те части логова, которые Алара желала видеть. «Лесистая гора» и озерцо всегда светились мягким синим сиянием, а обе спальни — и Кемана, и матери, — приглушенно-зеленым. В настоящий же момент, поскольку Алары уже месяц не было дома, остальная часть логова была темной и не очень уютной. Иногда тишину нарушал звук капающей воды или быстрый топоток ящериц, разведенных в свое время Кеманом. Все прочее время в пещере было тихо.

Кеман забрался в свою спальню — пещерку в форме яйца, с мягким песчаным дном и очень скромным запасом драгоценных камней, принадлежащих лично Кеману, — и попытался уснуть. Но из этой попытки ничего не вышло. Он просыпался от малейшего шума и каждый раз после этого подолгу лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шорохам, что доносились из темноты.

В конце концов Кеман сдался. Ну не может он больше здесь лежать! Лучше уж пойти и чем-нибудь заняться.

Рысцой добравшись до зверинца, Кеман увидел, что солнце только что взошло. Кеман со вздохом подумал, что ему так или иначе все равно нужно кормить своих подопечных. А раз так, почему бы ему не заняться этим прямо сейчас?

Большинство травоядных можно было просто выгнать на огороженное пастбище, но Попрыгунью и однорогов придется кормить в загоне, если он хочет, чтобы человеческий детеныш пребывал в безопасности. А это означало, что ему придется трудолюбиво рвать траву, складывать ее на выделанную шкуру, а потом тащить эту кучу в загон. И так раз за разом. Как давно уже узнал, к собственной печали, Кеман, травоядные уделяли еде очень большое внимание. К тому времени, как подросток справился с этой работой, солнце уже стояло довольно высоко, а сам Кеман жутко хотел есть и пить.

Правда, в зверинце содержались еще и хищники, но с ними особых проблем не было. Сейчас Кеман отправится добывать себе завтрак, а на обратном пути прихватит что-нибудь и для них. Иногда Кеман пикировал на какого-нибудь упитанного двурога, и ему приходило в голову, что это самое животное вполне могло бы быть одним из его любимцев, — тогда дракону приходилось напрягать все силы, чтобы убить добычу. Впрочем, потом стадо пускалось наутек, просыпались инстинкты, и прежде, чем Кеман успевал сообразить, что к чему, он уже жевал нежное вкусное мясо.

Некоторым инстинктам ужасно трудно сопротивляться. Одного лишь взгляда на разбегающееся стадо хватало, чтобы Кеман начинал бить хвостом и готов был ринуться на все, что движется.

А в настоящий момент он был настолько голоден, что даже ласковая Попрыгунья начинала казаться ему едой.

«Лучше я отправлюсь на охоту». Кеман взобрался на верхушку скалы, расправил крылья и взлетел — довольно неуклюже, надо признать. Он был уже достаточно взрослым, чтобы летать, но пока что не отличался особой искусностью в этом деле. Особенно в том, что касалось взлета и посадки. Кеман всегда старался проделывать это наедине — чтобы некому было смеяться, если он вдруг расквасит себе нос.

По мере того, как Кеман работал крыльями, набирая высоту, он чувствовал себя все более голодным. Он решил сегодня поохотиться на табун диких лошадей — есть двурогов ему сейчас как-то не хотелось. На выходе из ущелья Кеман поймал восходящий воздушный поток и принялся осматривать узкие долины, лежащие вокруг Логова. Большинство взрослых не охотились так близко от дома, а Кеману временами удавалось отыскать здесь очень даже неплохую добычу. Несмотря на близкое соседство огромных, вечно голодных драконов, окрестные пастбища всегда притягивали к себе небольшие табунчики травоядных.

На этот раз Кеману повезло: в одном тупиковом ущелье с небольшим источником в дальнем его конце он застал врасплох табун крепких серовато-коричневых кобыл. Кеман приглядел себе одну, которая была без жеребенка, собрался с силами и спикировал.

Кобыла была так перепугана, что даже не пыталась бежать. Кеман ударил ее с налета всем своим весом и всадил когти ей в круп. Он почувствовал, как хрустнули спина и шея кобылы, — и животное свалилось на землю, даже не успев оказать сопротивление.

Чистая работа. Кеман был чрезвычайно горд собой. Кроме того, лошадь была значительно крупнее тех животных, что обычно служили ему добычей.

К тому времени, как опомнившиеся лошади бросились наутек, Кеман уже пировал в свое удовольствие. Он никогда не рассматривал диких лошадей как возможную составляющую своего зверинца: слишком уж они были глупыми, нервными и упрямыми, чтобы с ними возиться. Отец-Дракон как-то рассказывал, что это эльфы сумели каким-то образом скрестить трирогов с лошадьми, и так появились однороги. Если это правда, то однороги умудрились вобрать наихудшие черты обеих пород. Однороги были упрямы, как лошади, агрессивны, кактрироги, а коварством превосходили их обоих. У Кемана не раз появлялось ощущение, что однорогам нравится убивать. Ну эльфы и нашли, что выводить!

Кеман решил, что теперь он будет питаться исключительно лошадьми и трирогами. Большинство других драконов не интересовались лошадьми, — ну что ж, ему больше достанется. Подумаешь — мясо жестковато! Зато совесть мучить не будет, и ему не придется каждый раз после охоты прятать глаза от укоризненного взгляда Попрыгуньи. Может, конечно, виной тому было излишнее воображение Кемана, но ему всегда казалось, что Попрыгунья знает, когда он ел двурогов.

Кобыла была слишком большой, чтобы Кеман мог управиться с ней в один присест. А того, что осталось, за глаза хватило бы, чтобы накормить всех его хищников. Но с таким грузом Кеман не мог взлететь с ровного места — сперва нужно было найти какую-нибудь возвышенность.

Кеман недовольно заворчал. Ну вот, новая возня! Какая жалость, что его подопечные не могут сами добывать себе пищу!

Цепляясь за камни и волоча за собой тушу, Кеман взобрался на край каньона. К тому времени, как он добрался до верха, мясо было неплохо отбито, а сам Кеман еле дышал.

Ну и ладно. Луперам без разницы, как выглядит мясо.

Кеман некоторое время отдыхал и восстанавливал силы. Он раскинул крылья, чтобы вбирать солнечное тепло всей их поверхностью. Погревшись, Кеман ухватил тушу и поднялся в воздух.

Хорошо, что Логово было недалеко! За последние сутки Кеман так мало спал и так много работал, что теперь готов был рухнуть на землю от изнеможения.

Заходя на посадку, Кеман уныло подумал, что ему еще надо успеть накормить свое зверье, прежде чем он свалится с ног.

Невзирая на старания Кемана, посадка получилась неудачной. В последнее мгновение подросток плохо рассчитал высоту и слишком тяжело ударился о землю. Потом он споткнулся о свою же добычу и врезался мордой в утоптанную глиняную площадку. Над местом неудачного приземления поднялась туча пыли.

Кеман поднялся и невольно поморщился. Ну вот, опять на подбородке синяк будет!

Интересно, научится ли он хоть когда-нибудь приземляться так же изящно, как мама? Пока что не похоже…

Вспомнив про добычу, Кеман разорвал тушу на части и поделил ее между плотоядными животными из своего зверинца. В число их входили ящерицы, луперы и пятнистые коты. Из них только луперы содержались как пленники. Когда Кеман позвал их, луперы подошли к самой ограде. Их острые уши стояли торчком, из зубастых пастей свисали языки, а хвосты ходили ходуном. Они получили от Кемана лошадиную лопатку и утащили добычу в нишу, служившую им логовом. Луперы прыгали плохо, зато бегали они, как серые молнии, и удержать их можно было лишь при помощи прочной каменной ограды. Один из луперов был слеп; второму, как и Попрыгунье, недоставало ноги; остальные два были слишком стары, чтобы самостоятельно добывать себе пищу. В целом же это были безвредные и довольно дружелюбные поедатели падали. Они склонны были рассматривать Кемана как вожака их небольшой стаи.

Пятнистые коты куда-то делись, но Кеман знал, что их порцию можно просто оставить у входа в пещеру — они потом сами подберут. Они всегда так делали. Остаток мяса Кеман порвал на мелкие кусочки и бросил в загончик к ящерицам. Они тоже ели, когда у них появлялось настроение. А тем ящерицам, которые обосновались в логове, вообще хватало насекомых.

Кеман добрел до маленького ручья, протекающего по ущелью, и тщательно вымылся. Он не хотел приближаться к однорогам и Попрыгунье, пока не смоет с себя запах крови. Кеман не знал, что может сделать Попрыгунья, зачуяв кровь, зато прекрасно знал, что сделают однороги: тут же пойдут на него в атаку, причем с самыми дурными намерениями. Запах крови действовал на них мгновенно и совершенно однозначно. А однороги превосходно умели пользоваться своими длинными витыми рогами. Казалось, что они прямо рождаются с этим умением: даже жеребята, посчитав кого-то врагом, вполне могли наброситься