образующие снизу ствола нечто вроде пьедестала. В дереве он узнал черную ризофору [331]. Опасаясь довольно сильного течения, образующегося при отливе, вне себя от беспокойства за девушку, все еще не пришедшую в сознание, Кристиан уцепился за корни. Вода убывала. Умирая от жажды, он поднес к губам пригоршню воды и вскрикнул от радости. Вода была почти совсем пресная.

По счастливой случайности потерпевшие кораблекрушение очутились в дельте реки. Жадными глотками офицер пил эту теплую, взбаламученную воду, и она казалась ему вкусной! Сколь бы неудобной ни была занимаемая им позиция, он стремился оказать помощь бедной девушке. Но тут с ее губ сорвался тихий стон.

— Наконец-то! Она жива! — вскричал молодой человек потеряв голову от радости.

Забрезжил рассвет. Можно было различить широкое речное устье, заросшее деревьями с серо- зелеными кронами, илистое дно, где барахтались маленькие голубые крабы.

Желая как можно скорее выбраться из своего ужасного положения, капитан взобрался по корням черной ризофоры, сослужившей ему добрую службу, обломил ветку, поспешно вернулся к продолжавшей стонать Анне, подхватил ее и за четверть часа сверхчеловеческих усилий, прощупывая дно палкой, донес свою спутницу до суши. Ноги у него подкашивались, он боялся, что в любую секунду может рухнуть на землю.

— Пить! — прошептала девушка.

— Что же мне делать! — в отчаянии пробормотал моряк, думая, что ему снова придется преодолеть покрытую илом отмель. — В чем донести воду? — Машинально его горестный взгляд остановился на дереве арум с серо-белыми полураспустившимися цветами, напоминавшими чаши, внутри которых переливалась и сверкала прозрачная роса.

— Вода! Вот вода! — закричал Кристиан, вмиг переходя от отчаяния к пылкой радости.

Эти несколько капель возвратили его спутницу к жизни.

— Спасена! Спасена вами! — нежно прошептала она. — А все остальные?

— Здесь нас только двое. Однако я надеюсь, что им удалось доплыть до берега. Быть может, их положение менее шатко, чем наше…

— У нас не осталось никаких средств к существованию?

— Абсолютно никаких.

— И мы промокли до нитки. К счастью, скоро взойдет солнце.

— Необходимо прикрыть голову листьями, чтобы не получить солнечный удар.

— Эти первые лучи мне на пользу — ведь я так замерзла… А сейчас…

— Что — сейчас?

— Сказать откровенно? Я умираю от голода…

— Я попробую что-нибудь раздобыть.

— Это нелегко, не правда ли? Будет трудно, мне в особенности, приноровиться к нашему новому положению — положению людей, потерпевших кораблекрушение.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить для вас эту ситуацию.

— Не сомневаюсь, друг мой. И этим вы мне окажете огромную услугу. Вы и представить себе не можете, как я нерасторопна, как неопытна. Дедушка очень добр, но не разумнее ли было бы, вместо того чтобы потакать капризам избалованного ребенка, подготовить меня к разным жизненным обстоятельствам. Подумать только, я ведь и бифштекса толком не сумею поджарить.

— О, мадемуазель, поджарить бифштекс — это весьма сложная операция, тем более в сложившейся ситуации.

— Прежде всего, дорогой мой спаситель, прошу вас оставить это церемонное обращение «мадемуазель». Смотрите на меня как на сестру и любите меня по-братски. Вы это заслужили, правда? Теперь вы — мой брат.

— Да, мадемуазель!

— Вы опять за свое! Итак, давайте, брат, проведем смотр наших ресурсов. У меня есть носовой платок, бусы… бусы… Вот и все. А у вас?

— У меня есть нож. Прекрасный нож со многими лезвиями, настоящее сокровище.

— Действительно это драгоценность, — засмеялась девушка.

— Еще часы… Правда, полные морской воды. Затем револьвер с целой обоймой.

— Чтобы защищать нас от хищников?

— Но обойма, должно быть, промокла так же, как и часы. Затем четыре дуката [332] в жилетном кармане.

— Золото! Лучше бы там был бисквит…

— Но я надеюсь, мы все-таки будем завтракать…

— Надеюсь. В романах жертвы кораблекрушения после чудесного спасения всегда садятся завтракать.

— Позвольте, я отлучусь минут на десять.

— Позволяю. Но не могу ли я пойти с вами?

— Нет, это невозможно! — ответил капитан и смело ринулся на илистую отмель.

Вскоре он вернулся, сияющий, торжествующий, неся на плече вязанку тонких корней черной ризофоры с лепившимися на них неправильной формы устрицами. Такие устрицы, живущие в солоноватой воде, безвкусны и требуют приправ — соли, перца или лимонного сока. Без специй есть их трудно. Но голод лучший повар!

Укрывшись в бамбуковых зарослях, наши друзья по-братски разделили эту скудную трапезу, сожалея, увы, об отсутствии какой-либо растительной пищи — грозди бананов или плодов хлебного дерева.

Вдруг капитан заметил, что арум, в чьем цветке так кстати сохранилась роса, очень похож на растение, охотно употребляемое индусами в пищу. Он ножом разрыхлил землю вокруг стебля, извлек на свет Божий толстый луковичный корень, очистил его, разрезал на кусочки и не без удовольствия принялся грызть.

— Это colocasia. Я когда-то пробовал ее в джунглях. По вкусу она напоминает репу. Держите, сестричка, попробуйте.

— Вкусно и очень подходит к устрицам.

После этого завтрака, длившегося довольно долго из-за того, что каждую устрицу приходилось вскрывать, чтобы не сломать нож, очень осторожно, офицер спросил:

— Вы чувствуете себя лучше?

— Намного! И, во всяком случае, сейчас я не голодна. Одежда почти высохла, и у меня появились силы идти.

— Подождите немного. Пока продолжается отлив, я вернусь к черной ризофоре, наберу устриц и крабов на обед. До завтра мы будем обеспечены, а там уж примем какое-либо решение.

Сказав это, молодой человек незамедлительно отправился к илистой отмели. Но, не пройдя и двадцати шагов, он оступился и чуть не растянулся посреди наносной грязи. Увидя, что стало причиной его неловкости, Кристиан, позабыв и о моллюсках, и о будущем обеде, встал на ноги, нагнулся и изо всех сил начал дергать и тащить на себя лежащий на дне предмет.

— Ура! Вот находка так находка! — закричал он.

И, не обращая внимания на ил, перепачкавшись с ног до головы, моряк, прилагая огромные усилия, вытащил на поверхность маленькую узкую пирогу длиною метра три, затонувшую, по всей видимости, уже давно.

— Сестричка, это пирога! Я сейчас перетащу ее на сушу и хорошенько почищу.

— О, какое счастье! — с детской радостью воскликнула девушка.

— Не подходите ко мне, я грязен, как конопатчик!

Не теряя ни минуты, капитан стал вычерпывать ил из лодки и протирать ее листьями бамбука. Он очистил лодку, проконопатил и, убедившись, что она не протекает, сказал:

— Вот на чем мы пойдем по реке против течения и достигнем горной гряды, которая, словно позвоночный столб, тянется через весь Малайзийский полуостров. А теперь мне надо соорудить массивный гребок или, если успею, пару весел, а затем вернуться на отмель в поисках обеда. После чего дождусь прилива, чтоб выкупаться и смыть с себя слой грязи, сделавший меня похожим на амфибию