— Они не были бы ею, если бы иные люди могли сделать по-своему,пробормотал Ньюмен.
— Совершенно верно, мистер Ногс, — подхватила миссис Никльби. — Иные люди и в самом деле такие… Как поживает ваш хозяин?
Ньюмен бросил многозначительный взгляд на Кэт и ответил с сильным ударением на предпоследнем слове, что мистер Ральф Никльби здоров и шлет свой сердечный привет.
— Право же, мы ему очень обязаны, — заметила миссис Никльби.
— Очень, — сказал Ньюмен. — Я так и передам ему.
Не очень-то легко было, раз увидев Ньюмена Ногса, не узнать его, и, когда Кэт, обратив внимание на его странное обхождение (в котором на сей раз было, однако, что-то почтительное и деликатное, несмотря на отрывистую речь), посмотрела на него пристальнее, она припомнила, что уже мельком заметила раньше это оригинальное существо.
— Простите мое любопытство, — сказала Кэт, — но не видела ли я вас на почтовом дворе в то утро, когда мой брат уехал в Йоркшир?
Ньюмен задумчиво посмотрел на миссис Никльби и сказал «нет», даже не покраснев.
— Нет? — воскликнула Кэт. — А я была бы готова поручиться!
— И были бы неправы, — возразил Ньюмен. — Я вышел сегодня в первый раз за три недели. У меня был приступ подагры.
Ньюмен был вовсе не похож на подагрического субъекта, и Кэт невольно призадумалась; но беседу прервала миссис Никльби, которая настаивала, чтобы закрыли дверь, иначе мистер Ногс схватит простуду, и послали за каретой служанку — из страха, как бы он не навлек на себя новый приступ болезни. На оба условия Ньюмен принужден был согласиться. Вскоре появилась карета; и после многочисленных горестных прощальных слов и долгой беготни мисс Ла-Криви взад и вперед по тротуару, вследствие чего желтый тюрбан пришел в резкое столкновение с различными пешеходами, она (то есть карета, а не мисс Ла-Криви) отъехала с двумя леди и их пожитками внутри и Ньюменом на козлах, рядом с кучером, — несмотря на все уверения миссис Никльби, что это грозит ему смертью.
Они въехали в Сити, свернув к реке, и после долгой и медленной езды, так как в этот час улицы были запружены всевозможными экипажами, остановились перед большим старым, хмурым домом на Темз-стрит, дверь и окна которого были такие грязные, словно он много лет стоял необитаемым.
Дверь этого заброшенного жилища Ньюмен отпер ключом, который достал из шляпы, — кстати сказать, в ней, вследствие ветхости своих карманов, он прятал все и, по всей вероятности, носил бы в ней и деньги, будь у него таковые, — и когда карету отпустилд, он повел их в дом.
Да, старым, мрачным и черным был он, и угрюмы и темны были комнаты, в которых некогда кипела жизнь. Позади дома была пристань на берегу Темзы. Пустая конура, кости животных, обломки железных обручей и старые бочарные доски, но никаких признаков жизни. Это было зрелище холодного, немого разрушения.
— Этот дом угнетает и приводит в уныние, — сказала Кэт, — и кажется, будто на нем лежит какое-то проклятье. Будь я суеверна, я бы могла подумать, что в этих старых стенах было совершено какое-то ужасное преступление и с той поры этот дом никому не приносил счастья. Каким он кажется хмурым и темным!
— Ах, боже мой, дорогая моя! — воскликнула миссис Никльби. — Не говори так, ты меня испугаешь на смерть!
— Это только мое глупое воображение, мама, — сказала Кэт, стараясь улыбнуться.
— В таком случае, милочка, я хочу, чтобы ты держала при себе твое глупое воображение и не пробуждала моего глупого воображения, чтобы составить ему компанию, — заявила миссис Никльби. — Почему ты не подумала обо всем этом раньше? Ты так беспечна… Мы могли бы попросить мисс Ла-Криви составить нам компанию, или взяли бы собаку, или сделали бы тысячу других вещей… Но так бывало всегда, и точь-в-точь так же было с твоим бедным дорогим отцом. Если я сама обо всем не подумаю…
Так обычно начинались сетования миссис Никльби, состоявшие примерно из дюжины запутанных фраз, ни к кому в частности не обращенных, которые она и принялась сейчас перебирать, пока хватило дыхания.
Ньюмен как будто не слышал этих замечаний и проводил обеих леди в две комнаты во втором этаже, из которых кое-как постарались сделать нечто пригодное для жилья. В одной комнате было несколько стульев, стол, старый коврик перед камином и какая-то вылинявшая дорожка, а в камине был уже разведен огонь. В другой комнате стояла старая складная кровать и кое-какие убогие предметы обстановки, необходимые для спальни.
— Смотри, дорогая моя, — сказала миссис Никльби, стараясь быть довольной, — разве это не заботливость и внимание со стороны твоего дяди? Да ведь если бы не его предусмотрительность, у нас не было бы ничего, кроме кровати, которую мы вчера купили!
— Да, это очень любезно, — отозвалась Кэт, осматриваясь вокруг.
Ньюмен Ногс промолчал о том, что он выудил старую мебель, которую они здесь видели, с чердака и из подвала, и о том, что он купил к чаю на полпенни молока, стоявшего на полке, налил воды в ржавый чайник на каменной подставке, набрал щепок на пристани и где-то выпросил угля. Но догадка, будто Ральф Никльби отдал распоряжение это сделать, столь раздражающе подействовала на его воображение, что он не мог удержаться, чтобы не затрещать всеми десятью пальцами по очереди. Сначала миссис Никльби была слегка испугана таким упражнением, но, предположив, что оно каким-то отдаленным образом связано с подагрой, не стала об этом говорить.
— Я думаю, нам больше незачем вас задерживать, — сказала Кэт.
— Мне больше нечего здесь делать? — спросил Ньюмен.
— Да, нечего. Благодарю вас, — отвечала мисс Никльби.
— Милая моя, может быть, мистер Ногс не прочь выпить за наше здоровье, — сказала миссис Никльби, роясь в ридикюле в поисках какой-нибудь мелкой монеты.
— Я думаю, мама, — нерешительно сказала Кэт, заметив, что Ньюмен отвернулся, — вы задели бы его чувства, если бы предложили ему денег…
Ньюмен Ногс, поклонившись молодой леди скорее как джентльмен, чем как злополучный бедняк, каким он казался, прижал руку к груди и, секунду помедлив с видом человека, который пытается заговорить, но хорошенько не знает, что сказать, вышел из комнаты.
Когда тяжелая дверь внизу со скрежетом захлопнулась на щеколду и эхо мрачно разнеслось по дому, Кэт почувствовала искушение вернуть его и попросить, чтобы он остался хоть ненадолго, но ей было стыдно признаться, в своих страхах, и Ньюмен Ногс отправился в обратный путь.
Глава XII,
Счастливым обстоятельством для мисс Фанни Сквирс было то, что ее достойный папа, вернувшись домой в день маленькой вечеринки, «слишком много в себя опрокинул», как говорят посвященные, чтобы подметить многочисленные признаки крайнего возмущения духа, ясно отражавшиеся на ее физиономии. А так как, подвыпив, он бывал довольно буен и сварлив, то не исключена возможность, что он поспорил бы с ней по тому или другому поводу воображаемому поводу, если бы молодая леди с предусмотрительностью и осторожностью, весьма похвальными, не заставила бодрствовать одного из учеников, чтобы он принял на себя первый взрыв бешенства славного джентльмена, каковое, найдя исход в пинках и колотушках, постепенно улеглось настолько, что джентльмена уговорили лечь в постель, что он и сделал, не снимая сапог и с зонтом под мышкой.
Согласно обычаю, голодная служанка последовала за мисс Сквирс в ее комнату, чтобы завить ей волосы, оказать другие мелкие услуги при совершении туалета и преподнести столько лести, сколько могла придумать применительно к обстоятельствам, ибо мисс Сквирс была в достаточной степени ленива (а также тщеславна и легкомысленна), чтобы быть настоящей леди, и только отсутствие звания и положения неодолимо препятствовали ей быть таковой.
— Как чудесно вьются у вас сегодня волосы, мисс! — сказала горничная. — Ну просто жалость и стыд их расчесывать!
— Придержи язык! — гневно ответила мисс Сквирс.
