любовь, а лишь первый крохотный шаг к ней.
На следующее утро Марти встала, как только услыхала тихий щелчок входной двери. Кларк, видимо, зашел на кухню, прежде чем пойти в стойло. Тихо, чтобы не разбудить Мисси, Марти оделась и выскользнула из комнаты, полная решимости взять на себя свою часть забот в браке по расчету, который выпал на ее долю. Теперь у Марти есть крыша над головой, и она расплатится за нее. Она не хочет быть никому обязанной, и, в первую очередь, этому холодному, равнодушному типу, чью фамилию теперь носит. Даже мысленно она не желала считать его своим мужем. Что же касается фамилии, ей будет нелегко привыкнуть, что отныне она не Марта Кларидж, а Марта Дэвис. Она стала равнодушно размышлять, возникнут ли юридические проблемы при пожелании сохранить свое настоящее имя. Разумеется, она может зваться Марта Люсинда Кларидж Дэвис, не нарушая никаких законов. Внезапно потрясенная, Марти осознала, что ее ребенок тоже будет носить фамилию Дэвис.
— О нет! — Она закрыла лицо руками. — Только не это. Я хочу, чтобы мой ребенок носил фамилию Клема, — прошептала она в ужасе. Горячие слезы текли у нее между пальцев, но она понимала, что в данном случае ничего не выйдет. Как ни печально, она была замужем за другим, и ребенок, который родится в этом браке, будет носить имя ее мужа, несмотря на то что его отец — Клем. У Марти появился еще один повод ненавидеть своего благодетеля. «Ну и ладно, вот возьму и назову ребенка Кларидж, — запальчиво сказала она себе, — этого ему у меня не отнять». Она утерла слезы рукавом, высоко подняла голову и направилась на кухню. В большой черной кухонной печи уже пылал огонь. Похоже, именно для этого Кларк и приходил, и Марти обрадовалась, что ей не придется заниматься растопкой помимо и без того почти невыполнимой задачи жить дальше. Она открыла дверцы буфета, исследовала плотно закрытые банки и обнаружила кофе. К счастью, она знает, где найти кофейник, потому что вчера сама вымыла и убрала его. На невысоком столе у двери стояло ведро со свежей водой, и она быстро приготовила кофе.
— Начало положено, — сказала Марти самой себе. — Что дальше? Она немного порылась в припасах, пока не нашла все необходимое, чтобы напечь лепешек. По крайней мере это она умеет. Они с Клемом часто питались одними лепешками, поскольку продуктов для приготовления другой еды у них не было. Марти понимала, что ей будет нелегко справляться со стряпней. Она почти не умела готовить. Что ж, научится. Она способная. Для начала нужно узнать, что и где хранится на этой проклятой кухне. Марти редко говорила грубые слова, хотя за свою жизнь слышала их предостаточно. Несмотря на готовность исторгать их потоком, она выбрала одно из самых безобидных выражений, которые употреблял ее отец.
— Черт возьми! — воскликнула она. — Что мне делать? Она не сомневалась, что Кларку недостаточно кофе и лепешек. Но что еще можно приготовить? В буфете стояло множество разных жестянок и коробок, но все были полны продуктами, которые никак не годились для завтрака. Куры! Она же видела кур, а значит, должны быть и яйца. В поисках яиц Марти выглянула из кухни на веранду, служившую входом в дом со двора. Ее взгляд привлекло странное сооружение. Это было нечто вроде ворота, с которого спускалась веревка. Веревка вела к квадратному отверстию в деревянном полу, там же находилась ручка подъемной крышки. Марти осторожно подошла ближе, размышляя, не переходит ли границы дозволенного. Она медленно приподняла крышку в полу за ручку. Сначала ничего не было видно, потом, когда ее глаза привыкли к темноте, она разглядела что-то вроде большого деревянного ящика. Видимо, ворот и веревка предназначались именно для этой штуковины. Марти потянула за веревку и заметила, что ящик поднимается вверх. Это потребовало больше усилий, чем казалось, однако она успешно справилась с устройством. Ящик медленно полз наружу. От него веяло холодом. Когда он был поднят окончательно, Марти накинула веревочную петлю на крюк, предназначенный, скорее всего, именно для этой цели. Сквозь закрытую решетчатую дверцу ящика было видно, что внутри лежит съестное. Она открыла дверцу, и ее глазам предстало такое изобилие, что Марти раскрыла рот от изумления. Там была корзина с яйцами, горшки со свежими сливками, молоком и маслом, окорок и грудинка. На другой полке лежали свежие овощи и стояли небольшие банки с вареньем и всевозможными консервами, а потянув легонько носом, Марти почувствовала аромат свежего меда. По-видимому, дикого. Вот так находка! Теперь у нее не будет проблем с завтраком. Она достала грудинку и несколько яиц. Потом выбрала одну из банок с вареньем и хотела уже опустить ящик на место, когда вспомнила про Мисси. Ребенок должен пить молоко, да и Кларк, возможно, не откажется от кофе со сливками. Правда, она не представляет, любит ли он сливки. Она вообще не знает о нем почти ничего.
Марти осторожно опустила ящик на место и закрыла подъемную крышку. Забрав добычу, она вернулась на кухню, чувствуя себя гораздо увереннее по части перспектив приготовления завтрака. Кофе уже кипел, и его запах напомнил, как она проголодалась. Марти достала из буфета тарелки и накрыла на стол. Ей хотелось, чтобы к приходу Кларка все было горячее, но она не знала, сколько времени занимает его утренняя работа на ферме.
Глава четвертая
УТРЕННЯЯ СХВАТКА
Не успела Марти замесить тесто для лепешек, как услышала, что проснулась Мисси. Марти решила, что прежде всего нужно поднять и одеть девочку, и оставила миску и продукты на столе. Когда она вошла в спальню, радостная улыбка малышки, держащейся за перила кроватки, сменилась при виде Марти удивлением, близким к тревоге.
— Доброе утро, Мисси, — сказала Марти и взяла ребенка на руки, чтобы усадить на свою кровать. — Интересно, где твоя одежда? — спросила она, едва ли всерьез надеясь получить ответ. В большом комоде детской одежды не было. Марти знала это, поскольку еще накануне вечером осмотрела все ящики, раскладывая свои вещи. Она обвела взглядом комнату и увидела небольшой сундук, стоящий под окном. Это действительно был сундучок Мисси, и Марти выбрала то, что, по ее мнению, соответствовало случаю. Среди вещей было несколько прелестных платьиц. Похоже, ее мама была настоящей рукодельницей. Марти вернулась к малышке, которая настороженно наблюдала за каждым ее движением, положила одежду на кровать и подошла к Мисси. Но едва девочка поняла, что эта чужая женщина собирается одевать ее, как, не дав Марти опомниться, принялась громко плакать. Марти показалось, что от таких криков побледнело бы и привидение.
— Мисси, перестань же, — увещевала она, но малышка продолжала закатываться неистовым плачем, в котором слышалась смесь возмущения и ужаса.
— Хочу к папе, — кричала она, захлебываясь рыданиями. Марти сдалась.
— Ш-ш! Тише! Успокойся, — сказала она, взяв девочку на руки. Прижимая к себе содрогающегося от плача ребенка, она взяла одежду, пошла на кухню и посадила девочку в углу, положив рядом ее вещи. Мисси, не переставая громко плакать, схватила платье и судорожно прижала его к себе. Как только Марти вновь занялась лепешками, кофе зашипел, выкипая на плиту. Марти лихорадочно передвинула кофейник подальше. Теперь она поняла, что положила слишком много дров. Плита раскалилась докрасна. Марти огляделась в поисках того, чем можно было бы вытереть лужу, и, не найдя ничего подходящего, бросилась в спальню, где выхватила из ящика комода одну из своих самых заношенных вещей. Все равно теперь это всего лишь лохмотья. Затем помчалась назад в кухню, чтобы убрать подтеки кофе. Мисси ревела во весь голос. Эту сцену и застал по возвращении Кларк. Он посмотрел сначала на растрепанную Марти, успевшую, помимо прочего, обжечь себе палец, потом на захлебывающуюся слезами Мисси, которая, сидя в углу, отчаянно прижимала к себе свое платьице. Марти сделала все, что могла. Оторвавшись от плиты, она незаметно сунула мокрое, испачканное платье, послужившее ей тряпкой, в угол и кивнула на Мисси.
— Она не дала мне одеть себя, — объяснила Марти, стараясь говорить спокойно. — Все время плакала и требовала папу. Марти не знала, как отреагирует Кларк, и его слова стали для нее полной неожиданностью.
— Этого я и боялся. У детей короткая память, — сказал он, поразив Марти своим спокойным тоном. — Она уже не помнит, что такое мама. Он подошел к буфету и при этом, как заметила Марти, даже не взглянул на Мисси, чтобы не спровоцировать новую бурю рыданий.
— Ей придется привыкнуть, что ты — ее мама и что ты заботишься о ней. Можешь отнести ее в спальню и одеть, а здесь я справлюсь сам. — Он жестом указал на беспорядок, царивший на кухне, и частично приготовленный завтрак. После этого Кларк открыл окно, чтобы жар от ревущей печи вышел наружу, и больше не взглянул ни на Марти, ни на Мисси. Марти перевела дыхание и нагнулась, чтобы взять Мисси, которая немедленно зашлась криком, как раненый зверек, а оказавшись на руках, стала брыкаться и лягаться.
— Слушай меня внимательно, — процедила Марти сквозь стиснутые зубы. — Помнишь наш уговор? Я обещала быть твоей мамой, если ты будешь хорошей девочкой. Хорошие девочки так себя не ведут. Но Мисси не желала слушать. Марти посадила ее на кровать и вдруг услышала, как, икая от плача, Мисси отчетливо произнесла:
— Хочу к маме! Так значит, она все помнит. Раздражение Марти мало-помалу стало таять. Может быть, Мисси почувствовала отношение Марти к Кларку, ее злость и отчаяние. Она не винила малышку за то, что та плакала и брыкалась. Возможно, Марти сама вела бы себя не лучше, если бы ее опыт не говорил о том, что это напрасная и бессмысленная трата сил. «Ах, Мисси, — думала она, — как я тебя понимаю. Со временем мы наверняка станем друзьями, но сейчас, — она поморщилась, — сейчас мне нужно тебя одеть». Марти разложила одежду в нужном порядке, поскольку знала, что никто не будет подавать ей вещи, пока она будет воевать с Мисси. Затем Марти опустилась на кровать и усадила брыкающуюся девочку к себе на колени. Мисси снова забилась в истерике, но теперь Марти не испугалась. Она понимала, что это не более чем гнев ребенка.
— Хватит, Мисси, прекрати. Голос Марти потонул в детских криках, и тогда она дважды крепко шлепнула по маленькой извивающейся попке. Глаза девочки широко раскрылись от удивления, и она перестала плакать и вырываться. Может, это был эффект неожиданности, но, скорее, ребенок просто понял, что придется подчиниться. Мисси продолжала всхлипывать, глотая слезы и прерывисто вздыхая, но больше не сопротивлялась и позволила Марти одеть ее.
Когда битва закончилась и ребенок был одет, Марти чувствовала себя взъерошенной и обессиленной. Они настороженно посмотрели друг на друга.
— Бедная малышка, — прошептала Марти и привлекла девочку к себе. К ее удивлению, Мисси не стала сопротивляться и прижалась к ней. Марти взяла ее на руки и стала ласково гладить, легонько покачивая. Марти не знала, сколько просидела так, но постепенно почувствовала, что малышка больше не плачет. Из кухни доносился запах жареного бекона. Марти поднялась и взяла расческу. Сначала она пригладила свои растрепанные волосы, а потом расчесала каштановые кудряшки Мисси. Она взяла девочку на руки и вернулась на кухню, где смочила водой чистое полотенце, чтобы вытереть детские слезы и немного охладить свое разгоряченное лицо. Кларк не поднял глаз. «Вот он какой, опять делает то, что должна была сделать я», — подавленно думала Марти, усаживая Мисси за стол. Лепешки были готовы, яичница пожарена, а бекон шипел на сковородке. В чашках дымился кофе, а перед Мисси стояла небольшая кружка с молоком. Марти ничего не оставалось, как усесться за стол. Кларк принес бекон и сел напротив. На этот раз она не попадется. Марти помнила, что перед едой он произносит молитву, поэтому, опустив голову, сидела в ожидании. Но ничего не произошло. Потом послышалось негромкое шуршание — звук, напоминающий перелистывание страниц. Марти украдкой бросила взгляд на Кларка и увидела, что он листает Библию, ища нужное место. Марти почувствовала, как ее щеки заливаются краской, но Кларк не смотрел на нее.
— Сегодня мы прочитаем сто двадцатый Псалом, — сказал он и начал читать: — «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя». Марти всей душой пожелала, чтобы ей пришла помощь с гор. Впрочем, для нее не так уж важно, откуда она придет. Она сделала над собой усилие и прислушалась к тому, что читал Кларк: «Господь — хранитель твой; Господь — сень твоя с правой руки твоей. Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь. Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек». Он осторожно положил книгу на небольшую полку у стола, а затем склонил голову и произнес молитву. Марти опять была застигнута врасплох.
«Черт его побери», — вскипела было она, но ее внимание привлекли слова:
— Господь наш, благодарим Тебя за этот прекрасный день и за благодеяния Твои. «Благодеяния, — подумала Марти. — Хорошенькие благодеяния — орущий ребенок, выкипевший кофе и обожженный палец. Я бы прекрасно обошлась без таких благодеяний». Но Кларк продолжал:
— Благодарим Тебя, Отец наш, за то, что Мисси сделала первый трудный шаг, и просим помочь той, что вошла в этот дом, чтобы стать для Мисси матерью. «Когда он обращается к своему Богу, он не называет меня по имени, — подумала Марти, — вместо этого он все время говорит „та“. Надеюсь, если его Бог откликается на молитвы, Он понимает, о ком идет речь. Я бы не отказалась от Его помощи, как, впрочем, и от любой другой». Марти услышала, как ложка звякнула о миску, и поняла, что до сих пор сидит, склонив голову. Задумавшись, она прослушала конец молитвы, включая «аминь». Она снова вспыхнула и подняла голову, но, поскольку Кларк в это время кормил Мисси лепешкой, смущение Марти осталось незамеченным.
