Машины и люди, люди и машины. Вечерние часы пик. Продолжать поиски бессмысленно. Опять неудача…
— Ушел? — спросил Морозов, подойдя к нему. Равик покачал головой.
— Очевидно, мне все время чудятся призраки.
— Ты уверен, что действительно видел его?
— Минуту назад я еще был в этом уверен. А теперь… теперь я вообще уже ни в чем не уверен. Морозов встревоженно посмотрел на него.
— Мало ли на свете людей, похожих друг на Друга.
— Да, но есть лица, которые никогда не забываются.
Равик остановился.
— Что ты намерен делать? — спросил Морозов.
— Не знаю. Да и что я могу сделать?
Морозов смотрел на толпу.
— Вот невезение! И время такое неудачное. Конец рабочего дня. На улицах не протолкнуться…
— Да…
— А тут еще так быстро стемнело… Хорошо ты его разглядел?
Равик молчал.
Морозов тронул его за руку.
— Послушай, — сказал он. — Незачем тебе сейчас бегать по городу. Выйдешь на одну улицу — и сразу же покажется, что он на другой. А шансов на успех никаких. Вернемся лучше в ресторан. Это самое верное. Сиди на месте и жди. Если снова пройдет мимо, ты его обязательно увидишь.
Они сели за крайний столик, откуда все хорошо было видно, и долго сидели молча.
— Что ты сделаешь, если встретишь его? — спросил наконец Морозов. — Ты подумал об этом?
Равик отрицательно покачал головой.
— Подумай. Лучше решить все заранее. Иначе растеряешься и натворишь глупостей. Это совсем ни к чему, особенно в твоем положении. Угодить на несколько лет в тюрьму — мало радости.
Равик молча посмотрел на Морозова.
— На твоем месте я бы тоже не стал за себя беспокоиться, — сказал Морозов. — Но тут дело касается тебя, и мне не все равно, что из этого выйдет. Как бы ты поступил, если бы он сейчас появился вон там, на углу? Бросился бы на него?
— Не знаю, Борис. Право, не знаю.
— Ты ведь без оружия?
— Без оружия.
— Кинешься на него очертя голову — тут же разнимут. Тебя потащат в полицию, а он отделается синяками и легким испугом. Понимаешь?
— Понимаю.
Равик не сводил глаз с улицы.
— В крайнем случае можно, конечно, толкнуть его под машину. Где-нибудь на перекрестке, — продолжал Морозов. — Но и это мало что даст. Все может кончиться для него несколькими ушибами.
— Не стану я толкать его под машину.
Равик не сводил глаз с улицы.
— Ты прав. Нет смысла.
Морозов немного помолчал.
— Равик, — сказал он затем. — Если это в самом деле Хааке и если он попадется тебе, надо действовать с железной уверенностью, понимаешь? Ведь это будет твой единственный шанс.
— Знаю.
Равик все еще не сводил глаз с улицы.
— Если увидишь, пойди за ним. Следуй неотступно. Узнай, где он живет, и больше ничего. Остальное обдумаешь после. Не торопись. Не делай глупостей. Слышишь?
— Да, — рассеянно отозвался Равик, по-прежнему не сводя глаз с улицы.
К столу подошел продавец фисташек. За ним — мальчик с заводными мышками. Крохотные мышки танцевали на мраморной плите столика и проворно взбегали по руке. Снова появился скрипач. Теперь он был в шляпе и играл «Parlez moi d'amour».[13] Старуха с сифилитическим носом предлагала фиалки. Морозов посмотрел на часы.
— Восемь, — сказал он. — Дальше ждать бесполезно. Мы сидим здесь больше двух часов. Он уже не появится. Сейчас вся Франция ужинает.
— Ступай, Борис. И вообще, зачем тебе торчать тут со мной?
— Не об этом речь. Мы можем просидеть здесь сколько угодно. Но я не хочу, чтобы ты довел себя до исступления. Бессмысленно сидеть часами на одном месте и ждать. Теперь ты можешь встретить его где угодно. Больше того, сейчас с ним скорее можно встретиться не здесь, а в ночном клубе или в борделе.
— Знаю, Борис.
Морозов положил свою огромную волосатую руку на плечо Равику.
— Послушай, Равик, — сказал он. — Если тебе суждено его встретить — ты его встретишь. А не суждено, будешь ждать годами и не дождешься. Понимаешь? Будь начеку! Всегда и везде! И будь готов ко всему. Вообще же советую вести себя так, будто ты обознался. Скорее всего, так оно и есть. Больше ты ничего не можешь сделать. Иначе только изведешь себя. Мне это знакомо. Лет двадцать назад я это испытал. Каждую секунду мне казалось, будто я вижу одного из тех, кто убил моего отца. Галлюцинации. — Он допил свой бокал. — Проклятые галлюцинации! А теперь пойдем. Надо поужинать.
— Ступай один, Борис. Я приду позже.
— Останешься здесь?
— Посижу еще немного. А потом в отель. Надо там кое-что сделать.
Морозов недоверчиво посмотрел на него. Он знал, зачем Равику понадобилось идти в отель. Но он знал и то, что его не переубедить. Пусть решает сам — его дело.
— Ладно, — сказал Морозов. — Я буду в «Мэр Мари». А потом в «Бубличках». Позвони или зайди. — Его кустистые брови поднялись. — И зря не рискуй. Дешевое геройство тут ни к чему! И тупой идиотизм тоже! Стреляй только в том случае, если наверняка можешь скрыться. Это тебе не детская игра и не гангстерский фильм.
— Знаю. Не беспокойся.
Равик заглянул в «Энтернасьональ» и, не задерживаясь, отправился обратно. По дороге, проходя мимо отеля «Милан», он посмотрел на часы. Половина девятого. Жоан могла быть еще дома.
Она открыла ему дверь.
— Равик! — удивилась она. — Ты пришел? Ко мне?
— Да…
— Ведь ты у меня ни разу не был. С того самого вечера.
Он рассеянно улыбнулся.
— Верно, Жоан. Странно мы с тобой живем.
— Да. Как кроты или летучие мыши. Или совы. Видимся только в темноте.
Она ходила по комнате широкими мягкими шагами. На ней был туго подпоясанный темно-синий халат мужского покроя, плотно облегавший бедра. На кровати лежало черное вечернее платье, в котором она выступала в «Шехерезаде». Жоан показалась ему очень красивой и бесконечно далекой.
— Тебе не пора уходить? — спросил Равик.
— Еще нет. Через полчаса. Как я люблю эти полчаса перед уходом в «Шехерезаду». Чего только у меня нет — и кофе, и время, которое кажется мне бесконечным. А сегодня даже и ты. У меня и кальвадос есть.
Жоан принесла ему бутылку. Не откупорив ее, он поставил бутылку на стол. Потом бережно взял Жоан за руки.
— Жоан, — сказал он.
