Его появление во Франции объясняется тем, что он прочитал в английской газете сообщение о прибытии сэра Джорджа Вернона в Париж. В следующем абзаце статьи говорилось, что сэр Джордж вернулся туда после посещения некоторых правительственных миссий Европы и участия в некоем секретном совещании британских послов.
Кое-что из этого не было уже для Майнарда новостью. Он не преминул воспользоваться приглашением английского баронета, которое тот ему дал на пристани в Ливерпуле. Вернувшись из неудачного венгерского путешествия, Майнард посетил Севеноакс Кент. Но его постигло разочарование: он опоздал. Сэр Джордж отправился в путешествие на континент, взяв с собой дочь. Эта поездка могла растянуться на год или более. Так поведал ему управляющий баронета, сказав правду или лишь то, что было дозволено сообщить.
Не многим более он смог узнать об отъезде баронета в Лондоне. Только слухи из политических кругов о том, что ему было поручено некоторое секретное задание, связанное с посещением европейских правительств в странах, известных как великие державы.
Такая секретность предполагала, что сэр Джордж путешествовал инкогнито. Так оно и было, и поэтому Майнарду, тщательно штудировавшему хроники прибытия-отъезда, было очень трудно напасть на след баронета.
Майнард ежедневно справлялся по хроникам, искал его в разных местах, но безуспешно, пока, наконец, спустя несколько месяцев, случайно не наткнулся на упомянутые абзацы.
Имело ли место тут то самое предчувствие, которое он так явственно ощущал уже несколько раз?
Если это было так, то ничто не могло помешать ему приехать в Париж и устроить свою судьбу.
Несомненно, это было его желанной мечтой. Беспокойство, которое он испытывал, чтобы выйти на след сэра Джорджа, поспешность, проявленная им при его обнаружении, и желание поскорее заполучить адрес английского баронета в столице Франции подтверждали его веру в мечту.
В течение двадцати четырех часов с момента приезда в Париж он искал сэра Джорджа в каждой гостинице, где мог бы остановиться приезжий такого ранга. Но никакого сэра Джорджа, никакого английского баронета ему разыскать не удалось.
Майнард пошел уже на то, чтобы расспросить о разыскиваемом в английском посольстве. Но он отложил это на следующий день и, как обычно делают все прочие приезжие, отправился на прогулку по Бульварам.
В тот момент, когда он дошел уже до Монмартра, вышеприведенная мысль и посетила его.
Казалось, ничто вокруг не подтверждало подобное. Парижане, встречавшиеся ему по пути, были гражданами свободной республики, Президент которой был выбран ими путем свободного волеизъявления. Гуляли добродушные мещане с женщинами по левую руку и девочками, весьма симпатичными домашними детьми, — по правую. Позади — улыбающиеся гризетки, а замыкали шествие юные пары, обменивавшиеся многозначительными взглядами или остроумными репликами.
Тут и там мелькали стайки студентов, закончивших на сегодня занятия, группы прогуливающихся, леди и джентльмены, которые вышли насладиться прекрасной погодой, — все они двигались по широкой и гладкой аллее Бульвара, непринужденно и спокойно беседуя, без всяких опасений, как будто гуляли по сельской дороге или вдоль берега спокойно текущей реки.
Небо над ними было безмятежным, словно свод над садами Эдема; атмосфера вокруг — настолько приятной, что двери кафе были открыты, а внутри можно было заметить истинных парижских фланёров — актёров или сочинителей — сидевших за столами из мрамора, потягивавших свои коктейли сукре, таскавших куски сахара и прятавших его в карман для домашнего использования в квартирах-чердаках а-ля «шесть франков в неделю», с восхищением смотревших то на туфли из лакированной кожи джентльменов, то на одетых в шелка девиц, фланировавших туда-сюда по аллеям.
Вовсе не наблюдения этих парижских красот вызвали вышеупомянутое замечание Майнарда, но совсем другая сцена, которой он был свидетелем прошлой ночью.
Случайно оказавшись возле Королевского дворца, позже названного «Националь», он зашел в кафе де Миль Колонес, где обычно отдыхали алжирские офицеры. С безрассудством человека, ищущего приключений на свою голову и не привыкшего сдерживать свои порывы, он неожиданно оказался среди людей бесцеремонных. Распивая вместе с ними напитки безо всяких ограничений, кроме одного — содержимого их кошельков, он вскоре поднимал вместе с ними бокалы и слушал их речи. Но он никак не желал присоединяться к тосту, который по его мнению был оскорбительным для Франции.
— Да здравствует Император!
По меньшей мере двенадцать раз пили офицеры под этот тост — и каждый раз с энтузиазмом, который неприятным звоном отдавался в ушах республиканца. Было полное единодушие, которое еще более усиливало зловещий эффект. Он знал, что французский Президент стремился создать империю, но до этого часа он не верил в реальность такого.
И вот теперь, когда он пил в компании Африканских Стрелков в кафе де Миль Колонес, он понял, что это не только возможно, но и вполне предсказуемо; и недалеко то время, когда Луи Наполеон сможет примерить мундир императора.
Мысль эта больно ранила капитана. Даже в такой компании он не смог скрыть своих чувств. Он выразил их во фразе, половину которой произнес про себя, а другую половину — вслух.
— Да здравствует Франция! — воскликнул он.
— Да здравствует Франция! — закричал лейтенант зуавов, маленького роста и со свирепым лицом, подхватывая клич и поворачиваясь к тому, кто первых его произнес.
— Да здравствует Франция! Что вы хотите этим сказать, месье?
— Мне жаль Францию, — ответил Майнард, — если вы собираетесь создать здесь империю.
— Какое вам до этого дело? — сердито отреагировал лейтенант зуавов, чьи борода и усы закрывали рот, в результате чего его речь сопровождалась сильным шипением. — Вас это как-то касается, месье?
— Погоди, Вирокк! — перебил его офицер, к которому собственно и обращался Майнард. — Этот джентльмен — такой же солдат, как и мы. Но он американец и, конечно, верит в республику. У каждого из нас свои политические убеждения. Но это не повод на не быть друзьями, поскольку мы пьем здесь!
Вирокк, выслушав такое объяснения поведения Майнарда, не побоявшегося высказаться, казалось, был вполне удовлетворен. Во всяком случае, он успокоил свои задетые патриотические чувства тем, что вернулся к своим товарищам и, высоко подняв бокал, снова выкрикнул:
— Да здравствует Император!
Таково было воспоминание о вчерашней сцене, которое привело Майнарда к высказыванию о тревожной атмосфере в Париже.
Он утвердился в своем мнении, когда приблизился к Площади Бастилии. Здесь поток гуляющих представлял собой различные группы, поскольку он уже давно прошел то место, где благородные мещане поворачивали обратно, и лакированные туфли и коктейли сукре уступали место грубой обуви и более крепким напиткам. Блузы примешивались к толпе; казармы по обе стороны дороги были полны солдат, пьющих без ограничений, и, что еще более странно, — офицеры пили вместе с ними!
Будучи республиканцем и немало повидав в жизни, включая мексиканскую компанию, даже когда дисциплина была сильно ослаблена из-за возможной гибели на поле боя, — революционный лидер тем не менее не мог не удивляться увиденному теперь. Он еще более удивлялся, когда наблюдал спокойно идущих по улице французов, в то время как люди в униформе безнаказанно и неоднократно оскорбляли блуз, крепких, рослых товарищей, а большинство их оскорблявших были просто маленькими хулиганами, несмотря на крупный зад и развязные манеры, они больше напоминали обезьян, чем людей.
С отвращением поглядев на эти сцены, он повернул обратно к Монмартру.
Уже идя обратным путем, он заметил:
— Если французы позволяют безнаказанно издеваться над собой таким болтунам, как эти, я пас. Они не заслуживают свободы.
Эти слова он произнес, когда находился на итальянском Бульваре, направляясь к Ру де ля Паикс (Площади Согласия). И здесь он уже начал отмечать изменения в поведении гуляющих.
Войска расположились вдоль тротуаров, а также на перекрестках. Отряды войск занимали казармы и кафе, солдаты были не рассудительными и трезвыми, наоборот, они были под властью спиртных напитков, и пили они безо всякого намерения заплатить за это. Владелец бара, который отказывался их обслужить,
