, что под ней скрывалось, и все, конечно, поняла.

Полицейский с записной книжкой подождал, пока девушка скрылась в машине, захлопнул блокнот, сунул его в карман и подошел к Хопли. Цыганские женщины созывали своих детишек к машинам. Старый цыган с охапкой дубинок снова подошел к Хопли и опять что-то сказал. Хопли решительно и бесповоротно отказал, покачав головой.

На этом все и решилось.

Подъехала еще одна патрульная машина, на крыше которой лениво поворачивался фонарь-мигалка. Цыган посмотрел на нее, потом окинул взглядом городской сад Фэйрвью с