На перроне Рут взяла руками его голову и серьезно посмотрела на него.
— Хорошо, что ты меня проводил. — Она поцеловала его. — А сейчас уходи. Уходи, а я уйду в вагон. Я не хочу сейчас снова расплакаться. Иначе ты подумаешь, что я больше ничего и не умею. Иди…
Керн продолжал стоять.
— Я не боюсь прощаться. Я уже со многим прощался. А это не прощание.
Поезд тронулся. Рут замахала рукой. Керн продолжал стоять. Ему казалось, будто вымер весь город.
Перед входом в отель он встретил Рабе.
— Добрый вечер, — сказал он, вытащил пачку сигарет и протянул, предлагая закурить. Рабе отскочил и поднял руку, словно защищаясь от удара. Керн удивленно взглянул на него.
— Извините, — смущенно сказал Рабе. — Это все… непроизвольно…
Он взял сигарету.
Штайнер уже две недели работал кельнером в гостинице «Зеленое дерево». Стояла поздняя ночь. Хозяин часа два тому назад улегся спать, а за столиками сидело всего несколько посетителей.
Штайнер опустил ставни.
— Отличный вечер, — сказал он.
— Выпьем еще по рюмочке, Иоганн? — сказал один из посетителей, столяр с длинным, как огурец, лицом.
— Хорошо, — ответил Штайнер. — «Миколаш»?
— Нет, никакого венгерского. Давай начнем с доброй сливянки.
Штайнер принес бутылку и рюмки.
— Выпей и ты, — предложил столяр.
— Только не сегодня. Сегодня я или совсем больше не пью, или должен напиться вдрызг.
— Ну, тогда напивайся. — Столяр потер свой огурец. — Я тоже напьюсь! Представь себе — третья дочь! Приходит сегодня утром акушерка и говорит: «Поздравляю, господин Блау, третья дочурка, здоровенькая». А я-то был уверен, что у меня будет парнишка! Три девчонки — и ни одного парня. Разве от этого не спятишь, Иоганн? Ты же человек, ты должен это понять!
— Ну, еще бы! — ответил Штайнер. — Давай будем пить из стаканов.
Столяр ударил кулаком по столу.
— Черт бы побрал все это!.. Да, ты прав. Конечно! Стаканы — это хорошая мысль! И как только я сам до этого не додумался.
Они взяли стаканы и пили целый час. В голове у столяра все перепуталось, и он стал жаловаться на то, что жена родила ему трех сыновей. Он с трудом расплатился и, качаясь, вышел со своими собутыльниками на улицу.
Штайнер убрал помещение. Он налил себе еще полный стакан сливянки и выпил.
В голове шумело. Он уселся за стол и, уставясь в одну точку, стал о чем-то размышлять. Потом поднялся и отправился в свою каморку. Там он начал рыться в вещах, нашел фотографию жены и долго смотрел на нее. За все это время он ничего о ней не слышал. Он никогда ей не писал, подозревая, что почту проверяют. И он думал, что она возбудила против него дело о разводе.
— Черт возьми! — Он поднялся. — Может, она давно забыла меня и живет с другим! — Он рывком разорвал фотографию. — Я тоже должен выбраться. Иначе это меня доконает. Я же одинокий мужчина, я — Иоганн Губер, а не Штайнер, все! Точка.
Он выпил еще стакан, затем закрыл дверь и вышел на улицу. Вблизи окружной дороги с ним заговорила девица.
— Пойдешь со мной, дорогой?
— Да.
Они пошли рядом. Девица искоса испытующе посматривала на Штайнера.
— Ты даже не взглянул на меня!
— Взглянул, — ответил Штайнер, не поднимая головы.
— А я думаю, что нет. Я тебе нравлюсь?
— Да, ты мне нравишься.
— Что-то уж очень быстро…
Она взяла его под руку.
— А сколько ты мне заплатишь, дорогой?
— Не знаю. А сколько ты хочешь?
— Ты останешься на всю ночь?
— Нет.
— Что ты скажешь насчет двадцати шиллингов?
— Десять. Я кельнер и зарабатываю немного.
— Ты не похож на кельнера.
— Есть люди, не похожие на президентов, а государством они управляют.
Девица рассмеялась.
— А ты веселый. Я люблю веселых. Ну, ладно, десять. У меня хорошая комната. Вот увидишь, я принесу тебе счастье.
— Правда? — удивился Штайнер.
В комнате, малюсенькой каморке, обитой красным плюшем, везде стояли безделушки; столы и стулья были закрыты чехлами. На софе сидел целый ряд плюшевых медвежат, карнавальных кукол и матерчатых обезьянок. Над софой висела увеличенная фотография фельдфебеля в полной форме, с выпученными глазами и пышными усами.
— Это твой муж? — спросил Штайнер.
— Нет. Это муж моей старшей сестры, вечная ему память…
— Она, наверное, рада, что избавилась от него, правда?
— Попал пальцем в небо! — Девушка вытянула блузку из-под юбки. — Она до сих пор оплакивает его, он был очень хороший. Красавец, правда?
— Ну, а почему же она повесила его портрет у тебя?
— У нее есть другое фото. Еще больше и в красках. Конечно, раскрашена только форма, понимаешь? Ну, иди, помоги мне расстегнуть сзади блузку.
Штайнер почувствовал под своими руками упругие плечи. Он не ожидал этого. Во время войны ему приходилось иметь дело с проститутками, и он знал, что они из себя представляли — всегда что-то мягкое и серенькое.
Девушка бросила блузку на софу. У нее была полная и упругая грудь. Она гармонировала с развитыми плечами и шеей.
— Садись, дорогой, — сказала она. — Садись поудобнее. Кельнеры и мы всегда на ногах.
Она сняла юбку.
— Черт возьми! — пробормотал Штайнер, — а ты красива!
— Это я уже слышала. — Девушка аккуратно сложила юбку. — Если она тебе не помешает…
— Помешает.
Она немного повернулась к нему.
— Ты опять шутишь. А ты весельчак!
Штайнер посмотрел на нее.
— Что ты так смотришь! — спросила девушка. — Тебя прямо можно испугаться. Господи, какой пронзительный взгляд. Давно не видел женщины, да?
— Как тебя зовут? — спросил Штайнер.
— Эльвирой. Смешное имя, правда? Это все идея моей матушки. Она всегда хотела чего-то особенного. Ну, иди, ложись.
— Нет, — сказал Штайнер. — Давай еще чего-нибудь выпьем.
— А у тебя есть деньги? — быстро спросила она.
Штайнер кивнул. Эльвира, совершенно не заботясь о том, что на ней ничего нет, подошла к