Донесся глухой стон.

— О, бедный песик! — проворковала моя проводница, бросившись во дворец. — Потерпи немножко, я привела к тебе своего земляка… О, глупая, да он же ничего не понимает!

Женщина тут же произнесла некую затейливую фразу, в которой причудливым образом чередовались слова из французского и языка марави. «Бедный песик», радостно отозвавшись на речь супруги, сразу успокоился.

Должен сказать, что существо, которому адресовалось столь нежное обращение, — страшно худое, с кочковатой шеей и выпирающим кадыком, покатыми плечами и, словно сажа, черной кожей, с головой, едва припорошенной короткими, жесткими и редкими волосами, и с лицом в глубоких изъязвленных рубцах, короче, настоящее чудище, — являло собой, пожалуй, самого уродливого из всех представителей негроидной расы, плотно заселившей Африканский материк.

— Конечно, он, дорогой мой песик, не красавец, да к тому же и болен. И у нас, к сожалению, нет врача.

— Перед вами доктор медицины — из Парижского университета.

— Неужели?! Вот так удача! Тогда мой друг Лулу спасен.

— Я думаю, это проказа, болезнь, к сожалению, неизлечимая, по крайней мере нашими методами.

— Нет у него никакой проказы!

— Тогда что же это?

— А то, что в свое время он слишком порезвился…

— Понятно… В таком случае вам повезло. У меня с собой имеется все, что нужно, только бы ваши дикари не разбили приборы.

Открыв чемодан с научным снаряжением, я с радостью убедился, что все в целости и сохранности. Затем извлек мой единственный барометр прекрасной работы инженера Дюкре-Шевалье и, не раздумывая ни секунды, безжалостно разбил трубку, вытряс из нее ртуть в декоративную вазочку, заимствованную у хозяйки, и начал тщательно растирать сей жидкий металл с жиром гиппопотама. Приготовив таким образом чудодейственную мазь, я натер ею подошвы ног и ладони венценосного пациента и, прописав постельный режим, удалился, уверенный в успехе лечения.

Эта процедура повторялась несколько раз, и вскоре в состоянии больного наметилось улучшение. День ото дня Кутлокло становился все здоровее и через шесть недель уже мог сидеть, поглощая с алчностью людоеда почки носорога.

Барометр сотворил чудо. Мой сиятельный подопечный растолстел, как морская свинка, лоснился от жира, словно начищенный сапог, и, обуянный безудержным весельем, трещал с неугомонностью попугая. Признав меня первым знахарем земли… он мучительно размышлял над тем, как удалось извлеченному из трубки таинственному веществу столь быстро и так надежно избавить его от недуга. Вождь напряженно рассматривал инструмент, уже лишенный своего жидкого содержимого, и в конце концов предложил обменять сей загадочный предмет на двенадцать бивней слона. Отказавшись от сделки, я великодушно пожертвовал ему ставший уже бесполезным прибор. Радости Кутлокло не было предела. Властелин марави, словно идола, поднял мой дар высоко над головой и, громко крича, принялся созывать соплеменников. Они тут же набежали, грохоча в барабаны и потрясая в воздухе оружием. А затем во главе с повелителем направились к росшему в центре селения огромному баобабу и приладили к стволу изуродованный аппарат. После этого, судя по приготовлениям, должна была состояться церемония