– К Альфонсу. Я должна увидеть все это опять. Мне кажется, будто я уезжала на целую вечность.

– Хорошо! – сказал я. – А аппетит у тебя соответствующий! К Альфонсу надо приходить очень голодными.

Она рассмеялась:

– У меня зверский аппетит.

– Тогда пошли!

Я вдруг очень обрадовался.

Наше появление у Альфонса оказалось сплошным триумфом. Он поздоровался с нами, тут же исчез и вскоре вернулся в белом воротничке и зеленом в крапинку галстуке. Даже ради германского кайзера он бы так не вырядился. Он и сам немного растерялся от этих неслыханных признаков декаданса.

– Итак, Альфонс, что у вас сегодня хорошего? – спросила Пат и положила руки на стол.

Альфонс осклабился, чуть открыл рот и прищурил глаза:

– Вам повезло! Сегодня есть раки!

Он отступил на шаг, чтобы посмотреть, какую это вызвало реакцию. Мы, разумеется, были потрясены.

– И, вдобавок, найдется молодое мозельское вино, – восхищенно прошептал он и отошел еще на шаг. В ответ раздались бурные аплодисменты, они послышались и в дверях. Там стоял последний романтик с всклокоченной желтой копной волос, с опаленным носом и, широко улыбаясь, тоже хлопал в ладоши.

– Готтфрид! – вскричал Альфонс. – Ты? Лично? Какой день! Дай прижать тебя к груди!

– Сейчас ты получишь удовольствие, – сказал я Пат. Они бросились друг другу в объятия. Альфонс хлопал Ленца по спине так, что звенело, как в кузне.

– Ганс, – крикнул он затем кельнеру, – принеси нам «Наполеон»!

Он потащил Готтфрида к стойке. Кельнер принес большую запыленную бутылку. Альфонс налил две рюмки:

– Будь здоров, Готтфрид, свинья ты жареная, черт бы тебя побрал!

– Будь здоров, Альфонс, старый каторжник!

Оба выпили залпом свои рюмки.

– Первоклассно! – сказал Готтфрид. – Коньяк для мадонн!

– Просто стыдно пить его так! – подтвердил Альфонс.

– А как же пить его медленно, когда так радуешься! Давай выпьем еще по одной! – Ленц налил снова и поднял рюмку. – Ну ты, проклятая, неверная тыква! – зауохотал он. – Мой любимый старый Альфонс!

У Альфонса навернулись слезы на глаза. – Еще по одной, Готтфрид! – сказал он, сильно волнуясь.

– Всегда готов! – Ленц подал ему рюмку. – От такого коньяка я откажусь не раньше, чем буду валяться на полу и не смогу поднять головы!

– Хорошо сказано! – Альфонс налил по третьей. Чуть задыхаясь, Ленц вернулся к столику. Он вынул часы:

– Без десяти восемь ситроэн подкатил к мастерской. Что вы на это скажете?

– Рекорд, – ответила Пат. – Да здравствует Юпп! Я ему тоже подарю коробку сигарет.

– А ты за это получишь лишнюю порцию раков! – заявил Альфонс, не отступавший ни на шаг от Готтфрида. Потом он роздал нам какие-то скатерки. – Снимайте пиджаки и повяжите эти штуки вокруг шеи. Дама не будет возражать, не так ли?

– Считаю это даже необходимым, – сказала Пат. Альфонс обрадованно кивнул головой:

– Вы разумная женщина, я знаю. Раки нужно есть с вдохновением, не боясь испачкаться. – Он широко улыбнулся. – Вам я, конечно, дам нечто поэлегантнее.

Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его и помог Пат облачиться.

– Очень вам идет, – сказал он одобрительно.

– Крепко, крепко! – ответила она смеясь.

– Мне приятно, что вы это запомнили, – сказал Альфонс, тая от удовольствия.

– Душу мне согреваете.

– Альфонс! – Готтфрид завязал скатерку на затылке так, что кончики торчали далеко в стороны. – Пока что все здесь напоминает салон для бритья.

– Сейчас все изменится. Но сперва немного искусства.

Альфонс подошел к патефону. Вскоре загремел хор пилигримов из «Тангейзера». Мы слушали и молчали.

Едва умолк последний звук, как отворилась дверь из кухни и вошел кельнер Ганс, неся миску величиной с детскую ванну. Она была полна дымящихся раков. Кряхтя от натуги, он поставил ее на стол.

– Принеси салфетку и для меня, – сказал Альфонс.

– Ты будешь есть с нами? Золотко ты мое! – воскликнул Ленц. – Какая честь!