Тот молча уставился на него пустыми глазами.
— Воды! — повторил он наконец уже спокойнее. — Воды! Пожалуйста!..
— Так вы, значит, из Ломе? — переспросил Агасфер.
— Да.
— А ты случайно не знал там Мартина Шиммеля?
— Нет.
— А Морица Гевюрца? Лысый такой, с перебитым носом?..
Зульцбахер с трудом напряг свою память и покачал головой:
— Нет.
— А может Гедалье Гольда? У этого было одно ухо… — не унимался Агасфер. — Такие вещи бросаются в глаза. Он был в двенадцатом блоке, а? — с надеждой в голосе прибавил он.
— В двенадцатом?
— Да. Четыре года назад.
— О Господи!.. — Зульцбахер отвернулся. Глупее вопроса нельзя было и вообразить. Четыре года назад! Почему не сто?
— Оставь его, старик, — сказал 509-й. — Он устал.
— Мы были друзьями, — виновато пробормотал Агасфер. — Я подумал, может, узнаю, что с ними стало.
Бухер и Розен вернулись обратно с ведром воды. У Розена шла кровь из носа. Стихарь его был разорван у плеча, куртка нараспашку.
— Новенькие дерутся из-за воды, — пояснил Бухер. — Если бы не Маанер, не знаю, что бы мы делали. Он там быстро навел порядок. Сейчас все стоят в очереди. Нам здесь надо сделать то же самое, иначе они опять опрокинут ведро.
Вновь прибывшие поднялись с земли.
— Становись в очередь! — Крикнул Бергер. — всем хватит. Воды много. Кто полезет без очереди, не получит ни капли!
Все покорно выстроились друг за другом. Лишь двое бросились к ведру, но их тут же сбили с ног дубинками. Агасфер и 509-й вынесли свои кружки, и дело пошло.
— Ну что, сходим еще разок? — обратился Бухер к Розену и Зульцбахеру, когда ведро опустело. — Теперь уже, наверное, неопасно.
Возвратились с кухни дежурные. На вновь прибывших им ничего не выдали. Сразу же вспыхнул скандал. В секциях «А» и «Б» дело дошло до драки. Старосты секций ничего не могли сделать. У них остались почти одни мусульмане, а новенькие были крепче и ловчее.
— Придется им что-нибудь выделить, — тихо сказал Бергер 509-му.
— Только баланду. Хлеб — ни в коем случае. Нам он нужен больше, чем им. Мы слабее.
— Именно поэтому и придется поделиться с ними. Иначе они сами у нас все отнимут. Ты же видишь, что там творится.
— Да, но отдать надо только баланду. Хлеб нужен нам самим. Давай поговорим вон с тем, которого зовут Зульцбахер.
Они отозвали его в сторону.
— Послушай, — сказал Бергер. — На вас мы сегодня ничего не получили. Но мы поделим с вами баланду.
— Спасибо, — ответил Зульцбахер.
— Что?
— Спасибо.
Они удивленно смотрели на него. В лагере не принято было благодарить.
— Ты можешь нам помочь? Ваши опять все опрокинут, а второй раз, сам понимаешь, никто нам ничего не даст. Есть среди вас еще кто-нибудь, на кого можно рассчитывать?
— Розен. И те двое, рядом с ним.
Ветераны и четверо новеньких встретили своих дежурных, возвращавшихся с кухни, окружили их плотным кольцом, и только после того, как Бергер построил остальных своих подчиненных, они поднесли принесенную еду ближе.
Началась раздача. У новеньких не было мисок. Им приходилось тут же, стоя, съедать свои порции и отдавать миски другим. Розен следил за тем, чтобы никто не подходил дважды. Кое-то из старожилов недовольно ворчал.
— Завтра получите свою баланду обратно, — успокаивал их Бергер. — Вы ее сегодня просто одолжили им. — Он повернулся к Зульцбахеру. — Хлеб нам нужен самим. Наши слабее, чем вы. Может, утром они уже что-нибудь выдадут на вас.
— Хорошо. Спасибо вам за баланду. Завтра мы отдадим вам ее обратно. А где нам спать?
— Мы освободим для вас часть нар. Вам придется спать сидя. И все равно на всех места не хватит.
— А вы?
— Мы пока будем здесь, на улице. Потом поменяемся. Мы разбудим вас.
Зульцбахер покачал головой.
— Если они уснут, — их уже будет не растолкать.
Часть новеньких уже спали прямо перед бараком с открытыми ртами.
— Пусть лежат, — сказал Бергер. — А где остальные?
— В бараке. Сами нашли себе места. И в темноте их уже оттуда не выкуришь. Придется, наверное, сегодня оставить все как есть.
Бергер взглянул на небо.
— Может, сегодня будет не так холодно. Сядем у стены, вплотную друг к другу. У нас есть три одеяла.
— Завтра все должно быть по-другому, — заявил 509-й. — В нашей секции не принято действовать нахрапом.
Они сидели у стены, тесно прижавшись друг к другу. Снаружи сегодня оказались почти все ветераны, даже Агасфер, Карел и «овчарка». Здесь же были Зульцбахер с Розеном и еще около десяти новеньких.
— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал в ответ Зульцбахер.
— Ерунда. Ты за других не в ответе.
— Я могу подежурить внутри, — предложил Карел. — Сегодня ночью умрет шесть наших. Они лежат справа от двери. Когда они умрут, мы можем их вынести и по очереди спать на их местах.
— Как ты узнаешь в темноте, умерли они или нет?
— Очень просто. Если наклониться к лицу совсем близко, сразу услышишь — дышит или нет.
— Пока мы их вытаскиваем, их места уже сто раз займут, — возразил 509-й.
— Так я же и говорю! — увлеченно подхватил Карел. — Как только кто-нибудь умрет, я приду и скажу вам, и кто-нибудь из вас сразу же ляжет на его место, а его мы вынесем!
— Хорошо, Карел, — согласился Бергер, — подежурь.
Становилось все прохладнее. Из барака то и дело доносились какие-нибудь звуки: заключенные стонали, бормотали, испуганно вскрикивали во сне.
— Боже мой, — произнес Зульцбахер, обращаясь к 509-му. — какое счастье! Мы ведь думали, что это лагерь смерти. Хоть бы они не отправили нас дальше!..
509-й не отвечал. «Счастье… — повторил он мысленно. — А ведь действительно…»
— Расскажи, как вас гнали, — попросил через некоторое время Агасфер.
— Они расстреляли всех, кто не мог идти. Нас было три тысячи…
— Это мы знаем. Ты уже говорил это не раз.
— Да… — вяло подтвердил Зульцбахер.
— Что вы видели по дороге? — спросил 509-й. — Что делается в стране?
Зульцбахер задумался.
— Позавчера нам повезло — вечером было вдоволь воды, — произнес он, наконец. — Люди иногда давали нам что-нибудь. Иногда нет. Нас было слишком много.
— Один парень ночью принес нам четыре бутылки пива, — вставил Розен.
