ей:
- Мне не за что прощать вас, дорогая мисс, и нечего забывать из ваших слов. По-своему вы, быть может, и правы, и не мне обижаться на вас за это.
Он и в мыслях не имел, что его дружеский тон и нечаянно сорвавшиеся с языка слова 'дорогая мисс', которым он не придавал особенного значения, могут быть восприняты как доказательство наличия таких чувств, каких у него не было. Но Кларисса именно в этом смысле поняла его слова.
- Ах, как я рада, что мы остаемся друзьями! - с чисто южной пылкостью произнесла она. - А где моя перчатка? - вдруг спросила она совсем уж фамильярным тоном. - Намерены вы возвратить мне ее или предпочитаете оставить у себя?
Эти вопросы очень смутили Юстеса. Он все еще держал в руке поднятую им при танце-соло перчатку Клариссы и совсем забыл о ней. Вопросы креолки заставили его понять, что он попал в крайне щекотливое положение. Оставить у себя перчатку - значило бы выказать то, чего он не чувствовал, а возвратить ее обратно могло быть прямым оскорблением для девушки, на что он по своей натуре не был способен. Как поступить? Вдруг у него мелькнула мысль, дававшая ему приличный выход из создавшегося положения. Перчатка была очень дорогая: бархатная, вышитая золотом и мелкими драгоценными камнями.
- О нет, - сказал он, протягивая Клариссе перчатку, - оставить у себя такую дорогую вещь я не могу. Пожалуйста, возьмите ее обратно.
- Не надо, не надо, сэр! - со смехом ответила креолка, отмахиваясь от перчатки. - Благодарю за ваше любезное предложение, но, поверьте, я не настолько бедна, чтобы не быть в состоянии приобрести пару других таких же перчаток.
- Раз вы так великодушны, мисс, то я с благодарностью принимаю ваш подарок, - сказал окончательно растерявшийся Юстес, думая дать делу совсем другой оборот, чем это могло показаться его собеседнице.
- Благодарить не за что, - возразила торжествующая Кларисса. - Вы только получили должное за избавление меня от угрожавшего мне врага, ха-ха-ха!
Вдруг она взглянула на его шляпу, где еще развевались перья цапли, на которые он в Холлимиде заменил страусовые, и прибавила:
- Жаль, что вы не можете прикрепить мою перчатку к вашей шляпе. Она может испортить вид этих прелестных перьев.
Молодой капитан оцепенел. Прикрепить перчатку к шляпе - да ведь это значило бы, что нужно оставить ее там и, главное, что этим та особа, которой принадлежала перчатка, вселюдно объявляется дамой сердца владельца шляпы. Что подумает тогда Вега? Не будет ли она вправе считать его изменившим ей? Нет, этого допустить нельзя. Может быть, она изменила ему и никогда не любила его, - но что же делать? Ведь он сам искренне любит ее, и ему не следует навлекать на себя и тени подозрения в измене. Даже в отместку ей за ее возможную измену он не в силах был нанести ей такое оскорбление, какое внушала ему эта сумасбродная креолка. Немного подумав, он с решительным видом твердо сказал:
- Простите, мисс Лаланд. Как я ни осчастливлен тем даром, которым вам угодно было почтить меня, но есть причина, по которой я не могу использовать его так, как вы того пожелали.
- Да? Почему же? - полуудивленно, полураздраженно спросила Кларисса. Интересно бы узнать эту причину... Впрочем, на что мне и знать ее! Отдайте перчатку, сэр... Благодарю вас... Спокойной ночи!
Сидевшие в беседке слышали, как сначала удалились легкие и быстрые женские шаги, а немного спустя заскрипел песок дорожки, пролегавшей мимо беседки, под более тяжелыми, мужскими шагами. Затем все кругом затихло.
- Кларисса проиграла, - сказал сэр Ричард. - Видите, дорогая Сабрина, я был прав: любовь Юстеса Тревора к вашей сестре верна и крепка, как утес.
- Да, теперь я сама в этом убедилась, - подтвердила девушка. - Пойду, отыщу Вегу и расскажу ей все.
- Вы думаете, это ее обрадует?
- Конечно. Хотя прямо она мне ничего не говорила о своей склонности к Юстесу, но нетрудно было догадаться... Ах, вот еще какая-то пара идет сюда! Нужно скорее уйти, Ричард, чтобы не пришлось навлечь на себя подозрения в подслушивании...
- Не смущайтесь, дорогая Сабрина: наше подслушивание может привести только к добрым результатам, - возразил сэр Ричард, - они пройдут мимо.
Оба прислушались. Гремела музыка, слышался смутный гул множества голосов, раздавались взрывы смеха. К беседке подходила еще одна парочка. Это были Вега и Реджинальд Тревор. Словно нарочно, они тоже остановились перед беседкой и как раз на том самом месте, где за пять минут до этого стояли Кларисса с Юстесом.
- Мой двоюродный брат Юст не отходит от своей возлюбленной, - говорил Реджинальд. - Никогда мне не приходилось видеть кого-нибудь влюбленным до такой степени, как влюблен мой бедный кузен. Интересно бы знать, отвечают ли ему взаимностью?
Он бессознательно вливал яд в сердце Веги, потому что вполне был уверен в любви девушки к нему самому. Сознательным интриганом Реджинальд, во всяком случае, не был.
- Должно быть, отвечают, - упавшим голосом промолвила Вега.
Если бы Реджинальд вслушался в тон ее голоса и увидел выражение ее лица, то, вероятно, догадался бы, что он идет по ложным следам. Очаровательное личико его спутницы было покрыто смертельной бледностью, глаза были полны слез и отчаяния, губы судорожно дрожали. Он увидел бы, что несчастная девушка едва владеет собой и только благодаря силе воли, какую трудно было и подозревать в таком юном существе, не бьется где-нибудь на земле или на полу в истерике. Но возле беседки было темно. Блестящие огни иллюминации горели вдали, а с неба струился лишь слабый звездный свет.
Поощряя ухаживания Реджинальда, молодая девушка хотела этим продемонстрировать пренебрежение к Юстесу, мало думая о том, что одному подает неосуществимые надежды, а другого оскорбляет и всех сбивает с толку. Она помнила только одно: как извивалась змеей перед Юстесом ее легкомысленная кузина с Антильских островов, как она бросила ему перчатку, с какой - это уж Вега сама вообразила - торопливостью он подхватил эту перчатку, чтобы затем заключить в свои объятия и прижать к груди свою партнершу по танцу, и как в довершение он стал гулять с нею вдвоем по пустынным садовым аллеям. В пику всему этому и Вега пошла под руку с Реджинальдом бродить в темноте. Теперь она каялась в своей необдуманности и порывистости и не знала, как выйти из тупика, в который сама себя вовлекла. Не поступает ли она еще хуже Клариссы? Та, несмотря на свою сумасбродную причудливость, была хоть искренней, между тем как она, Вега, делала глупости с целью кого-то обмануть.
Знай Реджинальд, что происходит в душе его прекрасной спутницы, он тотчас же ушел бы от нее, как ушла от Юстеса Кларисса, когда поняла, что жестоко ошиблась. Но он этого не знал, поэтому считал себя вправе скорее завладеть тем, что, по его мнению, принадлежало ему.
- Впрочем, я выразился неверно, сказав, что не видел еще мужчины, который был бы так безумно увлечен женщиной, как мой кузен Юстес, - снова заговорил он, направляясь на этот раз прямо к цели. - Я знаю такого еще одного.
- Разве? - безучастно проговорила Вега.
- Да, я знаю его, - с невольной дрожью в голосе продолжал Реджинальд, только такого вопроса и ожидавший, чтобы пойти дальше. Он думал, что этот вопрос подтверждает интерес Веги к ею словам и поощряет его дальнейшие излияния, желанные ею самой. - Позволите вы мне сказать вам, кто это? добавил он, склоняясь к ней.
Вега молчала.
- Этот человек - я сам, - пояснил, наконец, он и снова приостановился, ожидая, что она спросит об имени его избранницы. Но он ошибся и в этом.
- Вот как! - еле слышно слетело с ее бледных губ, но и только.
- Сказать вам имя любимой мною женщины? - решился он еще раз, полагая, что Вега колеблется из-за свойственной девушкам скромности, стыдливости и застенчивости.
- А разве вам так интересно, чтобы я знала это имя? - спросила она, скорее по наитию, чем сознательно, потому что вся она была поглощена своими мучительными душевными переживаниями.
- Интересно, очень интересно... более всего на свете! - страстно проговорил он. - Женщина эта - вы,