— Мы пойдем с вами, — сказал старик. — Нелл! С ними пойдем, с ними!

Девочка минуту подумала и, вспомнив, что ей скоро надо будет просить милостыню и что вряд ли найдется более подходящее место для этого, чем скачки, куда приезжает поразвлечься и повеселиться столько богатых леди и джентльменов, решила до поры до времени не отставать от кукольников. Она поблагодарила маленького балагура и, бросив застенчивый взгляд на его приятеля, согласилась идти с ними до города — если никто не будет возражать.

— Возражать? — воскликнул маленький балагур. — Ну, Томми! Прояви любезность хоть раз в жизни и скажи, что тебе хочется идти вместе с ними. Я же знаю, что хочется! Надо быть любезным, Томми!

— Коротыш! — сказал мистер Кодлин, который имел обыкновение говорить медленно, а есть быстро и жадно, что часто бывает свойственно философам и мизантропам. — Ты ни в чем не знаешь меры.

— Да кому это может повредить? — не унимался тот.

— На сей раз, пожалуй, никому, — ответил мистер Кодлин, — но само по себе это опасно. Как я тебе уже говорил, ты ни в чем не знаешь меры.

— Ну, хорошо. Идти им с нами или нет?

— Пусть идут, — сказал мистер Кодлин. — Только напрасно ты не повернул дело так, будто это одолжение с нашей стороны.

Фамилия маленького кукольника была Гаррис, но постепенно она уступила место менее благозвучному наименованию — Коротыш с приставкой Шиш, каковому он был обязан своими короткими ногами. Однако такое сложное прозвище оказалось неудобным в дружеском обиходе, и джентльмен, к которому оно относилось, был известен в кругу приятелей как просто Шиш или просто Коротыш, а полностью — Шиш- Коротыш — именовался только в официальной обстановке и в особо торжественных случаях. Так вот. Шиш — или Коротыш, как читателю будет угодно — ответил на замечание своего друга, мистера Кодлина, шуткой, рассчитанной на то, чтобы умерить недовольство этого джентльмена, и, с аппетитом набросившись на холодную говядину, чай и хлеб с маслом, стал убеждать своих сотрапезников последовать его примеру. Впрочем, мистер Кодлин не нуждался ни в каких уговорах, так как он уже успел вместить сколько мог и теперь услаждал свою плоть крепким элем, молча, но с явным наслаждением отхлебывая этот напиток и никого не угощая им, что лишний раз указывало на мизантропический склад его ума.

Как только завтрак был съеден, мистер Кодлин пожелал расплатиться и, отнеся эль за счет всей компании (прием, тоже в какой-то мере объясняющийся мизантропией), по справедливости разделил всю сумму на две равные части, одна из которых пришлась на долю их кукольников, а другая на долю девочки и старика. Когда все было уплачено полностью и сборы закончены, они простились с хозяевами и отправились в путь-дорогу.

И вот тут-то стало совершенно очевидным, какое ложное положение занимал в обществе мистер Кодлин и как это растравляло ему душу, ибо всего лишь накануне он слышал от мистера Панча почтительное обращение «хозяин» и старался внушить зрителям, что держит при себе этого молодца исключительно ради удовольствия, потворствуя своей прихоти, а сегодня ему приходилось сгибаться под тяжестью храмины этого самого Панча и тащить ее на спине в душный день по пыльной дороге. Ухмыляющийся Панч, вместо того чтобы развлекать патрона неугасимым огнем острот или расправой со своими родственниками и знакомыми при помощи дубинки, весь обмякший, без малейших признаков позвоночника, валялся в темном ящике, закинув ноги за шею, и ничем не напоминал прежнего острослова и весельчака.

Мистер Кодлин медленно тащился по дороге, изредка обмениваясь двумя-тремя словами с Коротышом, и время от времени останавливался отдохнуть и поворчать. Коротыш выступал впереди с плоским ящиком, с узелком (отнюдь не обременительным), в который были увязаны личные пожитки их обоих, и с медным рожком, болтавшимся у него за спиной. Нелл и ее дед шли по правую и по левую руку от него, а Томас Кодлин замыкал шествие.

Когда они подходили к какому-нибудь городу, или деревне, или даже к одиноким, зажиточным на вид домам, Коротыш трубил в медный рожок и разудалым голосом, который свойствен Панчам и их спутникам. исполнял один-два куплета своей песенки. Если в окнах показывались любопытные, мистер Кодлин ставил раек на землю и, быстро спустив занавес, прятал за ним Коротыша, а сам принимался истерически дудеть на губной гармонике. Представление начиналось немедленно; ответственность за него лежала на мистере Кодлине, который решал самолично, оттянуть или ускорить окончательную победу героя над врагом рода человеческого, в зависимости от того, какой предполагался денежный урожай обильный или скудный. Когда же он был собран до последнего фартинга, мистер Кодлин снова взваливал свою ношу на спину, и они шли дальше.

Им приходилось показывать Панча за переход моста или вместо платы паромщику, а однажды они сделали привал у шлагбаума, так как сборщик, который скрашивал свою одинокую жизнь вином, не пожалел шиллинга и заказал представление для себя одного. В следующем небольшом, но многообещающем местечке все их надежды на большой сбор рухнули, потому что в одном из главных действующих лиц спектакля, щеголявшем в камзоле с золотыми брыжами и отличавшемся крайним тупоумием и назойливостью, местные власти усмотрели прямой выпад против церковного старосты и потребовали немедленного изгнания Панча. Но обычно кукольникам оказывали хороший прием, а проводы редко когда обходились без того, чтобы толпы уличных ребятишек не бежали с криками за ними по пятам.

Несмотря на такие задержки, за день они проделали немало миль, и луна, показавшаяся на небе, застала их все еще в пути. Шиш коротал время песнями и шутками, умея находить приятную сторону во всем, что бы с ними ни случалось, мистер же Кодлин проклинал свою судьбу, а заодно и всю пустопорожнюю дребедень на свете (в особенности Панча), и ковылял по дороге с райком на спине, терзаясь своими горькими мыслями.

На отдых расположились под дорожным столбом у перекрестка, и мизантропический мистер Кодлин опустил занавес на райке, залез в него и уселся там на самое дно, выражая этим полное презрение к своим ближним, как вдруг с поворота дороги, по которой они только что шли, на них стали надвигаться две чудовищные тени. Девочка испугалась долговязых великанов, величественно выступавших под придорожными деревьями, но Коротыш успокоил ее и тут же исполнил туш на рожке, на который ему ответили веселыми криками.

— Грайндеровская братия? — громко осведомился он.

— Да! Да! — откликнулось сразу несколько голосов.

— Подходите, — сказал Коротыш. — Дайте на себя полюбоваться. Я так и думал, что это вы.

«Грайндеровская братия» поспешила на его зов и скоро поравнялась с ними.

Труппа мистера Грайндера, именуемая запросто «братией», состояла из юного джентльмена, юной леди на ходулях и самого мистера Грайндера, который пользовался в целях передвижения данными ему от природы ногами и тащил на спине барабан. Молодежь была одета в костюмы шотландских горцев, как во время выступлений перед публикой, но, поскольку к вечеру становилось прохладно и сыро, юный джентльмен набросил поверх шотландской юбочки матросскую куртку с чужого плеча, доходившую ему до щиколоток, а голову прикрыл шляпой с круглыми полями. Девица же куталась в старенький бурнус и была повязана носовым платком. Их шотландские шапочки, украшенные иссиня-черными перьями, мистер Грайндер нес на своем инструменте.

— На скачки направляетесь, — сказал мистер Грайндер, тяжело переводя дух. — Мы тоже. Здравствуй, Коротыш! — И они обменялись дружеским рукопожатием. Молодые люди, вознесшиеся слишком высоко для обычных приветствий, поздоровались с Коротышом по-своему. Юный джентльмен поднял правую ходулю и похлопал его по плечу, а юная леди тряхнула тамбурином.

— Упражняются? — спросил Коротыш, показывая на ходули.

— Нет, — ответил Грайндер. — Просто не хотят тащить их на себе. Им больше нравится вот так шагать, и окрестности сверху лучше видно. Вы какой дорогой пойдете? Мы ближней.

— Мы, собственно говоря, шли самой дальней, — сказал Коротыш, — потому что думали остановиться на ночлег, до него не больше полутора миль. Но если выгадать сегодня две-три мили, на завтра меньше останется. Так что не отправиться ли нам вместе с вами?

— А где твой компаньон? — спросил Грайндер.

— Здесь он! — крикнул мистер Томас Кодлин, высунув голову на авансцену и скорчив такую физиономию, какую там не часто приходилось созерцать. — Здесь! И вот что он вам скажет: ему приятнее будет увидеть, как его компаньон заживо сварится в кипятке, чем тащиться дальше, на ночь глядя.