берег, мы ринулись к костру, быстро завернулись в одеяло; от наших мокрых тел и волос во все стороны летели брызги.
Согревшись, я сел, скрестив ноги, и стал подбрасывать в огонь поленья, наблюдая, как поднимаются вверх жадные оранжевые языки. Алике прижалась ко мне, положив влажную руку на спину. Вода была холодна, но ночь оказалась на удивление теплой, а костер исправно согревал наши мокрые тела.
Моя подруга улеглась на спину, бесстыдно раскинувшись и расставив ноги, а неверный свет бросал странные отблески на ее обнаженное тело. Она лежала, устремив на меня свои темные чудесные глаза, лицо обрамляли пушистые, уже высохшие черные кудри… Алике прошептала:
— Я помню, как впервые увидела тебя обнаженным, сидящим передо мной в свете костра. Нам было лет по четырнадцать, я точно не могу сказать. Это случилось так давно… — Она говорила, слова обрывками вылетали из груди моя подруга ушла в прошлое.
— Думаю, что это произошло в ту ночь, когда мы большой компанией отправились на берег Эно: ты, я, Марш, Дэви, еще две сестры, что все время болтались под ногами…
А, Дженни и Мари дос Сантос? Черт, я и сам забыл. Высокие, стройные девушки, плоскогрудые и костлявые. Они играли в баскетбол на школьном дворе, а я, глядя на них, думал, какие они холодные, голенастые и худые. Однако ловкость, с которой эти девицы двигали своими костлявыми конечностями и управлялись с мячом, восхищала меня.
Помню, как до хрипоты спорили об их волосах Марш и Дэви. Дэви хотел, чтобы они уложили их в жгуты вокруг головы; Марш же предпочитал пушистые и распущенные пряди. Алике смеялась над ними, говоря, что девушек две и каждый из молодых людей может требовать от них того, чего он хочет.
А Дженни и Мари желали носить одинаковые прически — сестры все же — и плевать хотели на просьбы других. Они предпочитали тонкие косички, завязанные внизу веревочками с бусинками. Это ужасно не нравилось ни Маршу, ни Дэви. Они, эти бусинки, клацали и стучали при ходьбе, раздражая окружающих.
Стоял яркий, летний, солнечный день, похожий на остальные дни, и шестеро мальчиков и девочек шли по лесу вдоль какой-то старой, заброшенной дороги рядом с Пайнимоунтин Крик. Ручей вытекал из леса и проходил под магистралью N1-85.
Мы играли в зеленые береты: нам приходилось туго — дорога на север, к поросшей густой растительностью местности, оказалась трудной. Мы шептались о том, скольких хруффов убьем, как будем сражаться и прикончим остальных. Некоторое время мы еще поиграли в войну, затем начали дурачиться, бегать между деревьями друг за другом, останавливались, чтобы снять с кожи клеща, и продолжали резвиться.
Мы оделись как раз по погоде — в шорты цвета хаки и темно-зеленые майки на девушках, хотя даже Алике нечего было скрывать, а на ребятах были свободные шорты и безрукавки. Бегать и гулять по лесу было очень удобно в кроссовках, самой лучшей обуви, что можно было купить за деньги или вытащить из-под обломков разрушенного магазина или торгового центра.
Вообразите себе группу юнцов, прячущихся под опорами автострады и выглядывающих на пустое бетонное шоссе. На нем находилась лишь пара искореженных легковых машин да перевернутый грузовик, чья кабина была разбита всмятку.
Мы прятались, выглядывали из-за деревьев, ожидая тогo, кто никогда не придет.
Алике подтолкнула меня и изумленно прошептала что-то. Дэви и Дженни, которые вошли в роль освободителей, сидели рядом и напряженно вглядывались в дорогу, бормоча что-то о дьяволах-хруффах…
Скучный, толстый Марш и не менее скучная Мари скорчились невдалеке от юных «освободителей». Девушка удобно устроилась на коленях и руках Марша, а юноша, поигрывая мускулами, водил пальцами под ее шортами, трогал мягкую плоть между ног. Мари оставалась абсолютно неподвижной, нет, не совсем, я ошибался. Она едва шевелилась, слегка передвигая бедра, чтобы рука юноши могла найти более чувствительное место.
Алике подавила смех, не желая показать, что за парочкой наблюдают. По-моему, Марш был не в состоянии представить, что в мире есть что-нибудь еще, кроме его пальцев и паха Мари. Хихикая, моя подруга дышала в затылок, наверно, у нее тоже имелись кое-какие мысли, потому что мы уже несколько месяцев встречались с ней.
Над нами нависла тень, которая двигалась. Мы слышали шепот ветра.
Марш убрал руку с бедра Мари и, подняв голову, удивленно взглянул на небо, открыв рот. Я обнял Алике, прижал ее ближе к себе и тоже посмотрел вверх, хотя отлично знал, что увижу. Над головой висел патрульный корабль хруффов, похожий на военные звездолеты Джона Картера Барсултана, покоящийся на потоках воздуха, ощетинившийся жерлами пушек и ожидающий приказа пустить их в ход.
Мы забыли о Вторжении и о мире, нас окружающем.
Дэви сидел на пятой точке, подняв колени и положив на них локти, держа выструганный из дерева прутик, как оружие, магическое, волшебное оружие, всемогущее и не знающее преград.
Я попытался вспомнить, как горел корабль хруффов, рухнув на землю, но образ уже исчезал, оставив лишь видение огненного шара на земле, уничтожившего монумент Вашингтону.
Над нашими головами пролетал корабль куда-то на запад вдоль шоссе 85/70/15-501 в направлении Северного Дурхейма, за Ралей.
— Когда-нибудь, — проговорил Дэви, — нам будет известно, что делать.
Мы верили в то, что однажды наступит наше время и мы не будем прятаться, закрывать головы руками и кричать в ужасе, как наши родители.
Лежа сейчас рядом со мной (вода еще стекала с ее живота) Алике провела руками по своим бедрам:
— Мы верили в свои фантазии.
Я кивнул, не желая больше ничего вспоминать, а желая только смотреть на нее, пользуясь предоставившейся возможностью. Мне хотелось запомнить ее именно такой, с каплями воды, сверкающими на теле, словно бриллианты. Я буду лежать на наложнице, медленно двигаться и вспоминать Алике.
— Не все забыто, Ати.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием дров; пляшущие языки пламени заставляли тени на лоне подруги передвигаться.
Она продолжала:
— Некоторые люди полагают, что не все потеряно. — Женщина гладила мою руку, выступающие мускулы, сухожилия, ответственные за движения пальцев.
Господи, чушь какая, просто воспоминания, ничего больше. Я водил рукой по низу ее живота, ощущая невероятно гладкую кожу, мягкую плоть, которая вздуется, если нажать сильнее.
И пока я забавлялся с волосами на ее треугольнике, вытирал липкую влагу, Алике беседовала со мной, говоря о наших мечтах, о том, как их надо лелеять, как им следовать и воплощать в жизнь.
Мне пришлось бы туго, но меня загипнотизировало ее присутствие, ее дыхание, ощущение мягкой влаги под пальцами, ее ответная реакция, то, как двигалось ее тело, даже когда женщина разговаривала.
— Мечты, Ати, реальность, это огромное, широкое небо над головами. Ты был там, ты знаешь, что возможно, а что нет. Теперь ты вернулся домой, мы так ждали тебя…
«Мы?»