папа снова поколотит Рофана, как сделал это один раз. Много недель вся деревня говорила об этом за закрытыми дверями, и Дженис это происшествие показалось очень волнующим. Папе не нравится Рофан, и Дженис знала, что он очень рассердится, когда узнает, что с Бельдой в его отсутствие снова обращались плохо. Ей только не нравилось, что мама и папа какое-то время будут сердиться друг на друга.

Но она не возражала против того, что ее оставляют одну в доме и огороде. Она действительно казалась себе очень взрослой, заканчивая петь маминым травам во время посадки. Потом занялась остальной частью огорода. Хотя он распахан лишь частично, она может посадить бобы, репу и, наверно, морковь. Раньше она никогда не пела овощам; интересно, нужна ли им другая песня, чем травам.

Дженис обнаружила, что так и есть, причем каждому овощу нужна слегка отличная мелодия. Работа поглотила ее; не успела она оглянуться, как закончила целый ряд и была готова начать следующий. Ей хотелось бы сажать жимолость, а не скучные овощи. Но мама всегда говорит, что овощи для нее лучше. Их всегда можно высушить и припасти. А ягоды хороши только короткое время. И что еще хуже, из жимолости не получается хорошее повидло. Мама несколько раз пыталась, но результаты всегда обескураживали. Папа при этом смеялся и говорил, что у мамы просто нет способностей к повидлу, но Дженис отказывалась в это поверить. Ее мама может сделать все, что угодно.

Она закончила сажать морковь. Потом отыскала столбики с табличками, которые мама использует для различения посадок, и так как не умела еще писать, нарисовала на дощечках боб, репу и морковь и воткнула столбики в конце грядок.

— Ну, вот, готово, — вслух сказала она. Подражая матери, девочка стряхнула грязь с рук и одежды. Потом вошла в дом и умылась.

Поглядев в кладовке, она взяла связку сушеных овощей. Из них получится хорошая похлебка, если она приправит ее диким чесноком. Возле старого пня как раз растет чеснок. Дженис взяла три пригоршни разных овощей — мама берет по одной пригоршне, но Дженис взяла по три, потому что у нее маленькие руки — и поставила их отмокать в воде, а сама пошла в огород за чесноком. По дороге она сорвала весенний шафран. К ее возвращению овощи уже размягчились, и она смогла нарезать их мелкими кусочками. Но сначала отыскала чашку, налила в нее воды и поставила шафран. Сделав это, она начала готовить обед, напевая про себя во время работы. Немного мяса сделало бы похлебку еще вкусней, но она понимала, что нельзя тратить последние запасы вяленого мяса. Пока не вернулся папа. Хотя Дженис заранее знала, что он вернется с добычей. Ее папа — самый замечательный человек в мире и самый великий охотник.

Она положила овощи в котел, добавила воды и поставила на огонь, передвинув спящего Прыгуна, чтобы у него не обгорели шерсть и усы. Он даже не моргнул, когда она его двигала, старый лентяй! Дженис знала, что позже кот проснется и будет ждать маму, как всегда поступает, когда она уходит. Дженис расставила деревянные чашки и ложки, вырезанные папой, и переставила шафран на стол. Ей всегда хотелось, чтобы стол выглядел красиво.

Снаружи послышались звуки лошадиных копыт и мужские голоса. Дженис подбежала к двери и распахнула ее. Сердце ее заколотилось: она была уверена, что это так рано вернулся папа. Но на пороге стояла женщина в сером платье, подняв руку, словно собиралась постучать. Дженис и женщина стояли, глядя друг другу в глаза, и было трудно сказать, которая из них больше удивлена.

— Вы! — сказала Дженис.

— Да, — ответила женщина в сером. — Ты меня ждала.

— Правда? — спросила Дженис, удивленно мигая.

Она задумалась. Что-то в этой женщине показалось ей очень знакомым, хотя девочка была уверена, что никогда раньше ее не видела. Но несколько недель назад она проснулась от крепкого сна, думая, что мама позвала ее по имени, но мама спала. — Мне казалось, что я однажды услышала…

— Это был Призыв. А теперь пришла я. Эти остальные девочки, они тоже услышали Призыв.

Теперь Дженис посмотрела мимо нее и увидела, что с женщиной пришли и другие люди. Пять маленьких девочек примерно ее возраста. Некоторые стояли и смело смотрели на нее. Другие прятались за платьем женщины и хихикали. Одна из них сосала большой палец, и Дженис не могла не подумать, что сама отказалась от этой привычки уже много месяцев назад. Все девочки были очень похожи на женщину. Удивленная, Дженис поняла, что они похожи и на нее — с острыми чертами лица, с большими серыми глазами и треугольными маленькими личиками. Девочка почувствовала в них какую-то правильность, самообладание, которое как-то не соответствовало их возрасту. И неожиданно Дженис поняла, почему мама говорит, что она в свои шесть лет словно сорокалетняя.

Немного в стороне на аллее ждали пятеро всадников. На них были кольчуги и шлемы с металлическими занавесками, прикрывающими горло. У одного всадника, как у папы, был сокол. И хотя девочек приехало только пять, на свежей траве паслись шесть пони. Дженис снова посмотрела на женщину. Та гладила молочный овальный камень, висевший у нее на груди на серебряной цепочке. Дженис с неожиданной болью поняла, что хочет такой же камень, хочет больше всего в мире.

— Теперь мы готовы к пути, — сказала женщина, словно это самое естественное в мире. — Ты поедешь с нами.

— Да, госпожа, — ответила Дженис. Она решила, что будет невежливо закрывать дверь перед лицом этой женщины, поэтому оставила ее открытой. Сняла с крючка свой маленький рыжевато-красный плащ и надела.

Ей хотелось попрощаться с Прыгуном, но тот исчез.

Дженис завязала плащ у шеи, как ее научила мама, и вышла. Она тщательно закрыла за собой дверь.

Женщина рассмеялась.

— Какая ты аккуратная! — воскликнула она. — Как маленькая мышка!

Дженис не могла удержаться от смеха. Сама мысль о мышке, которая высовывает голову из норки в доме, за которым так следят Прыгун и Смельчак, заставила ее забыть о приличиях.

— В чем дело? — спросила женщина. — Что смешного? — И когда Дженис ей объяснила, она тоже рассмеялась.

— Тем не менее именно так мы отныне будем тебя называть — Мышь. Тебе нравится?

— О, да, госпожа! Очень. — Дженис-Мышь восхищенно смотрела на женщину. — А куда мы поедем?

— Мы поедем туда, где ты и все остальные девочки смогут учиться в особой школе.

Мышь наморщила лоб.

— Школа? — с сомнением спросила она.

Женщина снова рассмеялась.

— Это гораздо больше. Это место, где вам предназначено быть. — Она повернулась к остальным девочкам. — Идемте, дети. Приведите пони Мыши. Она не знает, который пони ее. Сможешь сесть на него сама?

— Да, спасибо, госпожа, — ответила Мышь.

Она много раз смотрела, как папа садится на Рангина, и поэтому точно знала, что нужно сделать. Она слишком мала, чтобы добраться до стремян Рангина, и папа подсаживал ее, когда она ехала перед ним. Но пони как раз подходящего для нее роста, и она без посторонней помощи села в седло.

И больше ни о чем не думая, вслед за женщиной и пятью девочками выехала из Благдена под охраной пятерых вооруженных всадников, оставив все и всех за собой.

Мышь вскоре узнала, что женщину зовут Пчела. Они поехали по северной дороге, двигались за Пчелой парами, ехали за ее лошадью так привычно, словно делали это всю жизнь. Стражники держались впереди и позади;

Ринфар, командир, сопровождал женщину, остальные четверо замыкали строй. Ринфар вез с собой знамя.

Мышь узнала, что эта дорога привела бы их в Лормт, если бы они оставались на ней, а не свернули на Большой Развилке. Она слышала о Лормте и раньше. Иногда мама говорила о том, что поедет туда изучать травы, но никогда не находила времени. Лормт кажется очень интересным местом, со всеми его свитками, учеными и науками. Даже его камни должны быть переполнены знаниями. И особенно сейчас, когда две из четырех башен рухнули, обнаружив много новых материалов. Ученые могут провести жизнь, описывая их.