Когда мы были уже в вестибюле, Иван Петрович спросил:

– А знаешь, кто такой Сорокин? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – Это самый преданный Дзержинскому человек, его личный курьер. До революции Григорий Кириллович Сорокин был курьером в петроградском градоначальстве. Оно находилось на Гороховой улице, в доме номер два. Как-то Дзержинский решил осмотреть этот дом, чтобы разместить там ВЧК. Ему открыл дверь незнакомый человек. Дзержинский спросил, кто он.

– Я курьер, – ответил незнакомец, – все разбежались, а я охраняю добро.

– Это очень хорошо. Так и продолжайте, – похвалил его Дзержинский.

Осмотрев здание, Феликс Эдмундович спросил:

– А не желаете ли у нас служить?

– Отчего же не служить? – ответил курьер.

Так Григорий Кириллович и остался в ВЧК. Он очень любит Дзержинского и по старой привычке называет его господином. Но дело ведь не в том, как он его величает. Важно, что у Феликса Эдмундовича есть надежный и преданный человек.

– А что за портрет я видел на столе у Феликса Эдмундовича?

– Это портрет его сына Ясика, – ответил Павлуновский.

Из Москвы мы выехали в Симбирск. 5-я армия в то время наступала вдоль Волго-Бугульминской железной дороги на Бугульму. Она продвигалась двумя группами: одна – в направлении Мелекесс – Бугульма, другая – на Чистополь – Бугульма. Эти группы образовали как бы клещи.

В особом отделе мы получили задание. Оно заключалось в следующем: пробравшись через фронт белых, наша группа должна была проникнуть в Уфу, связаться с местными подпольными большевистскими организациями и развернуть активную диверсионную деятельность. Кроме того, требовалось непрерывно передавать своим информацию о противнике.

Не буду описывать подробности выполнения задания. Скажу только, что справились мы с ним неплохо. Может, потому, что нашей работой в тылу врага руководил лично Павлуновский. Это был, конечно, очень рискованный шаг для начальника особого отдела. Но что делать, произошло именно так. В условное время он выходил на одну из улиц Уфы торговать газетами и тихо отдавал нам короткие указания. С перевязанной щекой, в штатском поношенном костюме его просто невозможно было узнать.

29 декабря 1918 года части 1-й армии овладели городом Стерлитамаком, а 31 декабря войска 5-й армии заняли Уфу. Однако частный успех в центре не изменил тяжелого положения на всем Восточном фронте. Колчаковцы усилили нажим на нашем левом фланге. 3-я армия стойко вела борьбу, проявив немало героизма, и все же 24 декабря 1918 года ее части оставили Пермь. Захват белыми этого города создавал прямую угрозу Вятке, а их соединение с белогвардейцами, действовавшими с севера, грозило катастрофой всему Восточному фронту.

Выправить создавшееся положение на Восточном фронте могли только решительные меры партии и правительства. По предложению В. И. Ленина ЦК РКП (б) принял решение создать партийно-следственную комиссию для подробного расследования причин сдачи Перми и принятия необходимых мер к скорейшему восстановлению как партийной, так и советской работы в районах действий 3-й и 2-й армий.

Подробно рассказывать об этом историческом факте нет необходимости. Он с достаточной полнотой освещен в нашей литературе, в том числе и в воспоминаниях участников гражданской войны. Стоит лишь подчеркнуть, что Ф. Э. Дзержинский сыграл особенно выдающуюся роль как член этой комиссии.

Начавшееся наступление армий Восточного фронта шло с переменным успехом, но план Колчака по захвату Вятки был сорван. Успехи же войск правого крыла Восточного фронта – взятие Оренбурга и Уральска – и вовсе положили начало разгрому Колчака.

В конце января Ф. Э. Дзержинский выехал в Москву. Он вез В. И. Ленину доклад о работе комиссии и положении на Восточном фронте.

В дальнейшем, когда меня назначили в коллегию ОГПУ, я стал часто встречаться с Феликсом Эдмундовичем. Работал он почти круглые сутки. Бывало, дежуришь ночью, и вдруг часа в четыре открывается дверь, входит Феликс Эдмундович. Как всегда, обращается на «вы» и спокойно говорит: прошу вас к утру сделать то-то и то-то.

Да, он всегда находился на посту, денно и нощно. На том высоком посту, который по его заслугам доверили ему наша партия.

Есть люди, память о которых не стирает неумолимое время. Таким человеком был Феликс Эдмундович Дзержинский.

Впервые я увидел его в дни Февральской революции в здании городской думы (теперь здесь Музей В. И. Ленина). Сюда в те дни – уже не в думу, а в только что обосновавшийся Московский Совет рабочих и солдатских депутатов – ежедневно толпами приходил народ. Слишком много причин было для этого: город бурлил от событий, потрясших страну, и людям трудно было усидеть дома. Все спешили туда, где можно поделиться своими настроениями, услышать объяснение происходящему. А события все нарастали.

День, о котором идет речь, был особенным: в Московский Совет привезли политзаключенных, освобожденных из Бутырской тюрьмы. Среди них был и Феликс Эдмундович Дзержинский. Его высокий рост и тонкие черты болезненно-бледного лица сразу привлекли внимание всех присутствующих. Рукоплескания, бесконечное «ура», крепкие рукопожатия и объятия друзей, слезы радости сопровождали прибывших, пока они поднимались на второй этаж. Конечно, я тогда даже думать не мог, что очень скоро мне придется работать под непосредственным руководством Феликса Эдмундовича.

Вторая моя встреча и знакомство с ним состоялись в Петрограде на VI съезде РСДРП (б). Я присутствовал на съезде в качестве гостя от Центрального совета фабрично-заводских комитетов Петрограда. Феликс Эдмундович был делегатом и активным участником съезда.

Как известно, на съезде он был избран в состав Центрального Комитета РСДРП (б), которому выпала