четко излагать мысли. В нем странным образом сочетались любовь к книгам и мастерство палача. В войну ликвидацию контрактников Ваха не доверял никому: сам резал им глотки, оставаясь в этот день радостно возбужденным, словно принял сильный наркотик. Ему казалось, что все восхищаются им. На самом деле вокруг Вахи существовало незримое отчуждение — некая алая линия, через которую люди, знающие его, старались не переступать.

Нестерпимо холодный, предвесенний Терек перешли в том месте, где воды было по пояс. Ислам, молодой, с фигурой борца, голубоглазый чеченец, проклиная все на свете, выдержал эту ледяную пытку, но потом стал отставать. Давала себя знать спина, надорванная в Грозном в августе девяносто шестого года.

Все в жизни Ислама оказалось не так, как мечталось, как обещали Дудаев, потом Яндарбиев, Масхадов, Басаев, Хаттаб. На чеченских кладбищах прибавлялось молодых могил, горько рыдали по ночам вдовы, ветшали дома. Богатели только те, кто сохранил или развил в себе уголовную суть. Нет, не волчью! Волки не копят богатств.

— Вы безжалостные волки! — внушал своим людям Ваха. Слыша это, Ислам, двадцатилетний деревенский парень, больше гордо не вскидывал голову. Этой весной, повинуясь инстинкту, он особенно много думал о том, что из года в год истончаются трудовые навыки его народа. Погибают сады и огороды, ремесла. «Где добыть столько рабов, чтобы отстроить разрушенное войной?» — раньше частенько и с горечью говорил он близкому другу, который теперь пыхтел впереди него с пулеметом.

Время от времени с дубовых веток слетало, начиная голосить, потревоженное заспанное воронье.

Бандгруппа шла к цели змейкой, ощетинившись стволами автоматов и пулеметов. Ислам, неся за спиной РПГ-7, стал совсем выдыхаться. И тут Ваха дал команду:

— Привал.

Сняв настывший гранатомет, Ислам привалился больной спиной к столетнему дубу, надсадно хватая ртом колкий морозный воздух.

Пройдя по цепи, Ваха остановился перед обессиленным Исламом и стал негромко ругать его:

— Ты должен быть впереди, а плетешься, как кляча. Мы во имя Аллаха идем на большое дело.

«Во имя твоих барышей», — сердито подумал Ислам, но ничего не ответил. Взбешенные, навыкате глаза Вахи не обещали ничего хорошего.

— Когда вернемся, ты сто раз прочитаешь книгу «Наша борьба»… Ты — гранатометчик — наша самая большая надежда. Ты должен быть лучше всех. Где твои силы, Ислам?

— Наверное, все потрачены на «Минутке», в августе 96-го, — горделиво, с металлом в голосе ответил Ислам.

Ваха примирительно улыбнулся, похлопал по стволу РПГ-7 и, мягко ступая, отошел поговорить с людьми, которые ждали его одобрительных слов.

Ваха был в омоновских берцах, новеньком зимнем американском камуфляже, подаренном Хаттабом, а Ислам в солдатских подвернутых кирзачах и рыжем с подпалинами полушубке, теперь распахнутом, чтобы остудить молодое, разгоряченное тело.

Небо над головами чеченцев начинало светлеть, а куда шли и зачем — оставалось тайной.

«Удаление от Терека больше десяти километров, — недовольно прикинул Ислам. — Как будем возвращаться обратно? Все ли переступят порог родного дома?»

Успокаивало, что в этот раз не пришлось тащить на себе «фугасы» — как правило, танковые снаряды, уложенные в холщовые мешки, которые, сгибаясь под тяжестью, обыкновенно несли двое. Тогда, ожидая подходящую цель, можно было, замаскировавшись, пролежать несколько суток. Иногда операции срывались: чем больше томились в ожидании жертвы, тем больше было вероятности, что детонационные провода истерзают вечно голодные мыши.

Когда взлетали на воздух милицейские «Уралы», Ваха готов был танцевать от радости, но жизнь заставляла мгновенно давать команду: «Отходим!». Даже сильно раненные, контуженные российские милиционеры находили в себе силы открыть ответный огонь, и чеченцы, как сурки, стремительно исчезали в складках местности.

Обыкновенно диверсии проводились вблизи административной границы с Чечней, чтобы сразу укрыться на родной территории.

В этот раз удаление от нее можно было считать трагическим. В висках Ислама уже давно стучали погребальные барабаны, как вдруг Ваха поднятием руки остановил движение…

Все оказалось проще простого… Дагестанский милицейский пост из пяти автоматчиков практически не оказал сопротивления, только один человек залег в окопчике, но огня не открыл. Угоняя больше четырехсот голов скота и уводя с собой двух пастухов, чеченцы-налетчики весело балагурили, а когда возле милицейского, слабо укрепленного поста, прикрывавшего селение, снова нарисовались четыре расстроенные фигуры — это ППСовцы вышли посчитать отягощенных добычей боевиков, Ислам шутливо навел на них свой заряженный гранатомет и те, упав ничком на землю, расползлись.

Дагестанские милиционеры, обескураженные решительностью и силой вооружения налетчиков, всё же сумели сообщить о нападении в райотдел милиции, начальник которого, подняв личный состав «в ружьё», вышел с информацией на генерала П. из временного пункта управления. У того под рукой всегда были вертолеты с десантом из спецназа внутренних войск, два из которых через десять минут были подняты в воздух.

Следовало, обнаружив боевиков, перегоняющих украденный скот в Чечню, пресечь их бандитские действия. Спецназовцы, имеющие опыт войны в Чечне, были сосредоточенно молчаливы.

Идущие двойкой вертолеты, опустив носы, шли на высоте, позволяющей широкий обзор. Солнце — союзник спецназовцев, светило дерзко и весело, открывая вертолетчикам и офицерам внутренних войск все необходимое взору.

Скотокрады-чеченцы, загоняя похищенных коров и баранов в Терек, встревоженно подняли головы, прислушались, и тут же Ваха разразился матерной бранью, а Ислам, истово молясь, стал ловить в прицел своего гранатомета нарастающий в глазах, грозно ревущий, пятнистый, как рысь, боевой вертолет.

Выстрел из гранатомета оказался напрасным. Крутым виражом уйдя от него и пулеметно-автоматных очередей, потянувшихся к нему с земли, вертолет ударил из своего оружия по водной глади, пугая скот и заворачивая его обратно на дагестанский берег.

Ваха что-то орал, размахивая автоматом, но рев заметавшегося в страхе скота, надсадный вертолетный гул и выстрелы глушили его команды.

В первые минуты боя, сосредоточив огонь на внезапно вынырнувших из-за леса вертушках, боевики тем не менее больше всего побоялись быть снесенными с ног разбушевавшимся скотом, и умело, стремительно разомкнулись вдоль берега, а потом бегом рванули к полуразваленной кошаре.

До нее добрались не все. Ваха упал первым, подкошенный автоматной очередью одного из десантировавшихся на воду российских спецназовцев. Второй вертолет, оставаясь в воздухе, подверг обстрелу кошару из крупнокалиберного пулемета.

Те из чеченцев, кто остался в живых, используя все доступные углубления, открыли огонь по перебегающим спецназовцам.

Сергей и Виктор, окунувшиеся в Терек по шею, вырвались из воды и, укрывшись, стали методично работать по целям. Снайпер и пулеметчик, всю боевую жизнь работая в паре, они отличались высокой результативностью. Широко и свободно видя поле боя, спецназовцы замечали все настораживающие подробности, шевеления.

Отступить в глубь Дагестана боевикам-скотокрадам не дали сотрудники райотдела и командированные на границу российские милиционеры. Чеченцы, оказавшиеся между двух огней, думая только о спасении, продолжали яростно отстреливаться.

Ислам, израсходовавший все заряды к гранатомету, за автомат не взялся, а пополз к Тереку. Его единственной надеждой был предусмотрительно одетый под полушубок самодельный белый маскхалат, сшитый матерью — Сацитой.

Ислам сумел добраться до воды, потому что Руслан, друг детства, стреляя из пулемета длинными очередями, отвлек на себя внимание русской спецназовской спарки…

Когда убили Руслана, Ислам уже был в воде, то надолго ныряя, то всплывая, похожий на кусок