Капитан подозвал первого помощника, поручил ему на время пост возле телефона и помчался на полуют. Ворвался в хозяйские апартаменты, отделенные коридором от комнат девушки, и на миг замер посреди салона, превращенного Мэтром в кабинет. Угол ковра, кусок обивки медленно тлели. Книжные тома попадали на пол. Осколки пробирок устилали полку, чей мрамор потрескивал, разъедаемый кислотами. Словом, больше шуму, чем материального ущерба.

Негритянки вбежали следом за капитаном. Обе двери в коридор были открыты, и он постепенно наполнялся дымом. Из первой каюты раздавались жалобные стоны и причитания женщин. Из вполне понятной скромности капитан не решался туда войти. Однако в подобной ситуации деликатность должна была уступить место долгу, ведь, быть может, именно оттуда грозила смертельная опасность.

Офицер кинулся сквозь завесу сгущавшихся серных испарений, однако негритянки опередили его. Здоровые и сильные, как мужчины, они тотчас же вернулись, осторожно неся упавшую в обморок девушку, — она была так бледна, что ее лицо сливалось с белым платьем. Негритянки положили свою госпожу в бамбуковый шезлонг-качалку, вопросительно глядя на снедаемого тревогой капитана.

На борту не было врача. В обычное время в медчасти поочередно дежурили лекари с других кораблей. Что касается внучки господина Синтеза, то, само собой разумеется, ее всегда лечил только дед. Но беда заключалась еще и в том, что в данный момент не представлялось возможным привезти на борт кого-либо из офицеров медицинской службы, — в такой шторм шлюпка раньше разобьется о рифы, чем преодолеет короткую дистанцию между «Анной» и «Годавери».

А время бежит!.. Капитан осознал, что бедному ребенку не от кого ждать помощи, кроме как от него. Такой же бледный, как и девушка, весь дрожа и теряя голову, этот храбрец, смело смотревший в глаза самым грозным опасностям, едва осмеливался кончиками пальцев взять маленькую, безвольно висящую руку. Найдя артерию, он неуклюже сжал запястье и вдруг издал радостный вопль:

— Она жива! О Мэтр, благодетель мой, ваша девочка жива!

Вся эта драматическая сцена не длилась и минуты. Но спасательные работы уже шли с той изумительной точностью, с какой действуют моряки в чрезвычайных ситуациях; пожарный рукав уже змеился по палубе, десятки матросов с ведрами воды и мокрыми швабрами устремились к месту пожара. Легко потушить пламя — стоит только незамедлительно залить апартаменты тонной воды. Но не будет ли лекарство пагубней болезни? Не погибнут ли от такого грубого применения единственного противопожарного средства драгоценные, привычные для господина Синтеза, быть может, необходимые ему предметы?

Пока горничная смачивала холодной водой лицо девушки, постепенно начинавшей .приходить в себя, бригадир плотников зашел в салон, пересек коридор, проник в одну из кают, осмотрел место происшествия, закрыл все отверстия и, возвратясь, доложил:

— Все будет в порядке, капитан. Полдюжины ведер, затем, с вашего разрешения, хорошо поработать шваброй, и огонь не перекинется дальше. — Затем, обернувшись к своим людям, стоящим цепочкой, скомандовал: — Осторожно, ребята, я пойду первым, а вы следуйте за мной. Тут не затоплять надо, а только огонек придавить.

Больная открыла глаза. В них удивление — девушка не увидела рядом с собой старика. Она в недоумении: каким образом она очутилась в салоне среди своих заплаканных служанок, почему над ней склонился встревоженный капитан, а вокруг снуют какие-то люди? Потом внезапно вспомнила зловещую полутьму во время налетевшего урагана, ослепительный блеск молнии, одновременный удар грома, потрясший все ее существо, страшную смутную мысль о том, что пришел конец,.. Срывающимся голосом Анна Ван Прет пролепетала:

— Отец… Отец, где вы?

— Он занят… Он проводит эксперимент… — уклончиво ответил капитан, не решаясь сказать правду о том, что господин Синтез пребывает на глубине более пяти тысяч метров, под неистово бушующими волнами. — Но успокойтесь, ни малейшая, опасность ему не грозит.

— Капитан… Капитан, вы отвечаете мне за свои слова?..

Так как офицер медлил — не потому, что не хотел ее успокоить, а потому, что взгляд его был устремлен на группу людей, стоявших у аппарата для подводного спуска, — она настойчиво, со странной тоской продолжала:

— Отвечайте, капитан!.. Кристиан, друг мой, брат мой! Как к другу моего детства взываю к тебе! Скажи правду!

— Правда заключается в том, что я отвечаю за все! Клянусь головой!

И, не прибавив больше ни слова, капитан ушел на свой пост.

— Ничего нового? — кратко бросил он первому помощнику, на лице которого усматривалось некоторое беспокойство.

— Некоторое время назад прервалась связь. Думаю, телефон поврежден бурей, — ответил офицер, передавая командиру трубку.

Сохраняя внешнюю невозмутимость, Кристиан почувствовал, как его пронзила внутренняя дрожь.

— Знает ли Мэтр о происшедших на борту событиях?

— Он спрашивал. Я ответил.

— Правильно сделали. Значит, ему все известно?

— Да, все.

— А вы успели сообщить, что положение улучшилось?

— Нет. Именно в этот момент аппарат перестал работать.

— Кстати сказать, Мэтр на такой глубине в безопасности, поскольку волнение моря достаточно поверхностно. Но, к сожалению, могу себе представить, как он беспокоится. Думаю, надо любой ценой попытаться поднять «Крот».

— Как прикажете, командир.

— Я нуждаюсь сейчас не только в повиновении, но и в совете. В сложившихся обстоятельствах я должен принять к сведению чужую точку зрения не столько по причине ответственности, весь груз которой лежит на мне, сколько ввиду опасности, представляемой самим маневром.

— Мое мнение, командир, — раз вы делаете мне честь им интересоваться, — состоит в том, что в данный момент совершить подъем, невозможно.

— Ах, если бы как-нибудь восстановить связь!

Заменив на палубе Алексиса Фармака, который с самого начала бури блуждал по кораблю как потерянная душа, капитан поставил его в известность о том, что произошло, и расспросил о природе аварии и способах ее устранения.

Химик, хорошо знакомый не только с устройством всех узлов телефона, но и с необходимыми для его работы условиями, а также с законами, согласно которым тот действует, тщательно осмотрел аппарат и не нашел ни малейших повреждений.

— Должно быть, гроза повлияла, как это часто случается с телеграфными аппаратами, — уклончиво ответил ученый. — Но ведь грозы проходят…

Все думы были передуманы, все вопросы были заданы, а ответы получены посреди страшного непрекращающегося грохота, которого, казалось, никто не замечал. Все члены экипажа, вплоть до самой мелкой сошки, были поглощены важностью задач, стоявших перед ними.

Но что бы ни происходило, необходимо было выбрать ту или иную тактику. На данный момент, казалось бы, превалировала тактика выжидательная. К тому же проволочка не могла очень уж затянуться, ибо как ни устрашающи казались содрогания природы вблизи экватора, они в то же время обычно весьма скоротечны.

И вот на черном как смола горизонте наметилась полоска посветлей, барометр стал понемногу подниматься. Молнии сверкали чуть реже, а гром уже не успевал за вспышкой, и в прежнем сплошном грохоте наметились некоторые паузы. Один лишь ветер прибавил скорости. Но в своем хаотическом движении он уносил с собою тучи, казалось мчавшиеся наперегонки, соревнуясь, кто быстрее, как бешеные волны прилива во время весеннего равноденствия.

Затем, в широких разрывах туч, показалась небесная синева. Выглянуло желтоватое, затуманенное солнце. После этого могучий порыв смел последние черные космы. Ураган помчал вдаль свой разрушительный гнев. Если б не все еще неспокойное море, свидетели разразившейся бури могли б