— Но позвольте, каким образом можно в заданных пропорциях составить смесь простых веществ, которые в природе в чистом виде не встречаются?

— С помощью серии реакций. Их может понять и оценить только химик-профессионал. Приведу лишь один пример — простейший, — по аналогии вы поймете все остальное. Вам известно, что воду можно изготовить искусственно?

— Должен признаться, что имею об этом довольно смутное представление — курс элементарной химии я слушал много лет назад.

— Следует пропустить электрический разряд через смесь, состоящую из двух частей водорода и одной части кислорода. В момент прохождения искры газы образуют жидкость, эта жидкость и есть вода. Я для своих целей пользуюсь способом в принципе аналогичным — воздействую одними простыми веществами на другие для получения сложных и наоборот.

— Но тогда вы создаете все на свете!

— Мною решительно ничего не создается. Никто не может сотворить что-либо из пустоты. Я создаю комбинации простейших веществ, повсюду находящихся в природе, идя от простого к сложному, от общего — к частному, от абстрактного — к конкретному.

— Если не ошибаюсь, такая система называется, как и в философии…

— Синтезом, господин префект, синтезом!

— Ваша фамилия, так поначалу меня поразившая!

— Я последний потомок династии алхимиков, чьи корни теряются в глубине веков. Основоположник нашего рода, не теряя времени на всякую ерунду, занимавшую умы его современников, попытался воссоздать сложные вещества. Он изобрел систему, лишь в наше время обеспечившую химии невиданный взлет, и дал ей громкое греческое имя «синтез», ставшее впоследствии его фамилией, которая ничем не хуже любой другой. Вот отчего я зовусь «Синтез».

Мною унаследовано не только имя и труды предков, но и неодолимое влечение к наукам, в частности, к химическому синтезу… Добавлю, что если сегодня мне удается совершать вещи, потрясающие не только простых смертных, но и специалистов, то я обязан этим в большей степени своим скромным силам, нежели трудам моих предков. В каком-то смысле сидящий перед вами господин — живое воплощение синтеза, результат многовековых усилий, итог десятков поколений самозабвенных и неутомимых тружеников, чьими открытиями мне приходится пользоваться.

Как видите, я не колдун и не мистификатор, я просто ученый, который может дать документальное обоснование всему, о чем говорит. Кстати, возьмите на пробу несколько моих питательных шариков! Не бойтесь! Они столь же безвредны, сколь и эффективны. Ручаюсь, в течение двадцати четырех часов вы не почувствуете голода.

— Благодарю, — засмеялся префект. — Но признаюсь вам по секрету в одном своем недостатке: я — гурман [68]. Боюсь, что вашей таинственной амброзии [69] недостает вкусовых качеств.

— В моей амброзии, как вы изволите ее именовать, нет ничего таинственного. Пусть она и безвкусна, зато оставляет желудок легким, а в голове от нее странным образом проясняется. У вас не будет ни приливов крови, вызванных трудолюбивым пищеварением, ни обострений гастрита [70], которые особенно донимают людей, ведущих сидячий образ жизни, ни подагры [71], ни ожирения. Вместо этого — быстрая усвояемость пищи, регулярное восстановление сил, легкая регенерация [72]…

— Еще раз благодарю, но, право слово, я страшусь режима питания, отмеченного элементарностью и однообразием.

— Но у меня каждый день разное меню! Завтра в рационе будут углеводороды, лишенные азота и призванные обеспечить организм теплом. Словом, эта пища дыхательная, и, так как я немного переутомлен, добавлю к ней, пожалуй, кокаина или кофеина.

— Нет, нет, спасибо! Я действительно не голоден и признаюсь, что наилучшему кофеину предпочел бы глоток более или менее настоящего «мокко». К тому же мне пора. Прошу прощения за свой непрошеный и слишком затянувшийся визит.

— Помилуйте, мне нечего вам прощать. Вы хотели получить сведения, вы удовлетворены?

— Более чем! Это даже трудно выразить словами! И все же, могу ли я решиться…

— Конечно! Не так-то уж я суров.

— Вы любезно посвятили меня в тайну вашего питания. Не будете ли вы так добры в двух словах открыть мне секрет вашего сна? Вот вы недавно произнесли фразу: «Я сплю, и я голоден». Я видел, как вы ели, но не заметил, чтобы вы спали!

— И тем не менее я сплю. Вам известно об искусственно вызываемом у людей гипнотическом сне [73] и об интереснейших, недавно поставленных профессорами Шарко [74] в госпитале Сальпетриер в Париже и Беренгеймом в Нанси опытах над загипнотизированными?

— Известно, как и всей широкой публике, то есть очень поверхностно — по газетным статьям и нескольким отрывкам из научных журналов.

— Этого достаточно. Вы знаете, что такой сон вызывают разными путями. Например, экспериментатор держит перед глазами испытуемого блестящий предмет и заставляет неотрывно на него смотреть, чем достигается полная зависимость усыпляемого от усыпляющего. Я имею в виду не столько физическую, сколько моральную зависимость.

— Понятно. Гипнотизер полностью властен над своим подопытным. Он может внушить ему самые причудливые мысли, подсказать идеи как нелепые, так и гениальные, заставить невозмутимо разглагольствовать на темы, о которых тот не имеет ни малейшего представления, может даже отнять у него воспоминания о собственном «я» и переселить его в чужую шкуру. Говорят также, будто бы подопытный может поддаться непреодолимому желанию совершить преступление и совершает его под влиянием навязанного ему внушения, противиться которому он не в силах.

— Совершенно верно, но это еще не все. Вы должны также знать, — впоследствии загипнотизированный может сохранить в памяти все то, что происходило с его сознанием во время гипнотического транса [75], для чего требуется, чтобы тот, кто погружал его в сон, позаботился об этом при переходе к бодрствованию. Бывает, что первоначально состояние гипноза достигается с большим трудом, зато после ряда сеансов сон наступает почти мгновенно.

— Кажется, все это экспериментально доказано учеными, чью добросовестность нельзя поставить под сомнение.

— Ну так вот, вы видите перед собой человека, находящегося в состоянии гипнотического транса.

— Вас?!

— Меня.

— Но вас же никто не усыплял!

— Ежедневно я сам себя гипнотизирую, смотря несколько секунд в маленькое металлическое зеркальце.

— Вы гипнотизируете себя… сами?!

— Да.

— Я думал, такое невозможно!

— Напротив. Это с незапамятных времен практиковалось на Востоке: индийские факиры за милую душу по своей воле погружались в транс. Одни какое-то время, скосив взгляд, смотрели на кончик своего носа, другие разглядывали собственный пуп и, после более-менее длительного созерцания, достигали того же результата. Именно они навели меня на мысль заняться самогипнозом. Только я пользуюсь зеркальцем — так значительно удобнее.

— Но с какой целью вы подвергаете себя действию этого феномена? [76]

— Сколько часов в сутки вы тратите на сон?

— Часов семь-восемь.