автобусам, направлявшимся в другие районы города. Я зашла в кафе и уточнила адрес церкви Святой Элизабет Ситон.
Поднимаясь по лестнице, я поняла, что меня ввел в заблуждение фасад дома. Церковь находилась в частном особняке конца восемнадцатого века, построенном в раннем федеральном стиле. Стройные колонны с ионическими капителями и изящный интерьер благополучно пережили двести лет коммерческой застройки, чтобы дать приют небольшой часовне в честь первой американской католической святой.
Служба уже началась. Я прошла в дальнюю часть зала и села на скамью под кружевным балконом, спрятавшись в его тени от глаз других участников церемонии.
Молитвы чередовались с псалмами. Коллеги Пэйдж один за другим поднимались с мест, превозносили ее достоинства и скорбели о скоропостижной и безвременной кончине. Мужчин пришло больше, чем женщин, все были в строгих деловых костюмах. Дамы постарше прикладывали к глазам платки.
Я не знала, кто из присутствующих посвящен в подробности судебного процесса, кроме начальника Пэйдж и двоих сослуживцев. Ни один из выступавших не затронул эту тему. Я оглядывала комнату в поисках человека, назвавшегося Гарри Стрэйтом, но здесь его не было.
Напоследок спели гимн «Перед лицом ночи». Во время исполнения все поднялись и стояли, пока органист не закончил играть. К тому времени как толпа сгрудилась у выхода, большинство уже обсуждали положение на бирже и перспективы повышения учетной ставки в связи с прогнозом экономического роста. Кто-то собирался помянуть Пэйдж за бокалом мартини в ближайшем баре.
Я отделилась от общей группы и вернулась в последний ряд, чтобы немного посидеть в одиночестве. Мерсер не пришел, и я решила, что он не смог припарковаться в тесном лабиринте соседних улочек.
Закрыв глаза, я думала о Пэйдж Воллис, перебирая в памяти события, известные мне по ее рассказам, и вспоминая о тех бедах и страданиях, которые она пережила незадолго до смерти. Я знала, что жизнь часто бывает несправедлива. С этим фактом я ежедневно сталкиваюсь на работе.
Около девяти в зале появился служитель с огромной метлой. Он попросил освободить храм, и я извинилась, что так засиделась. Помолившись еще раз за Пэйдж, я взяла зонтик и вышла.
Мерсера нигде не было. Я спряталась от дождя под лестницей у старого дома и стала оглядывать улицу в поисках его машины. Потом включила мобильник и посмотрела на дисплей.
Под лестницу нырнул высокий мужчина с зонтом и в длинной куртке с капюшоном. От него несло спиртным, и он что-то бормотал себе под нос. Не глядя на него, я покинула свое укрытие и вышла на безлюдный тротуар.
Мужчина последовал за мной, и я поискала взглядом полицейского. На улице все еще было полно машин, которые ехали на север в сторону ФДР-драйв и на запад к туннелю Бруклин — Бэттери. Я выскочила на Стейт-стрит и остановилась на разделительной полосе посреди проезжей части, безуспешно пытаясь поймать такси.
Мужчина направлялся в мою сторону. Сердце заколотилось, и я попыталась успокоиться, говоря себе, что это просто уличный бродяга, который хочет улучить момент и стащить мою сумочку. В потоке машин появился просвет, я перебежала на соседний тротуар и поспешила к Брод-стрит.
Я обернулась: мужчина по-прежнему шел за мной. Зонт скрывал верхнюю часть его лица, а нижнюю заслонял поднятый воротник. Где, черт возьми, все эти трудолюбивые яппи, которые засиживаются допоздна в своих небоскребах на Уолл-стрит? Кажется, ливень всех загнал под крышу.
Я повернула за угол и заметила потускневшую деревянную вывеску: «Таверна Френсиса». Памятная дощечка у входа обозначала историческое место, где Джордж Вашингтон выступал перед армией. Секунд десять я изо всех сил дергала ручку, пока не разобрала на окне маленькие буквы: «Закрыто по понедельникам».
Я все еще сжимала в руке мобильник. Узкие извилистые переулки по обе стороны от главной магистрали — ненадежное укрытие. Обогнув угол здания, выходившего на Коэнтес-Слип, я набрала 911. Позади меня с грохотом упал мусорный бак и покатился ко мне. Я оглянулась и шагнула в сторону, пропуская его. Мой преследователь куда-то исчез, а в баке, с которого слетела крышка, копошились три жирные крысы.
Оператор на линии спросила, что случилось.
— За мной гонится какой-то человек, — пробормотала я, задыхаясь от волнения и спешки.
— Говорите помедленней, мэм. Я вас не поняла.
— Меня преследует…
— Вы сказали «астма», мэм? Я слышу, как вы тяжело дышите. Вам нужна медицинская помощь?
На пересечении Уотер и Брод-стрит я обернулась и увидела знакомую фигуру.
— Нет. Мне нужна патрульная машина.
— Вы сидите в патрульной машине? Объясните, что происходит.
Я снова перебежала улицу и наступила в огромную лужу у бордюра. В свое время мне пришлось прослушивать тысячи записей звонков в службу 911. Некоторые операторы отвечали так, что потом их увольняли — они кричали на жертв изнасилования, задыхавшихся от колотых ран в груди, чтобы те перестали, наконец, шипеть в трубку и говорили громче. Другие, напротив, проявляли редкую отзывчивость и даже спасали человеческие жизни благодаря своему умению и такту. Но теперь проблема была только во мне.
Я встала и постаралась говорить отчетливей.
— За мной гонится какой-то человек. Мне нужна полиция.
— Что он вам сделал, мэм?
Ничего, подумала я. Абсолютно ничего.
Я снова оглянулась и увидела, как мужчина лавирует между автомобилей, по которым стекают потоки воды. Лица по-прежнему не было видно, и я попыталась разглядеть хотя бы нижнюю часть тела. В глаза бросились синие брюки, похожие на полицейскую форму, и блестящие черные ботинки.
— Мне кажется… он хочет на меня напасть.
— Где вы находитесь?
— Перекресток Уайтхолл и Стейт-стрит.
— Оставайтесь на связи. Я вам кого-нибудь пришлю.
Я снова бросилась бежать и в конце улицы перелезла через ограждение, отделявшее станцию паромной переправы на Стейтен-айленд. Прыгая на землю, я уронила зонт. Мой длинноногий преследователь без труда перемахнул через бетонный блок, на ходу борясь со своим зонтом, который порывистый морской ветер вырывал у него из рук.
Меня оглушили корабельные гудки, крики чаек и звон качавшихся на воде колокольных буев. Я уже лет двадцать не плавала на пароме и не представляла, в какой части острова он причаливает и насколько увеличилась плата за проезд.
Впереди виднелись очертания темного парома, перед турникетом толпились промокшие пассажиры, которым не терпелось поскорей попасть в сухую каюту и отправиться домой. Я побежала к ним.
Что-то ударило меня сверху по правому плечу, и я упала на колено. Перед глазами вспыхнули искры, и я инстинктивно оттолкнулась левой рукой, чтобы подняться на ноги. Мужчина в черной куртке снова занес над головой сложенный зонт и обрушил его на мою спину. В последний момент я успела отшатнуться и упала в ледяную лужу.
Я стала кричать, чтобы привлечь внимание людей. Но меня не слышали из-за клаксонов, гудков с моря и воя далекой сирены. Я надеялась, что это приближается патрульная машина.
Вскочив на ноги, я чудом увернулась от тяжелого башмака и бросилась к парому. Путь мне преградил огромный чугунный турникет. Проскочить под ним было невозможно, я метнулась в сторону и влезла на один из опорных блоков, чтобы перебраться на другую сторону. Мужчина почти настиг меня, и, перед тем как спрыгнуть, я развернулась и со всей силы ударила его ногой в грудь. Он вскрикнул и отступил назад.
Люди стали останавливаться. Наверно, я выглядела ужасно. Мокрые спутанные волосы, вся одежда в грязи. Я спрыгнула с другой стороны турникета и без всякой причины заехала в живот первому
