хотелось, поскольку потребность в дружбе и поддержке была очень сильна, но все инстинктивно понимали, что такое знание опасно.
Скоро они получили тому весомое подтверждение.
Надзирательница Здена все чаще и чаще оказывалась неподалеку от СКЗ-114. Инструкции оставались прежними: если хочешь кому-нибудь ни за что ни про что врезать – бей красотку.
Опираясь на это предписание, Здена могла, как бы по долгу службы, вволю куражиться над Панноникой. Тут ее надзирательское рвение не знало границ. Не нарушая, разумеется, приказа не уродовать и не калечить, она била ее гораздо чаще, чем полагалось.
Организаторы отметили это обстоятельство. Такой расклад не вызывал у них возражений: получались отличные эпизоды, когда воплощение скотской грубости, каковое являла собою Здена, обрушивалось на волнующую нежность Панноники.
Не придали они значения и другому симптому одержимости Здены – та непрестанно выкрикивала имя, точнее, номер своей жертвы:
– А ну встань, СКЗ-114!
Или:
– Вот я сейчас научу тебя дисциплине, СКЗ-114!
Или:
– Дождешься у меня, СКЗ-114!
И даже простой окрик был весьма красноречив:
– СКЗ-114!
Время от времени, когда она уже не в силах была хлестать прекрасное тело Панноники, она швыряла ее на землю, шипя:
– Ладно, хватит на сегодня, СКЗ-114!
Панноника проявляла чудеса мужества. Она стискивала зубы, чтобы скрыть боль, не выдать себя даже шумным вздохом.
В бригаде Панноники был человек лет тридцати, которого эти истязания приводили в бешенство. Ему в тысячу раз легче было бы сносить побои самому, чем видеть постоянные муки Панноники. Как-то вечером после работы ЭРЖ-327 (так этот человек именовался в лагере) подошел к ней:
– Она преследует вас, СКЗ-114. На это невозможно смотреть.
– Не она, так другая. Или другой.
– Но я бы предпочел, чтобы били другого, не вас.
– Что ж я могу поделать, ЭРЖ-327?
– Не знаю. Хотите, я попробую с ней поговорить?
– Вы же знаете, что у вас нет на это права и она только озвереет еще больше.
– А если вам самой с ней поговорить?
– У меня прав столько же, сколько и у вас.
– Не факт. Надзиратель Здена зациклена на вас.
– Не стану же я играть в ее игры!
– Понимаю.
Они разговаривали шепотом, чтобы вездесущие микрофоны не засекли их разговор.
– СКЗ-114, могу ли я узнать, как вас зовут?
– В других обстоятельствах я бы с радостью вам сказала. Но здесь, как мне кажется, это было бы крайне неблагоразумно.
– Почему? Я, например, если хотите, готов сказать вам, что меня зовут…
– ЭРЖ-327. Вас зовут ЭРЖ-327.
– Это жестоко! Мне так хочется, чтобы вы знали мое имя. И знать ваше.
От волнения он стал говорить громче. Она приложила ему палец к губам. Его словно током ударило.
Надзирательницей Зденой владела та же страсть, что и ЭРЖ-327: она сгорала от желания узнать имя СКЗ-114. Сорок раз на дню выкрикивая ее номер, она чувствовала, что ей этого мало.
Не зря людям даются при рождении не номера, а имена: имя – ключ к человеку. Деликатное позвякивание в замочной скважине. Легкая металлическая музыка, за которой – возможность дара.
Номер для понимания другого то же, что паспорт, – ничто.
Здена пребывала в бессильной ярости, обнаружив предел своей власти: при всех огромных, чудовищных правах на заключенную СКЗ-114 узнать ее имя оказалось нереально. Оно нигде не значилось, документы узников сожгли сразу по прибытии в лагерь.
Как зовут СКЗ-114, Здена могла выведать только у нее самой.
Не будучи уверена, что такого рода вопрос допускается уставом, Здена робко приблизилась к Паннонике во время работ в тоннеле и шепотом, на ухо, спросила:
– А как тебя зовут?
Панноника изумленно повернулась к ней.
– Как тебя зовут? – еще раз прошептала надзирательница.
СКЗ-114 решительно помотала головой. И снова принялась сгребать камни.
Осознав свое поражение, Здена схватила кнут и обрушила град ударов на дерзкую узницу. Когда же она наконец в изнеможении остановилась, та, несмотря на жгучую боль, послала ей насмешливый взгляд, словно говоривший: «Думаешь, такими методами можно чего-то достичь?»
«Дура я, – подумала надзирательница. – Чтобы добиться того, что мне хочется, я ее избиваю. Идиотка ты, Здена. Хотя я не виновата: она меня дразнит, нервирует, вот я и выхожу из себя. Ну и поделом!»
Просматривая отснятый материал, Здена вдруг увидела, как СКЗ-114 разговаривает с ЭРЖ-327. Она стащила в аптеке пентотал и вколола ЭРЖ-327. «Сыворотка правды» развязала бедняге язык, и он начал говорить без умолку:
– Меня зовут Пьетро, Пьетро Ливи, мне действительно необходимо было это произнести, мне так нужно узнать, как зовут СКЗ-114, она правильно сделала, что мне не сказала, иначе я бы сейчас выболтал тебе ее имя, надзиратель Здена, я тебя ненавижу, ты воплощаешь все, что мне отвратительно, а СКЗ-114 – все, что я люблю: красоту, благородство, доброту, если б я мог, я б убил тебя, Здена…
Сочтя, что услышала достаточно, она кинулась на него с кулаками. Ее остановили организаторы: она не имела права истязать заключенных просто для собственного удовольствия.
– Делай, что угодно, надзиратель Здена, но перед камерой!
Что до пентотала, то его конфисковали.
«Не будь я самой большой кретинкой на свете, я бы вколола его СКЗ-114, – подумала Здена. – А теперь у меня его больше нет, и я не смогу узнать ее имя. Верно они написали в газете: я воплощение самодовольной глупости».
Впервые в жизни Здена осознала свою никчемность и устыдилась.
Она оставила избиения другим надзирателям. И без нее хватало изуверов, готовых оттянуться, стегая СКЗ-114.
Поначалу Здена сочла, что сделала шаг вперед. В ней заметно ослабла потребность крушить то, что смущало ее дух. Иногда она поколачивала других заключенных, дабы не сложилось впечатления, будто она прохлаждается. Но это просто так, для отвода глаз.
Однако постепенно благостное самодовольство улетучилось. Как могла она так легко успокоиться? СКЗ-114 терпит ничуть не меньше побоев, чем прежде. Умыть руки в такой ситуации не означает снять с себя вину.
Некая неведомая часть ее существа подсказывала, что когда она, Здена, бичевала СКЗ-114, то ее зверства носили отчасти характер сакрального действа. А теперь прекрасная узница разделяет участь простых смертных, подвергаясь заурядной порке, вульгарному надругательству.
Здена решила восстановить избранность Панноники. И снова нещадно исхлестала ее. Когда та увидела, что вернулась истязательница, которая на неделю оставила ее в покое, глаза ее выразили недоумение, словно вопрошая о причинах такой непоследовательности.
Здена снова задала мучивший ее вопрос:
