– Ради бога, учитель, кликните вашу собаку! Плутон растерзает ее в клочья!
Я отмахиваюсь.
– Плутон, Плутон, ах ты стервец, ах ты проклятый, сюда! – взволнованно кричит крестьянин; запыхавшись, подбегает он к собакам и пытается разнять их. Но вихри пыли с отчаянным лаем уносятся метров на сто дальше и снова свиваются в клубок.
– Погиб ваш пес, – стонет крестьянин и опускает руку с дубинкой. – Но я заявляю вам наперед: платить за него я не стану. Вы могли позвать его.
– Кто погиб? – переспрашиваю я.
– Ваш пес, – упавшим голосом повторяет крестьянин. – Треклятый дог прикончил уже с дюжину собак.
– Ну, что касается Волка, то мы еще посмотрим, – говорю я. – Это не просто овчарка, любезный; это фронтовой пес, старый солдат, понятно?
Столб пыли рассеивается. Собаки выкатились на луг. Я вижу, как Плутон норовит насесть на Волка и укусить его в спину. Если это ему удастся, собака моя погибла, – дог раздавит ей позвонки. Но овчарка, увертливая как уж, на расстоянии сантиметра ускользает от своего противника и, перекувырнувшись, опять набрасывается на дога. Тот рычит и тявкает. Волк же нападает беззвучно.
– Ах, черт! – бормочет крестьянин.
Дог отряхивается, подскакивает, хватает воздух, яростно поворачивается, снова подскакивает – опять мимо, и кажется, будто дог там один, так незаметна овчарка. Как кошка, прыгает она, почти вровень с землей (навык связной собаки), проскальзывает у дога между ног, хватает его снизу, кружит вокруг него, гонится за ним, вдруг впивается зубами ему в живот и крепко, не выпуская, держит.
С бешеным воем припадает дог к земле, пытаясь таким же образом схватить Волка. Но, воспользовавшись этим, овчарка уже отпустила своего противника и, мелькнув как Тень, рывком впивается догу в глотку. И лишь теперь, когда Волк крепко держит дога, который отчаянно бьется и катается по земле, я в первый раз за время этой схватки слышу глухое, злобное рычание своей собаки.
– Ради бога, учитель, – кричит крестьянин, – позовите своего пса! Он растерзает Плутона в клочья!
– Я могу звать его сколько угодно, он теперь все равно не подойдет, – говорю я. – И вполне правильно поступит. Пусть сначала справится с этим паршивым Плутоном.
Дог скулит и повизгивает. Крестьянин поднимает дубину, чтобы отогнать Волка. Я вырываю ее у него из рук, хватаю его за грудь и реву:
– Не сметь! Ваш ублюдок первый начал!
Я готов избить его.
К счастью, мне видно, как Волк внезапно оставляет бульдога и мчится к нам: ему показалось, что на меня нападают. Мне удается перехватить его, иначе крестьянин остался бы по меньшей мере без куртки.
Плутон между тем незаметно скрылся. Я похлопываю Волка по шее, успокаивая его.
– Да это сущий дьявол! – бормочет перепуганный крестьянин.
– Правильно, – с гордостью говорю я, – это старый солдат. Такого задирать нельзя.
Мы двинулись дальше. За деревней идут сначала луга, а потом начинается степь, покрытая можжевельником и курганами. На опушке березовой рощицы пасется стадо овец. В лучах заходящего солнца их пушистые спины отливают блеклым золотом.
Вдруг Волк, вытянувшись в струнку» скачками несется к стаду. Боясь, что он еще разъярен после стычки с догом, бегу за ним, чтобы предотвратить кровавую бойню.
– Берегись! Следи за собакой! – кричу я пастуху.
Пастух смеется:
– Да ведь это овчарка, она не тронет овец.
– Нет, нет, вы не знаете, – волнуюсь я, – она таких вещей не понимает. Это фронтовая собака!
– Да чего там толковать, – говорит пастух, – овчарка что фронтовая, что не фронтовая, – все равно. Она ничего им не сделает. Вот глядите, ну, глядите же! Хорошо, псина, молодчага! Лови их, лови!
Я не верю глазам своим. Волк, Волк, который в жизни своей овцы не видел, сгоняет в кучу стадо, будто никогда ничем другим не занимался. Большими прыжками носится он с лаем за двумя ягнятами, отбившимися от стада, и загоняет их назад. Всякий раз, как какая-нибудь овечка отбегает или останавливается, он загораживает ей дорогу и щиплет за ноги, так что она волей-неволей бежит к стаду.
– Пес что надо! – восхищается пастух. – Видите, он только пощипывает их. Ах, молодчина!
Собаки не узнать. Глаза сверкают, разорванное ухо болтается. Она бдительно обегает стадо, и я вижу, как она необыкновенно возбуждена.
– Куплю вашу собаку без торга, – говорит пастух. – Она справляется со стадом не хуже моей. Вы смотрите, как она гонит овец к деревне! Ее и обучать не надо.
Я не знаю, что со мной происходит.
– Волк, – зову я, – Волк! – и чувствую, что сейчас зареву, глядя на него. Ведь вот он тоже вырос под пулями, а теперь, хотя никто никогда не учил его, он все-таки сразу находит свое призвание.
– Сто марок наличными и в придачу овцу заколю, – предлагает пастух.
Я мотаю головой:
