по городу. Я с большим удовольствием покажу вам Лондон. Что касается стола, то вы, надеюсь, останетесь довольны, еду нам будут присылать из ближайшего трактира, причем считаю долгом добавить – за ваш счет; так распорядился мистер Джеггерс. Квартира у нас, как видите, более чем скромная, ведь я сам зарабатываю себе на жизнь, отец не в состоянии мне помогать, да я и не хочу сидеть у него на шее. Вот это наша столовая; столы, стулья, ковер и прочее мне дали из дома. За скатерти, ложки, судки я не отвечаю, это принесли из трактира по случаю вашего приезда. Здесь моя спаленка: сыровато немножко, но у Барнарда вообще сыровато, Здесь ваша комната; мебель взята напрокат, но я думаю, что она вам подойдет. Если вам еще что-нибудь потребуется, вы скажите, я мигом достану. Квартирка тихая, мы с вами будем одни и, надо полагать, не подеремся. Но, боже мой, я совсем забыл, вы все еще держите мои покупки. Давайте их сюда, и простите, ради бога. Мне, право же, очень совестно.
Стоя перед мистером Покетом-младшим и передавая ему сначала один пакет, потом другой, я увидел, как в глазах его забрезжило то же изумление, с каким я смотрел на него, и он сказал, медленно пятясь от меня к стене:
– Господи! Да вы тот мальчик, который забрался в сад!
– А вы, – сказал я, – тот бледный молодой джентльмен.
Глава XXII
Бледный молодой джентльмен и я долго стояли в Подпорье Барнарда, оглядывая друг друга, а потом оба разом расхохотались.
– Подумать только, что это были вы! – сказал он.
– Подумать только, что это были вы! – сказал я.
И тут мы снова оглядели друг друга и снова расхохотались.
– Ну, это дело прошлое, – сказал бледный молодой джентльмен, сердечно протягивая мне руку. – Надеюсь, вы великодушно простите меня за то, что я вас так оттузил.
Из этих слов я понял, что мистер Герберт Покет (бледного молодого джентльмена звали Герберт) так и не заметил разницы между своим намерением и осуществлением оного. Но я не стал его разубеждать, и мы горячо пожали друг другу руки.
– В то время ваша судьба еще не была устроена? – спросил Герберт Покет.
– Нет.
– Нет, – повторил он. – Я слышал, это случилось совсем недавно. В те времена скорее могла устроиться моя судьба.
– В самом деле?
– Да. Мисс Хэвишем тогда вызвала меня к себе, посмотреть, не приглянусь ли я ей. Но нет, не приглянулся.
Я счел своим долгом заметить, что это меня удивляет.
– Недостаток вкуса! – засмеялся Герберт. – Но теп не менее факт. Да, она вызвала меня к себе погостить, на испытание. Если бы я выдержал его успешно, мое будущее, вероятно, было бы обеспечено. Возможно, меня бы даже… как это называется… с Эстеллой.
– Что такое? – спросил я, сразу насторожившись. Разговаривая, он выкладывал ягоды на тарелки, и это отвлекало его, вот почему он забыл нужное слово.
– Обручили, – пояснил он, вытряхивая из пакетов остатки. – Помолвили. Сговорили. Ну, словом, что-то в этом роде.
– Как же вы перенесли такое разочарование? – спросил я.
– Фью! Невелика потеря. Это же сущий тиран.
– Кто, мисс Хэмишем?
– Пожалуй, и она тоже. Но я-то имел в виду Эстеллу. Злая девчонка, надменная, капризная, мисс Хэвишем так и воспитала ее, чтобы отомстить всей мужской половине рода человеческого.
– Кем она приходится мисс Хэвишем?
– Никем. Приемыш.
– А почему она должна отомстить всей мужской половине рода человеческого? За что отомстить?
– Бог с вами, мистер Пип! Неужто вы не знаете?
– Нет, – сказал я.
– Вот не ожидал! Ну, это длинная история, мы ее отложим до обеда. Пока же разрешите мне задать вам один вопрос. А вы как туда попали в тот день?
Я рассказал, и он внимательно выслушал меня, а потом опять залился смехом и спросил, долго ли я помнил его кулаки. Я не стал задавать ему такого же вопроса, потому что у меня уже давно сложилось на этот счет определенное мнение.
– Значит, теперь мистер Джеггерс ваш опекун? – спросил он.
– Да.
– Вы знаете, ведь он – поверенный мисс Хэвишем и посвящен в ее дела больше, чем кто-либо другой.
Это была опасная тема. Я ответил подчеркнуто-сдержанно, что видел мистера Джеггерса в доме мисс Хэвишем всего один раз, по странной случайности – в самый день нашего поединка, но что он едва ли это помнит.
– Он был так любезен, что предложил вам учиться у моего отца, и сам приезжал к отцу поговорить об этом. Про отца он, конечно, мог слышать от мисс Хэвишем. Они довольно близкая родня; правда, родственных отношений они не поддерживают, – отец у меня не умеет лукавить и не желает к ней подлизываться.
Герберт Покет держал себя с подкупающей искренностью. Ни до, ни после него я не встречал человека, каждый взгляд, каждое слово которого так красноречиво свидетельствовали бы о том, что он по природе своей не способен на обман или подлость. Вид у него был самый неунывающий и вместе с тем вселявший уверенность, что он никогда не достигнет выдающегося успеха и богатства. Не знаю, как это получалось. Такое впечатление сложилось у меня в первый же день, еще до того как мы сели обедать, но объяснить его я не умею.
Это и сейчас был очень бледный молодой джентльмен, и за живостью его манер угадывалась физическая слабость, – как видно, он не отличался крепким здоровьем. Лицо у него было некрасивое, но на редкость открытое и приветливое, что лучше всякой красоты. Фигура, немного нескладная, как и в те дни, когда мои кулаки столь безжалостно с ней расправлялись, обещала всегда остаться легкой и молодой. Возможно, что провинциальное изделие мистера Трэбба и на нем сидело бы не особенно ловко, но верно одно: свой старенький костюм он умел носить куда лучше, чем я – свое новое платье.
Я подумал, что, раз он такой общительный, таиться от него было бы нечестно, тем более что оба мы так молоды. Поэтому я рассказал ему свою историю, особенно подчеркнув, что не должен разузнавать о моем благодетеле. И добавил, что, поскольку я вырос в деревенской кузнице и совсем не обучен манерам, мне были бы чрезвычайно ценны его указания во всех случаях, когда я не буду знать, что делать, или сделаю что-нибудь не так.
– С удовольствием, – сказал он, – хотя указаний вам потребуется очень мало, вот увидите. Вероятно, мы будем проводить вместе много времени, и мне бы хотелось сразу отбросить с вами все лишние церемонии. Вот, например, для начала, я вас очень прошу – называйте меня просто по имени, Герберт.
Я с благодарностью согласился и со своей стороны сообщил, что меня зовут Филип.
– Нет, Филип мне не нравится, – сказал он, улыбаясь. – Очень уж напоминает того мальчика из нравоучительной книжки, который был так ленив, что свалился в пруд, или так прожорлив, что даже глаза у него заплыли жиром, или так скуп, что хранил свой пирог, пока его не съели мыши, или так злостно разорял птичьи гнезда, что был съеден медведями, которые на счастье жили тут поблизости. А я вот что придумал. Мы прекрасно гармонируем друг с другом, а вы к тому же были кузнецом… ну как, согласны?
– Я согласен на все, что вы предложите, – отвечал я, – но мне что-то непонятно.
– Можно, я буду называть вас Гендель? У Генделя есть прелестная музыкальная пьеса, которая называется «Гармонический кузнец».
– Я буду очень рад.
– В таком случае, мой милый Гендель, – сказал он, оборачиваясь на скрип отворяющейся двери, – можно садиться за стол, и, пожалуйста, будь хозяином, потому что обедом угощаешь ты.