породили о дикарях странные легенды. Из них сделали «хвостатых людей», живущих преимущественно, на деревьях, а на землю спускающихся лишь затем, чтобы опустошать деревни. Рассказывают, будто бы этот народ покрыт густой шерстью, у них клыкастые пасти, а ноги длиной в полметра с огромными когтями. Разорвав ими свою добычу, они пожирают ее сырой.

Само собой разумеется, их считают людоедами, но в конечном итоге это не самое страшное. Позже мы узнаем, что думает об этих обездоленных господин Бро де Сен-Поль Лиас, в числе прочего изучавший нравы и образ жизни местных жителей. Ему также принадлежит несколько фотографий некоторых любопытных типов.

Как бы там ни было, но Кристиан, всей душой желая встретить земных людей, приходил в ужас, думая об их лесных сородичах. Несмотря на всю свою энергию и выносливость, благодаря которой капитан выдерживал трудности путешествия, он чувствовал время от времени внезапный упадок сил и как мог скрывал эти приступы от своей спутницы. Выжить становилось все труднее. Вот уже три дня, как они почти ничего не ели; их мучил голод, силы таяли, счастливый случай, спасавший их уже неоднократно, кажется, на сей раз отвернулся от них.

Большой ошибкой было бы предполагать, будто буйная растительность тропического леса способна предоставить человеку все нужное для жизни. Годные в пищу растения нуждаются в пусть и примитивной, но хоть какой-то культуре земледелия, охота и рыбалка слишком ненадежны, а фрукты и ягоды редки и большей частью растут на недоступных деревьях. Вот почему даже самые дикие обитатели лесов засевают вырубки, сеют зерновые, собирают коренья, коптят мясо и рыбу, делая запасы на случай голода. Плоды же для них всегда — всего лишь закуска.

Только австралийцы, эти горемыки, живут одной охотой да рыбной ловлей, пренебрегая земледелием и бродя куда глаза глядят с места на место по роскошным бесплодным просторам своей страны. Но даже они ежегодно собирают эвкалиптовую камедь и, приготовив специальным образом, прячут ее в разных местах, на случай голода — этого вечного врага примитивных народов.

Оранги из Малакки тоже не живут только сегодняшним днем. Они хорошо знают все скрытые богатства своего леса, заглохшие старые вырубки, где в неслыханном изобилии растут кокосы, саговые пальмы, хлебные деревья, бананы. Кроме того, прекрасно приспособившись к такому образу жизни, не только благодаря наследственности, но и ежедневному привыканию, оранги пробираются сквозь гигантские чащи с легкостью хищников и обладают инстинктом не меньшим, чем животные. Вооруженные примитивным, но грозным в их руках оружием, они могут прокормиться, оставаясь кочевниками, хотя и у них время от времени свирепствует опустошительный голод.

Европеец же, сколь бы смел, вынослив, находчив, неутомим он ни был, погибнет или в когтях хищников, или от укуса змеи, или от неизбежного голода, тем более если у него нет оружия. По сравнению с туземцем он оказывается в слишком невыгодном положении, чтобы оказывать длительное сопротивление.

Вот уже двенадцать часов во рту у бедняги офицера маковой росинки не было. Желая скрыть от своей спутницы весь ужас их положения, а также желая как можно подольше уберечь ее от мук голода, он, стараясь казаться веселым, героически предлагал девушке всю случайно раздобытую по дороге снедь.

— А вы, мой друг, что же вы не едите? — забеспокоилась она, видя, что Кристиан отказывается разделить с ней скудную трапезу.

— Благодарю, я уже поел, — улыбнулся капитан с довольным видом плотно пообедавшего человека.

— Вы меня обманываете! — От внезапного подозрения у Анны сжалось сердце. — Вы совсем не спите…

— О, мы, моряки, привыкшие стоять на вахте, в сне почти не нуждаемся.

— А теперь вы уже и не едите!..

— Извините, но ночью я поел. Признаюсь, меня охватил такой внезапный приступ голода, простительный ввиду скудости нашего рациона, что я запустил руку в нашу провизию. Поэтому совершенно естественно с моей стороны предложить вам то, что осталось.

— Однако вы так бледны!..

— Это вам кажется. Лучи солнца фильтруются сквозь зеленую листву…

— Ах, если бы все, сказанное вами, было правдой!..

— Почему «если бы», сестренка?

— Если бы вы не довели до такой степени ваше самоотречение…

— Не будем говорить об этом! Так как я намного сильнее вас, то совершенно естественно, что мой рацион в случае необходимости меньше вашего. Так поступают, когда на борту корабля не хватает продуктов или когда тебя выбрасывает на берег. Женщин и детей спасают первыми, им же отдают первый кусок.

— Какой вы добрый!

— Бог мой, не знаю… Вы придаете слишком много значения пустякам.

— Вот вы наконец и сознались, что терпите ради меня лишения!

— Ни в чем я не сознался!

— О нет, теперь я все поняла! — воскликнула бедная девушка, и глаза ее наполнились слезами. — Но неужели вы не понимаете, что наше общее несчастье необходимо делить пополам, иначе оно станет нестерпимым!

— Да, безусловно. Но следует принимать во внимание неравенство наших сил. К тому же в данный момент дискуссия сама собой закрывается — у нас не осталось ничего съестного.

— Совсем ничего?! И это впервые за восемь дней. После того, как мы, к своему счастью, нашли гнездо зеленых попугаев, а потом то фрукты, то коренья…

— Из этого следует, что мне надо немедленно отправиться на поиски, не то нам придется съесть лишь воображаемый ужин… Я вынужден оставить вас одну. Вы ведь не боитесь, правда?

— За себя? За себя нет, друг мой. Лишь бы только вы не заблудились.

— Не волнуйтесь; чтобы избежать возможной ошибки, я отмечу свой путь вехами.

— До свидания, брат. И не теряй надежды!

— До свидания, сестричка.

Но когда девушка увидела, как капитан, опираясь на палку, скрывается в зарослях, по дороге ножом кое-где обрезая мелкие ветки, присутствие духа покинуло ее. Открылся ли перед ней весь ужас ситуации, в которой она оказалась? Показалось ли ей одиночество более страшным, чем раньше? Или перевозбужденный от усталости и лишений разум не смог, как прежде, противостоять подступившему ужасу?

Сдавленные рыдания вырвались из ее груди, слезы хлынули из глаз, она бросилась на колени и, простирая руки к зеленому куполу, палимому неумолимым солнцем, душераздирающе возопила:

— Господи! Не покидай нас, Господи!

Долго длился припадок отчаяния. Она не замечала, как тянутся длинные часы. Лишь голод, ужасный приступ голода заставил ее заметить, как удлинились тени на берегу реки.

— Как долго он не возвращается! — прошептала девушка, стараясь проникнуть взглядом в запутанное сплетение ветвей. — Мне страшно, я вся дрожу! Если бы он, считающий меня такой сильной и решительной, знал, что, когда его нет рядом, я пугаюсь каждого шороха, каждого хруста!.. Завтра пойду вместе с ним, чего бы это ни стоило!

Вечерело. Вскоре наступит ночь. Непроглядная ночь в лесу, от которой дрожь пробирала самых отважных. Несчастная девушка почувствовала, как страх ее увеличивается с минуты на минуту.

— О! — обезумев, зарыдала она. — Завтра… До завтра я умру от страха!..

Но ее отчаяние сменяется нервной, истерической радостью. Она слышит тяжелые шаги, шорох раздвигаемых веток.

— Кристиан! Кристиан! Это вы?!

— Анна! Я здесь, Анна!

И офицер, еще более бледный, чем раньше, в разорванной в клочья одежде, с лицом, исцарапанным колючками, изможденный, еле держась на ногах, предстал перед нею в последних отблесках вечерней зари.