— Он дышит?

— Нет. — Керн внезапно почувствовал, что смертельно устал. — Бессмысленно. Человек хотел умереть. Зачем мешать?

— Но, ради бога…

— Успокойтесь! — Керн сказал это очень тихо, но в его голосе послышалась угроза. Еще одно слово — и он бы не выдержал. Он знал, что ему хотел сказать этот человек. Но он знал, что несчастный повесился бы и во второй раз, если б сейчас его спасли. — Попробуйте, — сказал он спустя минуту, более спокойно. — Он-то уж наверняка знал, почему не хотел больше жить.

Вскоре появился дежурный.

— Что за шум? Вы что, спятили?

— Здесь повесился человек…

— О, боже! Еще этого не хватало! Он жив?

Дежурный открыл дверь. От него сильно несло вином и сервелатом. Вспыхнул карманный фонарик.

— Он умер?

— Наверно.

— Ну, тогда у нас есть время до утра. Пусть этим занимается Штерникош. Я ничего не знаю.

Он хотел уйти.

— Стойте! — сказал Керн. — Вы немедленно вызовете санитаров. Из скорой помощи.

Дежурный уставился на него.

— Если они не явятся через пять минут, разразится скандал, и вы лишитесь своего места!

— Ведь его, может быть, еще можно спасти! С помощью кислоты! — закричал человек из глубины комнаты, где он, словно тень, подымал и опускал руки повесившегося.

— Неплохо начинается денек, — проворчал дежурный и исчез.

Через несколько минут явились санитары и забрали труп. Вскоре после них снова появился дежурный.

— Вы должны сдать подтяжки, ремни и шнурки.

— Я не повешусь, — ответил Керн.

— Все равно. Вы должны сдать.

Они отдали ему вещи и присели на нары. В комнате кисло пахло рвотой.

— Через час рассветет, тогда вы сможете все убрать, — сказал Керн.

В горле пересохло. Ему очень хотелось пить. Все внутри казалось сухим и забитым, будто он наглотался угля и ваты. И будто он никогда больше не очистится от этого.

— Страшно, правда? — спросил другой через минуту.

— Нет, — ответил Керн.

На следующий день их перевели в большую камеру, в которой уже сидели четверо. Керну показалось, что все они были эмигрантами, но это его не интересовало. Он слишком устал и забрался на нары. Но заснуть не мог. Он лежал с открытыми глазами, уставившись на маленький зарешеченный четырехугольник окна. Поздно, около полуночи привели еще двоих. Керн их не видел, слышал только, как они устраивались на ночлег.

— Интересно, когда мы снова выйдем отсюда? — робко спросил в темноте один из новоприбывших.

Ответ последовал не сразу.

Затем заворчал чей-то бас.

— Все зависит от того, что вы натворили. За убийство с целью грабежа будете сидеть пожизненно, за политическое убийство — восемь дней.

— Меня только во второй раз поймали без паспорта.

— Это хуже, — пробурчал бас. — Можете наверняка рассчитывать на четыре недели.

— О боже! А у меня в чемодане курочка! Жареная курочка! Она же протухнет, пока я выйду!

— Несомненно, — подтвердил бас.

Керн прислушался.

— А у вас не было и раньше курочки в чемодане? — спросил он.

— Да, была! Правильно! — удивленно ответил новичок не сразу. — А откуда вы это знаете, любезный?

— И тогда вас тоже арестовали?

— Конечно. А кто меня спрашивает? Кто вы? И как могло случиться, что вы знаете об этом? — возбужденно спросил голос из темноты.

Керн расхохотался. Он чуть не задохнулся от смеха. Он смеялся, словно его заставляли, смехом, похожим на болезненную спазму, и в этом смехе разрядилось все, что накопилось в Керне за два месяца, — ярость из-за ареста, одиночество, страх за Рут, попытки не потерять себя, ужас перед висельником.

— Цыпленок, — едва выдавил он. — Это, действительно, Цыпленок. И снова с цыпленком в чемодане! Какое совпадение!

— Вы называете это совпадением? — с яростью набросился на него Цыпленок. — Это мой проклятый рок — вот это что!

— Вам, кажется, не везет на жареных курочек, — сказал бас.

— Заткнитесь! — набросился на них другой. — Чума порази ваших жареных курочек! Устроить такой концерт среди ночи. У меня в животе все перевернулось от голода.

— Возможно, между ним и курочками есть и более глубокая связь? — высказал предположение бас.

— Он с таким же успехом может иметь эту связь и с детскими куклами, — промычал человек без родины.

— Или с раком желудка? — взвизгнул чей-то высокий раздавленный тенор.

— Не был ли он раньше лисицей? — предположил бас. — А теперь курочки мстят ему…

Цыпленок еще раз вставил свое слово.

— Это же безбожная подлость — издеваться над человеком в его несчастье!

— Когда это было? — звучно спросил бас.

— Тихо! — заорал из коридора дежурный. — Это тюрьма, а не какой-нибудь ночной клуб!

Керн подписал свое второе обязательство о выезде из Австрии без права возвращения в эту страну когда бы то ни было. Но на этот раз он не испытал никаких горестных чувств. Он думал только, что, быть может, уже на следующее утро снова будет в Пратере.

— Вам нужно захватить в Вене какие-нибудь вещи? — спросил чиновник.

— Нет, никаких.

— Вы знаете, что вас ожидает по крайней мере три месяца тюрьмы, если вы снова вернетесь в Австрию?

— Да.

Минуту чиновник смотрел на Керна. Потом сунул руку в карман и достал бумажку достоинством в пять шиллингов.

— Вот, возьмите и выпейте по этому случаю. Я тоже не в силах изменить законы. Купите «гумбольдс- кирхнер». В этом году оно самое лучшее. Ну, с богом!

— Спасибо, — Керн был ошеломлен. Первый раз в жизни он получил подарок от полиции. — Большое спасибо. Я не потрачу зря эти деньги.

— Хорошо, хорошо. А теперь собирайтесь. Ваш провожатый уже ждет.

Керн спрятал деньги. На эту сумму он мог не только купить две четвертинки «гумбольдс-кирхнер», но и проехать часть пути обратно до Вены по железной дороге. Это было менее опасно.