— Да. А что?
— О, ничего… мне только показалось…
Стемнело. Перед отелем стоял грузовик.
— Равик, — послышался голос Морозова из какого-то парадного.
— Это ты, Борис? — Равик остановился.
— Там полиция.
— Так я и думал.
— Вот удостоверение личности на имя Ивана Клуге. Помнишь, я рассказывал тебе? Действительно еще на полтора года. Пойдем в «Шехерезаду». Там сменим фотографию. Подыщешь себе другой отель и станешь русским эмигрантом.
Равик отрицательно покачал головой.
— Слишком рискованно, Борис. Фальшивые документы в военное время — опасная вещь. Уж лучше никаких.
— Что же ты намерен делать?
— Пойду в отель.
— Ты твердо решил, Равик? — спросил Морозов.
— Да, твердо.
— Черт возьми! Кто знает, куда теперь тебя загонят!
— Во всяком случае, немцам не выдадут. Этого мне уже нечего бояться. И в Швейцарию не вышлют. — Равик улыбнулся. — Впервые за семь лет полиция не захочет расстаться с нами. Потребовалась война, чтобы нас начали так высоко ценить.
— Говорят, в Лоншане создается концентрационный лагерь. — Морозов потеребил бороду. — Выходит, ты бежал из немецкого концлагеря, чтобы попасть во французский.
— Быть может, нас скоро выпустят.
Морозов ничего не ответил.
— Борис, не беспокойся за меня. На войне всегда нужны врачи.
— Каким именем ты назовешься при аресте?
— Своим собственным. Здесь я назвал его полиции только один раз. Пять лет назад. — Равик немного помолчал. — Борис, — продолжал он, — Жоан умерла. Ее застрелили. Она лежит в клинике Вебера. Надо ее похоронить. Вебер обещал мне, но боюсь, его мобилизуют прежде, чем он успеет это сделать. Ты позаботишься о ней? Не спрашивай меня ни о чем, просто скажи «да», и все.
— Да, — ответил Морозов.
— Прощай, Борис. Возьми из моих вещей то, что тебе может пригодиться. Переезжай в мою конуру. Ты ведь всегда мечтал о ванной… А теперь я пойду. Прощай.
— Дело дрянь, — сказал Морозов.
— Ладно. После войны встретимся в ресторане «Фуке».
— С какой стороны? Со стороны Елисейских Полей или авеню Георга Пятого?
— Авеню Георга Пятого. Какие же мы с тобой идиоты! Пара сопливо-героических идиотов! Прощай, Борис.
— Да, дело дрянь, — сказал Морозов. — Даже проститься как следует и то стесняемся. А ну-ка иди сюда, идиот!
Он расцеловал Равика в обе щеки. Равик ощутил его колючую бороду и запах табака. Это было неприятно. Он направился в отель.
Эмигранты собрались в «катакомбе». Совсем как первые христиане, подумал Равик. Первые европейцы. За письменным столом, под чахлой пальмой, сидел человек в штатском и заполнял опросные листы. Двое полицейских охраняли дверь, через которую никто не собирался бежать.
— Паспорт есть? — спросил чиновник Равика.
— Нет.
— Другие документы?
— Нет.
— Живете здесь нелегально?
— Да.
— По какой причине?
— Бежал из Германии. Лишен возможности иметь документы.
— Фамилия?
— Фрезенбург.
— Имя?
— Людвиг.
— Еврей?
— Нет.
— Профессия?
— Врач.
Чиновник записал.
— Врач? — переспросил он и поднес к глазам листок бумаги. — А вы не знаете тут врача по фамилии Равик?
— Понятия не имею.
— Он должен проживать именно здесь. Нам донесли. Равик посмотрел на чиновника. Эжени, подумал он. Не случайно она поинтересовалась, иду ли я в отель, а еще раньше так сильно удивилась, увидев меня на свободе.
— Ведь я уже вам сказала — под такой фамилией у меня никто не проживает, — заявила хозяйка, стоявшая у входа в кухню.
— А вы помалкивайте, — недовольно пробурчал чиновник. — Вас и так оштрафуют за то, что все эти люди жили здесь без ведома полиции.
— Могу лишь гордиться этим. Уж если за человечность штрафовать… что ж, валяйте!
Чиновник хотел было еще что-то сказать, но промолчал и только махнул рукой. Хозяйка вызывающе смотрела на него. Она имела высоких покровителей и никого не боялась.
— Соберите свои вещи, — обратился чиновник к Равику. — Захватите смену белья и еду на сутки. И одеяло, если есть.
Равик пошел наверх в сопровождении полицейского. Двери многих комнат были распахнуты настежь. Равик взял свой давно уже упакованный чемодан и одеяло.
— Больше ничего? — спросил полицейский.
— Ничего.
— Остальное не берете?
— Нет.
— И это тоже? — Полицейский указал на столик у кровати. На нем стояла маленькая деревянная Мадонна, которую Жоан прислала Равику в «Энтернасьональ» еще в самом начале их знакомства.
— И это тоже.
Они спустились вниз. Кларисса, официантка родом из Эльзаса, протянула Равику какой-то пакет. Равик заметил, что у всех остальных эмигрантов были такие же пакеты.
— Еда, — объяснила хозяйка. — Не то еще умрете с голоду! Уверена, что вас привезут в такое место, где ничего не подготовлено.
Она с неприязнью посмотрела на чиновника в штатском.
— Поменьше болтайте, — сказал тот с досадой. — Не я объявил войну.
— А они, что ли, объявили ее?
— Оставьте меня в покое. — Чиновник взглянул на полицейского. — Все готово? Выводите!
Темная масса людей зашевелилась, и тут Равик увидел мужчину и женщину, ту самую, которой мерещились тараканы. Правой рукой муж поддерживал жену. Левой он держал сразу два чемодана — один
