В самом деле. Стоят Паша и Юра, а между ними Анечка; если кирпич побольше, они его друг другу передают мимо нее.

Но огорчений с ним тоже хватало. Уже когда он стал нашим депутатом, как-то спрашивает: «Елена Федоровна, какая у вас пенсия?» Я отвечаю: «Пятьдесят восемь рублей. Мне начисляли еще до повышения зарплаты учителям». - «Несправедливо, - отвечает. - Один я портил вам нервов на сто рублей в месяц. Это надо исправить». Разговор у нас был за два месяца до его гибели.

Вообще, я его взрослым не очень вспоминаю. Как-то он остановил меня на улице уже в форме летчика. «Вот, познакомьтесь, это моя жена. А я очень изменился?» - «Конечно, Юра, - отвечаю, - Ты теперь взрослый, офицер, и выглядишь как полагается офицеру Советской Армии. Тебя уже и называть нужно Юрием Алексеевичем». На это он засмеялся. Он с детства очень хорошо смеялся: искренно, радостно. За такую улыбку ему все шалости простишь в душе.

Третий и четвертый классы текли у Юры Гагарина с переменным успехом: он получал четверки и пятерки, а иногда ему выговаривали за то, что он не приготовил урока.

Как-то Нина Васильевна, тогда еще совсем молодая учительница, едва переступив порог классной комнаты, попросила Елену Федоровну пойти с нею к Гагариным. Она жаловалась, что Юра совсем запустил грамматику, не учит правила, а сегодня при практикантах опять оконфузил ее. Вместе с расстроенной Ниной Васильевной они пошли чуть не через весь город к дому Гагариных.

Дом еще только строился. Отец был на стропилах, а мать вышла навстречу очень встревоженная.

- Ну, что он набедокурил?

- Ничего особенного. Просто не учит уроки, Сегодня правила по грамматике не знал.

Юра стоял тут же неподалеку за маленьким верстачком, стругал какие-то планки. Он потупился и, глядя на босые ноги, упрямо пробормотал, как и всякий бы другой мальчишка на его месте:

- Я только один раз не выучил.

- А вчера, Юра? - мягко сказала Елена Федоровна. - А позавчера? А ведь мы тебя готовим в пионеры!

- Так вы с ним по-своему и поступите, - сказала в сердцах мать. - Жалеть не надо.

- Нет, - возразила Нина Васильевна, - лучше уж сами понаблюдайте, чтоб Юра готовил уроки.

Анна Тимофеевна сокрушенно покивала головой.

- С домом мы с этим занялись, выпустили его из рук.

В глазах Юры блеснули слезинки, которые, впрочем, тотчас и высохли. Особенно когда Елена Федоровна поинтересовалась, что это он стругает.

- Это будет самолет, - радостно ответил Юра. - Очень большой и очень быстрый. Больше того, что сбили над Клушином.

С этим Юриным самолетиком произошла затем вот какая история. Как-то по школьному двору вдоль палисадника прогуливался в перемену дежурный член родительского совета Федор Дмитриевич Козлов, по профессии техник-строитель, человек общительный и смешливый.

(К слову, везде, где бы Елена Федоровна ни учительствовала, школу окружал цветник. Один корреспондент даже написал о ней перед войной очерк под заглавием «Цветущая школа», что звучало не очень грамотно, но, видимо, оШчистого сердца. И перед базовой школой палисад переполняли пионы - самые пышные цветы начала лета.) Козлов не ждал беды, когда откуда-то сверху, может быть с неба, а вернее из окон третьего этажа, на него свалилось что-то достаточно увесистое. Это оказался самодельный самолет.

Елена Федоровна уже догадалась, чей он, и вошла в четвертый класс вместе с потерпевшим. Все дружно встали и открыто, в сознании собственной невинности, со спокойным любопытством смотрели на вошедших. Одна только пара глаз упорно не поднималась от пола.

- Ну, что ж, ребята, - начала Елена Федоровна, - вы ушибли Федора Дмитриевича, а могло случиться еще хуже. Просто не знаю, как теперь и быть! Не могу даже представить, кто из вас мог принести в школу этот самолет? А главное, бросить из окна. Самолеты надо испытывать в поле, на ровном месте. И если это хороший самолет, то он полетит вверх, а не вниз.

Козлов поддакивал:

- Будь он чуток побольше, у меня на голове получилась бы целая рана!

Тогда Юра не выдержал, вышел из-за парты.

- Это мой самолет, - прошептал. - Простите. Ему сделали еще несколько упреков, а когда собрались уходить, он догнал Елену Федоровну, тихо спросил:

- Вы отдадите мне его? Елена Федоровна замялась.

- Знаешь, Юра, лучше пусть останется у нас в учительской. Это ведь модель, ее надо поберечь.

Юра вздохнул: ему было так жалко своего самолетика!

А потом у Елены Федоровны случилось несчастье. Пролежав год у родных в Сибири, к ней пришло запоздалое извещение о гибели единственного сына.

В четвертом классе в этот день студент педучилища проводил беседу о красном галстуке. Ребята слышали обо всем этом впервые. Они были целиком захвачены: пионерский галстук, оказывается, часть знамени Революции!

Слезы душили Елену Федоровну. Она вспоминала своего сына таким же маленьким. И тот день, когда он впервые надел красный галстук, и как он был смущен, горд: шел, косясь на свою грудь.

Она отошла к окну, отвернулась от класса и закрыла глаза рукой.

Когда она очнулась, урок уже кончился, а в двух шагах от нее стояли Юра Гагарин и Паша Дёшин.

- Я знаю, почему вы плачете, - сказал Юра со своим обычным открытым искренним видом. - У вас убили Валю. Жалко, что он был танкист. А если б он стал летчиком, то обязательно улетел бы от врагов и спасся. Ведь самолет такой быстрый! Самолет быстрее всего на свете.

- Ну нет, - возразил Паша. - Танки тоже очень большие и быстрые. На танке можно умчаться куда хочешь.

- Что ж, по-твоему, танк обгонит самолет?!

- А может, и обгонит, - упорствовал Павлик. Начинался обычный мальчишеский спор с неизбежными преувеличениями и желанием уязвить друг друга.

...Как выглядел тогда Юра Гагарин? Сохранилась групповая фотография. В первом ряду с напряженными лицами сидят четыре учительницы - руки на коленях, накладные плечи, сумочки в сжатых пальцах, волосы по тогдашней моде зачесаны от висков вверх. Александра Ивановна Жигунова, Нина Васильевна Лебедева-Кондратенко, Елена Федоровна Лунова и Валентина Евгеньевна Болобонова. Во втором ряду, между Алей Слапик и обритым наголо здоровяком Пашей Дёшиным, ниже его на голову, с пионерским галстуком, выбившимся из-под ворота на левое плечо, стриженный под машинку, с прямым и веселым взглядом, со смешливо приподнятыми уголками губ, - ученик четвертого класса базовой школы Юра Гагарин. Последняя в том же ряду, мелкая, как дошколенок, в цветастом платьице и белых шерстяных носках на голых загорелых ножках, прижмурившись от солнышка, с пушистым цветком в руке - его подшефная Анечка, фамилию которой так никто и не смог припомнить.

Мне захотелось побродить по старинному зданию, где учился Юра. Базовой школы давно там нет, осталось педучилище. Именно в этом доме, некогда принадлежавшему купцу Верентинову, 29 августа 1812 года останавливался Кутузов по пути в Царево-Займище. О ночлеге фельдмаршала напоминает мемориальная доска. О том, что здесь учился также и Гагарин, напоминания пока еще не было.

- Движение времени определяется детьми и деревьями, - сказал Николай Сергеевич Александров, завуч педучилища. - Вот липы, которые сажали при Юрии.

Мы шли по маленькому густому саду. Странно подумать, что, когда в 1945 году Николай Сергеевич вернулся из эвакуации, здесь были только воронки от бомб. Да и само здание не взлетело на воздух чудом: какой-то мальчик влез в подвал и перерезал провод к часовому механизму мины. Все окна тогда были заложены кирпичом; на втором этаже сквозные дыры от снарядов. Очень холодно; дрова возили из леса сами на старой колченогой лошади, которую сын директора Владик - ныне Владислав Николаевич, кандидат наук в Обнинске, - прозвал «Обгоню-всех». Дров было так мало, что девушки прятали полешки под подушками, а утром несли в класс и во время лекций по очереди грелись у печки («Да наденьте вы тоже