— Завтра с утра пораньше ты утрамбуешь риф так, чтобы поверхность его стала совсем гладкой. Затем свяжешь его с атоллом. С помощью подставок, образцы которых я тебе давал, наведешь мост так, чтоб один его конец опирался на стену атолла, а другой — на островок. Срок выполнения работ — два часа.

— Слушаюсь, Мэтр.

— Прикажи немедленно закрыть шлюзы. Начинается прилив, а вода в лагуне, вплоть до нового приказа, должна оставаться ниже уровня океана.

Затем, не сказав больше ни слова, не сделав ни единого жеста, этот удивительный человек вернулся на борт и скрылся в своих апартаментах.

Назавтра два ассистента, накануне засидевшиеся допоздна, живейшим образом обсуждая происшедшее, проснулись от страшного грохота, который тут же стих.

Вскоре странный грохот возобновился, и мелкие вещицы, разбросанные в каютах, завибрировали.

— Это пушки стреляют, — жалобно простонал зоолог, героически пытаясь натянуть одеяло на голову.

— Ты смотри — пушки! — радостно воскликнул бывший профессор взрывчатых наук, хорошо знакомый с любого рода взрывами.

Затем через равные промежутки времени прозвучало еще три залпа, как если бы суда отвечали на выстрелы «Анны».

— Господи! Ну что там еще стряслось? — снова застонал юный господин Артур, не имевший, казалось, ничего общего со своим воинственным тезкой, героем Круглого стола [167].

— Быть может, бунт?!

— Боже мой, что с нами будет?!

У химика глаза блестят, ушки на макушке, волосы торчком. Как старая гарнизонная лошадь при звуке трубы, он мигом одевается и, перескакивая через ступеньку, мчится по лестнице на палубу. При виде корабля, расцвеченного всеми флагами, как в праздник, при виде экипажа в парадной форме у него вырывается возглас радостного удивления.

Три других судна тоже украшены флагами, гирляндами разноцветных вымпелов играет бриз. Время от времени то по одному борту, то по другому возникают облачка белого дыма, вслед за которыми слышатся звуки выстрелов, чье эхо разносится над островами. Это матросы, обрадовавшись нежданному развлечению, палят, не щадя пороха, и веселятся, как блаженные. Тут же химик, заметив второго помощника, который, заложив руки за спину, прогуливается по палубе, заводит с ним беседу, с удовольствием поддерживаемую офицером.

Тем временем юный господин Артур, чья первоначальная легкая тревога сменилась настоящим ужасом, тихонько пробирается вверх по лестнице и является — прозрачный, бледный, потный от страха, готовый в любую минуту вновь нырнуть в люк, как чертик в табакерку. Но, выслушав сообщение Алексиса Фармака, он разом успокаивается. С несвойственной в разговоре со своим коллегой приветливостью, химик, сообщив ему о предстоящем празднике (информация, полученная от господина офицера), добавил:

— У нас еще час, чтобы переодеться по-парадному.

— Что вы подразумеваете под парадной одеждой? — спросил зоолог, чей голос становился все суше и суше.

— Ну… фрак, цилиндр, лакированные туфли, перчатки… Мы с вами примем участие в официальном шествии, дорогой мой.

— Так вырядившись, в кругу людей, чьи костюмы, по крайней мере, отмечены оригинальностью, мы будем выглядеть достаточно нелепо.

— Что вы хотите сказать? Ведь таково желание господина Синтеза!

— И зачем ему весь этот маскарад! Вот уж бы не подумал, что столь могучий ум может снисходить до такой пошлятины!

— Вы же знаете, Мэтр никогда ничего не делает зря! Быть может, он хочет, воспользовавшись случаем, развеять тяжкое однообразие моряцкой жизни и, с неизвестной мне целью, поразить воображение таких суеверных и любящих празднество людей, как жители Востока. Наше пребывание обещает быть очень долгим, и, как мне кажется, немаловажно показать рабочим, что мы здесь не только переводим гидравлическую известь, травим зоофитов и фабрикуем скалы для аквариумов. Эта церемония, как бывает всегда, когда почтеннейшая публика не понимает в спектакле ни слова, произведет на них приятное впечатление.

— А еще что?

— Э-э, дорогуша, как вы думаете, зачем короли и императоры при коронации устраивали себе пышные чествования, хотя, казалось бы, куда как проще безо всякой помпы наследовать своему предшественнику? Да и президентам республик для чего так торжественно обставлять смену кабинета?

— Ваша правда!

— Почему вам кажется странным, что наш хозяин, завершив блестящий опыт биологического синтеза, хочет с некоторой торжественностью вступить во владение маленьким континентом, сотворенным им самим?

— Из этого следует, что надо напялить этот нелепый костюм? — огрызнулся зоолог и, с меланхолическим видом мужественно решив покориться, направился к себе в каюту, где провел целый час, старательно прихорашиваясь и пытаясь облагообразить такую неуклюжую одежду, как всеми проклятый, но все же необходимый в официальной обстановке фрак.

Профессор зоологии выбрал самое тонкое белье, надел самый внушительный стоячий воротничок, вдел в петлицу красивые орденские ленточки, натянул перчатки, словом, умудрился стать, особенно на фоне безвкусно одетого химика, настоящим красавцем. Однако времени для обмена взаимными комплиментами, по дороге к подножию грот-мачты, где собирались участники процессии, у них было немного.

Чрезвычайно пышное убранство, приготовленное для нынешнего торжества, поразило обоих; все пространство между грот-мачтой, бизань-мачтой [168] и полуютом [169] было устлано превосходным ковром; справа и слева от мачт встали в карауле четырнадцать матросов-индусов, отобранных из команд четырех кораблей и ради торжественного случая разодетых в роскошные и живописные одежды сипаев. Бронзовые, как двери пагод, бородатые люди с блестящими немигающими глазами, с кривой турецкой саблей на бедре и карабином у ног, они были действительно великолепны, эти полудикари, чей фанатизм более всякой дисциплины обращает их в самых образцовых солдат.

Четыре барабана и четыре трубы образовали позади грот-мачты изгородь таким образом, чтоб из апартаментов господина Синтеза вел широкий проход. Метрах в шести от дверей гигант в костюме сипая держал широкий стяг из белой ткани, упирая в ковер его черное, блестящее, как полированное эбеновое дерево [170], древко.

Не менее чем на полкабельтова [171] в радиусе атолл являл собой феерическое зрелище. Матросы всех четырех экипажей при полном параде в сопровождении офицеров вышли на коралловое кольцо, очертившее лагуну, и, стоя на нем, образовали разноцветную движущуюся ленту, над которой, сверкая на стальных частях оружия, ярко сияло солнце.

Сзади теснилась толпа восхищенных китайцев в одинаковых, делавших их похожими на грибы, конусообразных шляпах. Быть может, впервые выведенные из обычного для себя состояния равнодушия, они вытягивали шеи и вовсю таращили раскосые глаза.

На острове — земле господина Синтеза, разровненной стараниями капитана Кристиана, — больше не было опасных сплетений окаменевших веток. А добраться до островка было тем более легко, что между ним и кольцом атолла повис на подпорах мостик, устланный коврами, спускавшимися до самой воды.

Было полдесятого. На «Анне» трижды пробил колокол. Тотчас же два индуса-бхили распахнули створки дверей, ведущих в апартаменты господина Синтеза, и он появился на пороге. Застучали барабаны, затрубили трубы, сипаи [172] взяли на караул, знаменосец салютовал знаменем.

— Ну и ну! — бормотал про себя ассистент-зоолог. — Моего хозяина просто подменили! Черт побери, я его вовсе не узнаю. Клянусь честью, он выглядит величественно.

И это была святая правда. По случаю торжества Мэтр снял с себя европейское платье, и теперь,