сражаться против твоей собственной религии, а? Подлый предатель!
И он нанес Чэйну несколько сильных ударов ногами в грудь.
– Благодарю вашу честь за расположение и милость! – зарычал Чэйн. – Вы очень добры!!
– Эй, Лопес, сюда! – крикнул разбойник.
–Сейчас нас, конечно, расстреляют_, – мелькнуло в моем мозгу.
– Эй, Лопес, Лопес! – продолжал Хараута.
– Аса, аса (здесь)! – ответил чей-то голос.
Из толпы выступил вперед один из харочо, размахивая на ходу длинными складками своей красной manga.
– Лопес, эти сеньоры, насколько я вижу, джентльмены высшего ранга, и потому мы обязаны поступать с ними сообразно их положению, – сказал Хараута.
– Да, капитан! – хладнокровно ответил Лопес.
– Нужно отвести им место на краю пропасти, Лопес! Ты знаешь, что это значит?
– Да, капитан, – проговорил снова Лопес, шевеля одними губами.
– Отведи их в шесть часов утра в Орлиное Гнездо. В шесть часов утра!
– Да, капитан!
– Если ускользнет хоть один, то... Тебе известно, что тогда будет с тобою?
– Да, капитан!
– Тогда его место в балете займешь ты... В балете! Ха-ха-ха! Понимаешь это, Лопес? А?
– Да, капитан!
– То-то. Молодец, Лопес! Умник, Лопес! Люблю тебя за сообразительность... Пока, покойной ночи, Лопес!..
Хараута хлестнул Рауля еще несколько раз по окровавленному лицу, вскочил на своего мустанга и с быстротой вихря скрылся из глаз...
Очевидно, Лопес вовсе не имел желания заместить кого-нибудь из нас в таинственном –балете_, который нам предстояло изобразить в каком-то Орлином Гнезде. Это было заметно по его обращению с нами.
Тщательно осмотрев ремни, которыми мы были связаны, он потащил нас в лесную чащу. Там он положил каждого поодиночке между четырьмя деревьями, составлявшими параллелограмм. Вытянув наши руки и ноги, он крепко привязал их к деревьям. В этом виде мы напоминали растянутые для просушки шкуры. Пошевельнуться было немыслимо. Вдобавок к каждому из нас приставили по часовому. В таком положении мы и провели всю ночь.
Глава XLIX
КРИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Эта ночь показалась нам бесконечной. Трудно описать наше состояние! Наши часовые забавлялись тем, что садились на распростертые затекшие тела своих пленников и, спокойно покуривая, издевались над нашими стонами.
Наши лица были обращены к луне, то прятавшейся за облаками, то появлявшейся вновь. Ветер шелестел листьями, и этот унылый шум казался нам заупокойным пением. Несколько раз где-то вдали начинал выть степной волк. Я знал, что это был Линкольн, но охотник не смел подойти к нам ближе и только давал знать о своем присутствии.
Наконец наступило утро. Нас привязали к спинам мулов и повезли куда-то лесом. Мы долго поднимались вверх по крутой тропинке, пока не очутились на вершине скалы, над бездонной пропастью...
Там нас сняли с мулов и бросили на траву. Нас окружили человек тридцать харочо, и мы теперь свободно могли рассмотреть их при свете дня. Впрочем, они не выглядели красивее, чем накануне, когда их освещало пламя горевшего ранчо.
Командовал этим отрядом Лопес, изо всех сил старавшийся угодить своему начальнику. Очевидно, энергичный падре был тверд в своем слове. Лопес ежеминутно осматривал нас, желая удостовериться, целы ли наши узы.
Прошло около получаса, когда мы услыхали топот лошадей. Из-за выступа скалы показался Хараута. Его сопровождали человек пятьдесят харочо.
– Buenos dias, caballeros! (Добрый день!) – крикнул Хараута, подъехав к нам и соскакивая на землю. – Хорошо ли провели ночь? Надеюсь, что Лопес устроил вам прекрасные, удобные постели.
– Да, капитан! – лаконически подтвердил Лопес.
– Так эти сеньоры хорошо спали, Лопес?
– Да, капитан!
– Никто их не тревожил?
– Нет, капитан!
– Ну, значит, выспались как следует. Так и нужно; ведь им предстоит очень длинный путь. Так ведь, Лопес?
– Да, капитан!
– В таком случае они могут отправляться... Вы готовы, сеньоры? – обратился он к нам.
Конечно, никто из нас ему не ответил. Да он и не ожидал ответа, а продолжал сыпать вопросами и замечаниями, на которые неизменно следовали односложные ответы Лопеса.
Мы все еще не знали, что именно хотят с нами сделать. Что нам предстоит смерть, в этом не было никакого сомнения, но какая – этого мы никак не могли понять. Я думал, что достопочтенному падре угодно будет приказать столкнуть нас в пропасть.
Оказалось, что Хараута придумал другое...
На краю росло несколько крупных сосен; харочо прикрепили к ним четыре лассо...
Мы поняли, что нас хотят повесить над пропастью...
– Отлично, – сказал он, когда все нужные приготовления были кончены. – Ставь их теперь на позицию, Лопес, только, смотри, по чинам! Начинай с капитана...
– Да, капитан! – ответил невозмутимый разбойник, наблюдавший за операцией.
– Вас, сударь, оставляю напоследок, – объявил падре Раулю. – Вы будете в арьергарде при вашем шествии на тот свет. Ха-ха-ха! А хорошо они прогуляются, не правда ли, Лопес, а?
– Да, капитан!
– Не угодно ли кому-нибудь из вас исповедаться, сеньоры? Я к вашим услугам. Пожалуйста, не стесняйтесь, сеньоры! – продолжал он. – Я не раз имел случай выслушивать исповеди, не так ли, Лопес?
– Да, капитан!
Разбойники разразились хохотом...
– Так что же, Лопес? Никто не желает воспользоваться моими услугами?
– Нет, капитан!
– Спроси-ка ирландца. Он, должно быть, добрый католик...
– Не желаете ли исповедаться? – спросил Лопес у Чэйна. Тот ответил одним взглядом, но таким выразительным, что он заменил целую речь.
Хохот раздался еще сильнее.
– Что же, Лопес? Да или нет?
– Нет, капитан!
Новый взрыв оглушительного хохота...
Лопес подошел ко мне и накинул на мою шею петлю лассо, другой конец которого был прикреплен к дереву.
– Готово, Лопес? – спросил вождь.
– Да, капитан!..
– Ну, так вздерни его... Нет, погоди... пусть капитан сначала полюбуется на паркет, приготовленный для его танцевальных упражнений. Ха-ха-ха!
Один из разбойников повлек меня к самому краю бездны и заставил заглянуть вниз. Странное дело! В другое время вид пропасти внушил бы мне, вероятно, ужас, но в эту минуту я, доведенный испытанными
