Молодой шотландец говорил правду; шум шагов, храп и крики приближались, хотя производившее их животное все еще оставалось невидимым из-за песчаной бури. Однако слышно все-таки было достаточно для того, чтобы догадываться, что какое-то огромное тело быстро спускается по склону ущелья и притом несется с такой удивительной скоростью, что следовало как можно скорее убираться с дороги, по которой бежит зверь.

Потерпевшие крушение инстинктивно стали искать защиты на противоположном склоне дюны.

Едва успели они переменить позицию, как совсем близко от них пронеслась огромная масса, почти задевая их ноги.

Если бы моряки не знали, что находятся на берегах Африки, изобилующей странными животными, они подумали бы, что это что-нибудь сверхъестественное, но по мере того, как к ним возвращались способность мыслить и хладнокровие, они решили, что перед ними не дикий зверь, а самое обыкновенное, хотя и очень большое четвероногое животное.

Прежде всего обращало на себя внимание наблюдателя ничем не объяснимое странное поведение животного. Зачем уходило оно сначала к самому верху прохода, а потом спустилось вниз и понеслось по ущелью, точно спасаясь от преследования?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было ждать, пока станет хоть немного светлее.

Самум прекратился, и, наконец, с рассветом потерпевшие крушение узнали, с кем они имели дело.

Это действительно было четвероногое животное, и если оно показалось им странным в темноте, то не менее странным оно казалось и теперь.

У него была длинная шея, голова почти совсем без ушей, мозоли на коленях; ноги, оканчивавшиеся широкими раздвоенными копытами, тонкий хвост, большой горб, возвышавшийся на спине, — все это подсказывало им, что перед ними одногорбый верблюд.

— Ба! Да это всего лишь верблюд! — сказал Билль, как только свет дал ему возможность хорошо рассмотреть животное. — За каким чертом он сюда забрался?

— Наверное, — подал голос Теренс, — он-то и ходил по нашим телам, пока мы спали. Я чуть не задохнулся, когда он наступил мне на живот.

— И я также, — сказал Колин, — он на целый фут втоптал меня в песок. Хорошо еще, что на нас лежал толстый слой песка; мы ему обязаны спасеньем жизни: не будь песка, эта крупная скотина растоптала бы нас в лепешку.

Моряки подошли к животному. Оно лежало вовсе не так, как ложатся животные, собираясь отдохнуть; видно было, что эту позу верблюд выбрал не по доброй воле. Длинная его шея запуталась в передних ногах, а голова лежала ниже, уже наполовину засыпанная песком. Так как верблюд лежал неподвижно, то моряки сочли его сначала мертвым и предположили, что он разбился насмерть во время падения. Это могло объяснить его скачки, происходившие, без сомнения, от предсмертных конвульсий.

Однако, осмотрев верблюда хорошенько, они увидели, что он не только жив, но даже находится в вожделенном здравии, и поняли причину его странных движений: крепкий недоуздок, привязанный вокруг его головы, запутался в передних ногах, и поэтому верблюд упал. Длинный конец веревки запутался вокруг его ног.

Меланхолическая поза верблюда развеселила смотревших на него моряков. Они были очень голодны, и мясо верблюда, не особенно лакомое кушанье в обычное время, теперь казалось роскошью. Кроме того, они знали, что внутри верблюжьего желудка они найдут запас воды, который даст им возможность утолить снедавшую их жажду.

Но, осматривая верблюда, они сделали открытие, что вовсе нет надобности убивать животное для того, чтобы утолить мучительную жажду: на верхушке его горба находилась небольшая плоская подушка, крепко державшаяся на своем месте благодаря толстым кожаным ремням, проходившим под животом. Это был мехари, или верховой верблюд, одно из тех быстроходных животных, которых используют арабы при своих продолжительных поездках по пустыне Сахара.

Но не седло привлекло внимание моряков, а нечто вроде мешка, висевшего за горбом мехари. Мешок был из козьей кожи, и оказалось, что он наполовину полон воды. Это действительно была «le gerba», принадлежавшая хозяину животного, составлявшая часть вьюка и более необходимая, чем само седло.

Четверо потерпевших крушение, страдая от жажды, не задумываясь присвоили себе содержимое мешка. Они отстегнули его, вырвали пробку и, по очереди передавая друг другу драгоценную влагу, жадно выпили все до последней капли.

Утолив жажду, они стали советоваться, каким бы образом утолить им также и мучивший их голод, который сильно начинал давать себя знать. Убить им верблюда или нет?

Это средство, по-видимому, было единственным, и горячий Теренс уже вытащил из ножен свой кортик, чтобы вонзить его в шею верблюда.

Колин, более спокойный, посоветовал ему подождать, по крайней мере, до тех пор, пока они решат окончательно этот вопрос.

Вопрос принялись обсуждать. Мнения разделились. Теренс и Гарри Блаунт советовали, не раздумывая долго, немедленно убить верблюда и поесть. Старый Билль присоединился к мнению Колина и был против этого предложения.

— Сначала попробуем с его помощью выбраться отсюда, — сказал молодой шотландец. — Мы можем еще один день пробыть без пищи, и только тогда, если ничего не найдем, мы зарежем животное.

— Ну, на что можно надеяться в подобном месте? — спросил Гарри Блаунт. — Посмотрите вокруг: ни малейшего клочка зелени, кроме моря, в какую бы сторону ни повернулся… не видно ничего, из чего можно было бы приготовить обед хотя бы для сурка!

— Быть может, — возразил Колин, — пройдя несколько миль, мы встретим иные места. Мы можем идти вдоль берега. Может быть, нам удастся найти какие-нибудь раковины, которыми мы еще лучше, чем верблюжьим мясом, подкрепим наши силы? Посмотрите туда, я вижу темное место на побережье. Я уверен, что мы там непременно найдем раковины.

В ту же минуту все посмотрели в ту сторону, за исключением Билля. Старого моряка в этот момент интересовало совсем другое. Вдруг послышалось его радостное восклицание, привлекшее внимание его товарищей.

— Это самка, — объявил Билль. — У нее был детеныш недавно. Смотрите — у нее есть молоко; его хватит на всех нас, за это я ручаюсь.

И, точно желая доказать, что он говорит правду, старый моряк стал на колени около все еще лежавшего животного и, приблизив свою голову к его вымени, начал сосать.

Верблюдица не оказывала ни малейшего сопротивления; если она и удивлялась виду этого человека, то только из-за цвета его кожи и странного костюма, потому что, без всякого сомнения, верблюдица была приучена оказывать такие же услуги своему африканскому владельцу.

— Превосходно! Первый сорт! — крикнул Билль, отодвигаясь, чтобы передохнуть. — Подходите!.. Каждому свой черед; хватит на всех!

Молодые люди стали на колени, как это уже делал моряк, один за другим и всласть напились из «фонтана пустыни».

Когда каждый выпил приблизительно около пинты этой питательной жидкости, опавшее вымя верблюда дало им знать, что запас молока истощился.

Больше никто уже и не заговаривал о том, чтобы убить верблюда: это значило бы убить курицу, которая несла золотые яйца.

Весь вопрос теперь заключался в том, в какую сторону следует направиться.

На первый взгляд покажется странным, что главное затруднение заключалось в выборе пути.

Верблюд был оседлан и взнуздан, — значит, животное убежало от своего хозяина недавно, наверное, во время бури, и просто-напросто заблудилось. Так именно думали и потерпевшие крушение, и это-то больше всего и беспокоило их.

Пусть понаслышке, но они тем не менее достаточно хорошо знали побережье, на которое теперь попали, и безошибочно могли сказать, что хозяином заблудившегося верблюда должен быть какой-нибудь араб, которого, если станут искать, они найдут не в доме, не в городе, а в палатке и, по всей вероятности, в обществе других таких же арабов.