— Что он такое сделал? — спросил рабочий с лотком кирпичей; на него и на его товарища налетел, пятясь, мистер Сквирс, когда в первый раз дернул зонт.

— Все! — ответил мистер Сквирс в каком-то экстазе, пристально смотря на своего бывшего ученика. — Все!.. Сбежал, сэр… участвовал в кровожадном нападении на своего учителя… Нет такой гадости, которой бы он не сделал. О, бог мой, какая восхитительная удача!

Рабочий перевел взгляд со Сквирса на Смайка, но бедняга окончательно утратил последние умственные способности, какие у него были. Подъехала карета, юный Уэкфорд влез в нее, Сквирс впихнул свою добычу, последовал за нею и поднял окна. Кучер взобрался на козлы и медленно отъехал, оставив размышлять на досуге о том, что случилось, единственных свидетелей этой сцены — двух каменщиков, старую торговку яблоками и мальчика, возвращавшегося из вечерней школы.

Мистер Сквирс занял место против несчастного Смайка и, плотно опершись руками о колени, смотрел на него минут пять, после чего, как будто очнувшись от экстаза, громко захохотал и угостил своего бывшего ученика несколькими пощечинами, ударяя по очереди то по правой щеке, то по левой.

— Это не сон! — воскликнул Сквирс. — Это плоть и кровь! Я узнаю на ощупь!

И, благодаря этим экспериментам совершенно уверившись в своей удаче, мистер Сквирс закатил ему несколько затрещин, чтобы развлечение не показалось однообразным, и при каждой новой затрещине хохотал все громче и громче.

— Твоя мать с ума сойдет от радости, мой мальчик, когда услышит об этом, — сказал Сквирс сыну.

— Да неужели сойдет, отец? — отозвался юный Уэкфорд.

— Подумать только! — продолжал Сквирс. — Как это мы с тобой вовремя завернули за угол и наткнулись на него, и я его поймал ручкой зонта, как будто зацепил железным крюком! Ха-ха!

— А я разве не ухватил его за ногу, отец? — сказал маленький Уэкфорд.

— Ухватил! Ты молодец, мой мальчик! — сказал мистер Сквирс, погладив сына по голове. — В награду получишь самую лучшую двухбортную куртку и жилет, из тех, что привезет с собой первый же новый мальчик. Запомни это! Никогда не сворачивай с этой тропы и делай то, что делает твой отец, и когда ты умрешь, то попадешь прямехонько на небо, и никаких вопросов тебе задавать не будут.

Воспользовавшись удобным случаем для поучения, мистер Сквирс снова погладил сына по голове, а затем погладил Смайка, но посильнее и шутливым тоном осведомился, как он себя сейчас чувствует.

— Мне нужно домой, — ответил Смайк, дико озираясь.

— Разумеется, нужно. В этом ты прав, — отозвался мистер Сквирс. — И очень скоро ты будешь дома. Не пройдет и недели, как ты очутишься, мой юный друг, в мирной деревушке Дотбойс в Йоркшире, а в следующий раз, когда ты оттуда удерешь, я тебе дам разрешение не возвращаться. Где платье, в котором ты убежал, неблагодарный ты разбойник?

Смайк бросил взгляд на новый костюм, о котором позаботился Николас, и стал ломать руки.

— А знаешь ли ты, что я могу тебя повесить перед Олд-Бейли за то, что ты удрал с этим имуществом? — сказал Сквирс. — Знаешь ли ты, что тут дело пахнет виселицей и — не совсем-то я уверен — может быть, и анатомией[81],потому что ты ушел из дому и унес с собой добра больше чем на пять фунтов? А? Ты это знаешь? Как по-твоему, сколько стоила одежда, которая на тебе была? Зиабшь ли ты, что на тебе был веллингтоновскив сапог из той пары, которая стоила двадцать восемь шиллингов, и башмак, а пара башмаков стоила семь шиллингов шесть пенсов? Но, попав ко мне, ты попал как раз в ту лавочку, где торгуют милосердием, и благодари свою звезду, что именно я буду отпускать тебе этот товар!

Те, кто не был посвящен в тайны мистера Сквирса, могли бы предположить, что он не только не имеет под рукой большого запаса упомянутого товара для всех желающих, но и вовсе не располагает им; и мнение особ скептических не изменилось бы, когда он вслед за этим замечанием начал тыкать Смайка в грудь наконечником зонта и ловко осыпать градом ударов его голову и плечи, пользуясь спицами того же орудия.

— Никогда еще не случалось мне колотить мальчика в наемной карете,сказал мистер Сквирс, дав себе передышку. — Есть некоторые неудобства, но новизна доставляет удовольствие!

Бедный Смайк! Он по мере сил отражал удары, а потом забился в угол кареты, опустив голову на руки и упершись локтями в колени. Он был оглушен, ошеломлен, и рядом уже не было друга, чтобы поговорить с ним и посоветоваться; Смайк не мог даже представить себе, что поможет ему спастись от всемогущего Сквирса, как не представлял себе этого на протяжении томительных лет жизни в Йоркшире, предшествовавших приезду Николаса.

Путешествие казалось бесконечным, они проезжали одну улицу за другой, оставляли их позади и продолжали рысцой двигаться дальше. Наконец мистер Сквирс начал через каждые полминуты высовываться из окна и орать, давая всевозможные указания кучеру; когда они не без затруднений проехали несколько жалких улиц, недавно проложенных, о чем свидетельствовал вид домов и плохие, мостовые, мистер Сквирс вдруг изо всех сил дернул за шнурок и крикнул:

— Стойте!

— Чего вы отрываете человеку руку? — сказал кучер, сердито посмотрев вниз.

— Вон этот дом, — ответил Сквнрс. — Второй из тех четырех маленьких домиков, двухэтажный, с зелеными ставнями. На двери медная табличка с фамилией Снаули.

— Не могли вы, что ли, сказать это, не отрывая человеку руку от туловища? — осведомился кучер.

— Нет! — заорал мистер Сквирс. — Попробуйте сказать еще слово — и я на вас в суд подам за то, что у вас стекло разбито. Стойте!

Повинуясь приказу, кучер остановил карету у двери мистера Снаули. Припомним, что мистер Снаули был тот самый елейный ханжа, который доверил двух своих пасынков отеческим заботам мистера Сквирса, о чем было рассказано в четвертой главе этой повести. Дом мистера Снаули находился на самой окраине нового поселка, примыкавшего к Сомерс-Тауну; мистер Сквирс снял у него на короткое время помещение, так как задержался в Лондоне на более долгий срок, чем обычно, а «Сарацин», зная по опыту аппетит юного Уэкфорда, соглашался принять его только на равных условиях с любым взрослым постояльцем.

— Вот и мы! — сказал Сквирс, быстро вталкивая Смайка в маленькую гостиную, где мистер Снаули и его жена сидели за ужином, угощаясь омаром.Вот он, бродяга, преступник, бунтовщик, чудовище неблагодарности!

— Как! Тот самый мальчишка, который сбежал! — вскричал Снаули, опустив на стол руки с торчавшими вверх ножом и вилкой и широко раскрыв глаза.

— Он самый! — сказал Сквирс, поднеся кулак к носу Смайка, опустив его и со злобным видом повторив этот жест несколько раз. — Если бы здесь не присутствовала леди, я бы ему закатил такую… Не беда, за мной не пропадет.

И мистер Сквирс поведал о том, как и каким путем, когда и где он поймал беглеца.

— Ясно, что на то была воля провидения, — сказал мистер Снаули, со смиренным видом опустив глаза иподняв к потолку вилку с насаженным на нее куском омара.

— Несомненно, провидение против него, — отозвался мистер Сквирс, почесывая нос. — Конечно! Этого следовало ожидать. Всякий мог бы догадаться.

— Жестокосердие и злодейство никогда не преуспевают, сэр, — сказал мистер Снаули.

— Об этом никогда никто не слышал, — подхватил Сквирс, доставая из бумажника тоненькую пачку банкйогов, дабы удостовериться, все ли они целы.

— Миссис Снаули, — сказал мистер Сквирс, успокоившись относительно сего предмета, — я был благодетелем этого мальчишки, я его кормил, обучал и одевал. Я был классическим, коммерческим, математическим, философическим и тригонометрическим другом этого мальчик. Мой сын — мой единственный сын Уэкфорд — был ему братом, миссис Сквирс была ему матерью, бабушкой, теткой. Да, и могу сказать — также и дядей, всем сразу. Ни к кому она не была так привязана, кроме ваших двух прелестных и очаровательных сынков, как к этому мальчишке. А какова награда? Что сталось с моим млеком человеческой доброты? Оно свертывается и скисает, когда я смотрю на этого мальчишку.

— Это и не удивительно, сэр, — сказала миссис Снаули. — О, это не удивительно!

— Где он был все это время? — осведомился Снаули, — Или он жил с этим…

— А, сэр! — перебил Сквирс, снова поворачиваясь к Смайку. — Вы жили с этим чертом Никльби, сэр?