За открывшейся дверью показался ночной портье, работник гостиницы.
— Ну, что вам угодно, мой дорогой?
— Один джентльмен желает видеть вас, сэр.
— Приведите его!
— Он просил меня, сэр, передать вам свои извинения за то, что потревожил вас в столь ранний час. Только потому, что у него к вам очень важное дело.
— Что за вздор! С чего бы это он говорит в таком духе? Друг Дика Свинтона более деликатный джентльмен, чем он сам?
Последняя реплика была сказана тихо и не предназначалась служащему гостиницы.
— Он сказал, сэр, — продолжил портье, — что прибыл пароходом…
— Пароходом?
— Да, сэр, пароходом из Нью-Йорка. Он прибыл только что.
— Да-да, я слышал гудок парохода. Ну, дальше?
— Тот, кто прибыл пароходом, — он думал… он думал…
— Черт побери! Это мой давний друг, не надо утруждать себя, передавая его мысли в вашем изложении. Где он? Проведите его ко мне, и пускай он выскажется сам.
— Из Нью-Йорка? — продолжил Майнард после того, как швейцар удалился. — Кто же мог пожаловать ко мне оттуда? И что за столь важное дело, чтобы разбудить человека в половине пятого утра? — ведь он, наверное, полагал, что я сплю — но, на его счастье, я не в постели. Или столица Британской империи горит, и Фернандо Вуд, подобно Нерону, веселится на его руинах? Ба! Розенвельд!
— Майнард!
Они обменялись приветствием, по которому можно было понять, что встреча их была неожиданной и после долгой разлуки. Друзья обнялись — их пылкая давняя дружба не ограничилась простым рукопожатием. Оба активных участника недавней Мексиканской кампании воевали бок о бок, под градом пуль в нелегких сражениях. Их дружбу скрепил крайне тяжелый штурм Чапультепека, когда смертельный столб огня, выпущенный из пушки, повалил на землю не одного контрэскарпа, и смешавшаяся кровь погибших струёй стекала в канаву.
С тех пор они расстались и не видели друг друга. Неудивительно поэтому, что их встреча пробудила эти воспоминания и была очень трогательной.
Несколько минут ни один из них не был в состоянии сказать что-либо связное. Они обменивались лишь восклицаниями. Майнард первым сумел прийти в себя.
— Да благословит тебя Господь, дорогой мой Граф! — сказал он. — Мой великий учитель военной науки. Как же я рад тебя видеть!
— Не больше, чем я тебя, дорогой друг!
— Но скажи, какое дело привело тебя сюда? Я не ожидал тебя, но вот странное совпадение: я как раз в этот момент думал о тебе!
— Я здесь, чтобы встретиться с тобой — и мне нужен именно ты!
— Ах! Для чего же, мой дорогой Розенвельд?
— Ты сказал, что я твой учитель военной науки. Пусть будет так. Но ученик теперь превзошел многих, включая и своего учителя, — он стал знаменит и известен повсюду. Именно поэтому я здесь.
— Выкладывай, что случилось, Граф!
— Лучше прочитай вот это, чтобы избавить меня от долгих объяснений. Как видишь, письмо адресовано лично тебе.
Майнард взял запечатанный конверт, который вручил ему друг. На конверте было написано:
КАПИТАНУ МАЙНАРДУ.
Вскрыв конверт, он прочитал:
«Комитет немецких беженцев в Нью-Йорке, ввиду последних известий из Европы, надеется, что светлые идеи свободы еще не подавлены на их древней родине. Они приняли решение снова вернуться туда и принять участие в борьбе, начатой в Бадене и Палатине. Впечатленные храбростью, показанной Вами в последней Мексиканской войне, и Вашим теплым отношением к нашим соотечественникам, воевавшим с Вами, а также зная Вашу приверженность идеям свободы, они единодушно решили предложить Вам возглавить это предприятие. Представляя опасность, которой Вы подвергнетесь, а также учитывая Вашу храбрость, они могут Вам обещать, что никакая другая награда не заменит Вам всеобщей любви и благодарности немецкого народа. Чтобы Вы могли доказать это, они предлагают Вам доверие и всеобщую преданность нации. Ответьте нам, готовы ли вы принять это предложение?»
Примерно полдюжины человек подписалось под этим письмом, и Майнард бегло пробежал список. Он знал этих людей и слышал об их движении.
— Я принимаю предложение, — сказал он после нескольких секунд раздумья. — Ты можешь вернуться и передать мой положительный ответ комитету.
— Вернуться и передать ответ! Мой дорогой Майнард, я приехал, чтобы вернуться с тобой!
— Я лично должен приехать?
— Сегодня же. Восстание в Бадене началось, и ты отлично знаешь, что революция не будет ждать. Важен каждый час. Они ждут твоего прибытия следующим пароходом. Я надеюсь, что ничто не сможет помешать тебе немедленно уехать? Что? Есть какая-то помеха?
— Да, это так, есть кое-что — я не могу уехать немедленно.
— Это случайно не женщина? Нет-нет! Ты выше этого.
— Нет, не женщина.
Майнард сказал это, но на его лице появилось странное выражение, как будто он что-то скрывал.
— Нет-нет! — продолжал он с натянутой улыбкой. — Не женщина. Это всего лишь один человек и всего лишь одно дело к нему.
— Объясните, капитан! Кто или что это?
— Хорошо, это просто ссора. Около часа назад я ударил этого человека по лицу.
— Ха!
— Сегодня вечером здесь, в гостинице, был бал.
— Я знаю об этом. Я встретил нескольких людей, покидавших бал. Ну и что же?
— Там была молодая леди…
— Я так и думал. Кто-нибудь когда-нибудь слышал о дуэли, в которой не была бы замешана леди, молодая или старая? Извини, что я тебя прервал.
— В конце концов, — сказал Майнард, очевидно, изменяя тактику, — я не должен был говорить тебе о ней. Она почти или совершенно непричастна к этому. Это произошло в баре уже после того, как бал закончился, и она уже в то время спала, как я полагаю.
— Тогда оставьте ее в покое, пусть себе спит.
— Я зашел в бар, чтобы взять стакан крепкого напитка и выпить на ночь. Я стоял у стойки, когда услышал, что кто-то произнес в разговоре мое имя. Трое людей находились вблизи от меня и вели довольно торопливую беседу; вскоре я выяснил, что разговор был обо мне. Они много выпили и не замечали меня.
— Одного из них я знавал в Англии, когда мы оба служили в Британских войсках.
— Двух других — я предполагаю, что они американцы — я впервые увидел приблизительно два дня назад. Я стал участником небольшой стычки с ними, о которой не буду распространяться, чтоб не отвлекать тебя; хотя я более чем наполовину был уверен, что они пришлют мне вызов на дуэль. Этого, однако, не произошло, и ты можешь себе представить, что это за типы.
— Это был мой бывший знакомый по Британской армии, и он позволил себе вольности насчет моего характера, когда отвечал на вопросы своих собутыльников.
— Что же он им сказал?
— Сплошную ложь; и самым наглым оскорблением было то, что меня выгнали из Британской армии! В то время как это случилось именно с ним! После этого…
— После этого ты выгнал его из бара. Я полагаю, что ты потренировался на нем в ударах ногами!
— Нет, я не был столь груб. Я всего лишь ударил его по щеке моей перчаткой, а затем вручил ему мою
