мерещилась Шана: связанная, с кляпом во рту, избитая…

В конце концов Кеман выяснил, почему Шана не выходит. Он заметил, как рослый человек в серой одежде — кажется, один из двух руководителей этой группы, — на мгновение остановился неподалеку от того места, где были привязаны грели, и насыпал в бурдюк с водой несколько щепоток непонятного порошка.

«Какое-то зелье…» Мужчина отодвинул пелог и вошел в шатер, а Кеман насторожил уши, сделав их такими чувствительными, что мог бы сейчас услышать даже комариный вздох.

В шатре послышался голос Шаны, удивленный и сонный.

— Здрасьте, — невнятно пробормотала она. — Я.., ужасно устала. Извините.

— Не извиняйся за свою слабость, дитя, — ответил другой мужчина. — Спи столько, сколько тебе потребуется. Только сперва попей. Воздух в пустыне очень сухой, и тебе нужно часто пить.

— Спасибо, — сказала Шана и больше уже не произнесла ни единого слова. Мужчины вышли из шатра. Оба они казались чрезвычайно довольными. Второй мужчина был одет в темно-красный наряд, и одежда его была отделана красным шнуром, но больше ничего примечательного в его облике не было. У него были темные волосы и карие глаза, он носил бороду и был на голову ниже своего спутника. Проходя мимо грелей, он негромко рассмеялся, словно в ответ на какие-то свои мысли.

Кеман не сдержался и попытался цапнуть человека. Но тот легко уклонился и чувствительно стукнул Кемана по носу.

«Ай-яй-яаай!» Этот вопль вырвался не только из сознания, но и из глотки Кемана. До сих пор Кеману лишь однажды довелось испытать подобную боль — когда Рови повалил его и запустил когти ему в плечо. Молодой дракон рухнул на колени, подвывая от потрясения и боли, а человек пошел себе дальше, не обратив на этот инцидент особого внимания.

«Ox…» — подумал Кеман и непроизвольно застонал. На глаза ему навернулись слезы. Огонь и Дождь, больно-то как! Наверное, теперь у него сломан нос…

Но когда боль утихла, Кеман обнаружил, что ничего такого с его носом не произошло. Он был в полнейшем порядке, и даже кровь из него не шла. Так Кеман на собственном опыте познакомился с уязвимым местом грелей. И этот урок он собирался запомнить надолго.

Постепенно все вокруг погрузилось во тьму. Кеман снова оказался наедине со своими мыслями и страхами.

Значит, эти люди опоили Шану зельем. Они хотят и дальше давать ей это снадобье, а потом надеть на нее ошейник. «Почему же она не боится? — подумал Кеман, пытаясь подобраться поближе к шатру. — Почему ее даже не удивляет, что она не может больше слышать чужие мысли?»

Потом его осенило: да ведь у Шаны нет никаких причин подозревать, что эти люди опасны — и что они именно люди! У нее были все основания подумать, что это драконы из какого-то другого Рода, которые, наверное, разыгрывают игру-представление.

Мама никогда не говорила Шане, что люди и эльфийские лорды все еще существуют. Мама рассказывала все так, что Шана вполне могла считать, что все они поумирали во время Войны Волшебников или живут так далеко, что драконы никогда теперь с ними не встречаются. Остальные взрослые с Шаной просто не общались, а из подростков о людях ей говорили только те, кому Шана никогда не верила — Мире и Рови. Она училась писать по книгам, написанным драконами на эльфийском языке, и в этих книгах рассказывалось только о Народе.

Они оставили ее в неведении. Даже если бы Шана заподозрила сейчас, что вокруг нее не драконы, она была так опоена зельем, что вряд ли сумела бы додумать эту мысль до конца. Она не хотела, чтобы кто- нибудь из Рода узнал о ее способностях — например, о том, что она умеет читать мысли. Так что даже если бы ее и не опоили, Шана скорее всего не стала бы пытаться читать ничьи мысли.

А даже если бы и попыталась… Шана рассказывала Кеману, что ее силы умалились после того, как она убила земляную белку. Шана могла просто подумать, что она снова ослабела.

«Что же мне теперь делать? Как же мне забрать Шану отсюда, если я даже не могу предупредить ее, что я здесь?»

Это была очень длинная ночь, и Кеман провел ее почти без сна.

Взошло солнце, позолотив лучами все, к чему они прикоснулись. На песок легли длинные синие тени. Где-то вскрикнула птица — Кеман даже не знал, какая именно Ничто больше не нарушало тишины.

Кеман изнемогал. Ему никогда прежде не приходилось бодрствовать так долго. Он зевнул и переступил с ноги на ногу. Что же будет дальше?

Какой-то небольшого роста человек вышел из своего шатра. Этот шатер был намного меньше того, где держали Шану. Он снова насыпал грелям зерна, а потом взвалил на Кемана тюк с грузом.

Кеман удивленно уставился на юношу, а потом, не успев даже подумать, что делает, сбросил тюк.

Парень снова попытался навьючить Кемана. Кеман взбрыкнул. На этот раз тюк взмыл в воздух и приземлился довольно далеко.

Юноша пробормотал что-то себе под нос и пошел за тюком. Он подтащил тюк поближе к грелям, а потом попытался водрузить на спину Кемана седло — с тем же результатом.

Так продолжалось некоторое время. В конце концов, когда Кеману уже начало нравиться это развлечение, на помощь парню явился другой человек, постарше. Человек внимательно и неприятно посмотрел на Кемана, и Кеман заметил, как рука его сжалась в кулак.

Кеман резко изменил тактику и превратился в образец послушания. Он разрешил беспрепятственно оседлать себя, а потом опустился на колени и позволил людям взвалить ему на спину разнообразные тюки и корзины с товарами. Кеман уже получил урок и не видел особого смысла еще раз испытывать это ощущение.

К этому времени прочие грели тоже были навьючены, и Кеман поднялся на ноги. Убедившись, что груз закреплен равномерно, Кеман огляделся по сторонам. Тут как раз вернулся человек-разведчик. Он был верхом на лошади, а на луке седла у него, на специальном насесте сидела какая-то птица. Вскоре после его возвращения хлопнул полог шатра, и оттуда вышли все те же двое мужчин, а между ними шла Шана.

От беспокойства у Кемана оборвалось сердце. Шана выглядела опрятно и была одета в новую алую тунику, а на шее у нее, как и у всех прочих, красовался ошейник. Но она шла очень неуверенно, спотыкаясь на каждом шагу. Глаза у нее были остекленевшими, и она явно плохо соображала.

Двое мужчин помогли ей усесться на греля, груз которого перекочевал к Кеману, и привязали ее к седлу. Грелей выстроили в цепочку и связали между собой длинными веревками. Шана сидела в самом конце, за три греля от Кемана. Она была совсем рядом — и все-таки сейчас Кеман ничего не мог для нее сделать. Он и сам, отказавшись уйти без Шаны, оказался в ловушке. И он ничем не мог помочь Шане.

Погонщики принялись подгонять животных — и Кемана в том числе, — побуждая их отправиться в путь. Кеман заревел в унисон с остальными грелями. Но причины, исторгшие этот вопль, отличались от побуждений других грелей не меньше, чем разум Кемана, — от их же мозгов.

Из разговоров погонщиков Кеман знал, что караван находится менее чем в пяти днях пути от конечной цели своего путешествия, торгового города. Там Шану собирались получше расспросить, а потом продать.

А Кеману до сих пор так и не удалось освободить ее или хотя бы поговорить с ней.

Кеман брел по немощеной дороге, вдыхая пыль, поднятую впереди идущими грелями, и сам взбивал пыль — она доставалась тем, кто шел позади. Вокруг раскинулись земли, принадлежащие лорду Беренелю. Когда-то эти земли обрабатывались, и множество рабов в алых одеждах ухаживали за урожаем. Но, если верить погонщикам, это было еще до того, как лорд Беренель провел здесь небольшую войну. И вот теперь еще добрых десять лет эти земли будут лежать под паром. А вот когда тела — человеческие тела — перегниют и превратятся в чернозем, а кости можно будет перепахать, тогда лорд снова что-нибудь здесь посадит. А земля будет плодоносить вдесятеро обильнее, чем до войны.

Кеману пора было удирать. И, видимо, придется сделать это без Шаны. Как только он окажется в городе…

«Даже не знаю… Может, там ее будет легче освободить? Может, если я приму эльфийский облик, то смогу просто приказать отпустить Шану?..»

Но эта надежда была тщетной, и Кеман сам это знал. Незнатные эльфийские лорды стояли на социальной лестнице лишь ненамного выше доверенных слуг-людей, и никто из людей лорда Беренеля и не