летать, а путешествия верхом они боятся. Бегство Кайдессы очень сильно разозлило их. Но все же они не решились зайти далеко, иначе вы не удрали бы так легко. Да, нужна очень хорошая приманка.

– Может такой приманкой послужить известие о том, что по ту сторону гор объявились чужаки?

Менлик начал крутить в руках палочку. Улыбка сошла с его лица, и он бросил на Тревиса короткий пронзительный взгляд.

– Ты восседаешь в своем лагере как хан?

– Я восседаю как тот, к кому прислушиваются. – Тревис надеялся, что так и есть. Он не был уверен, что Олень и его единомышленники удержат власть до его возвращения.

– Мы должны это обсудить, – проговорил Менлик, – твое предложение не лишено смысла. Да, это нужно хорошенько обмозговать. Я подумаю…

Он встал и пошел прочь. Тревис смотрел на огонь. Он очень устал, но ему не улыбалось заснуть в чужом лагере. Однако телу требовался отдых, к утру надо восстановить силы. Не стоит обнаруживать свое беспокойство, и тогда он, возможно, завоюет доверие Менлика.

Тревис сидел, прислонившись к выступу скалы. Он поднял правую руку с диском из блестящего металла и подставил его под лучи солнца. Вспышка… другая… Тревис сигналил с помощью зеркала. Так сто пятьдесят лет назад поступали его предки, чтобы сообщить о готовящемся нападении. Если Цоай невредимым добрался до лагеря и если Олень ждет сигнала в условленном месте, то скоро его сородичи будут знать, что он возвращается, и не один. Теперь Тревис дожидался ответа, задумчиво полируя зеркало о рукав рубашки. Зеркало было лучшим средством для подачи сигналов. Ведь дым костра виден слишком далеко, в том числе и врагу. Должно быть, Цоай уже вернулся…

– Что это ты делаешь?

К нему подошел Менлик. Пола его шаманского халата приподнялась, открыв темные штаны и сапоги. Вместе с Тревисом в путь отправились Кайдесса, Менлик и Хулагур. Тревису предложили маленького пони. Монголы все еще настороженно относились к апачу, но он был не в обиде.

– А…

Где-то наверху мелькнула вспышка света. Одна, вторая, третья, пауза, затем еще две. Его заметили. Олень наверняка отправил ему навстречу отряд, и, зная повадки своего народа, Тревис не сомневался, что монголы не заподозрят присутствия индейцев до тех пор, пока те сами не захотят показаться. Кроме того, монголы не пойдут прямо в лагерь, а встретятся с представителями индейцев в условленном месте. Еще не настало время монголам узнать, как малочисленно поселение апачей.

Менлик наблюдал, как Тревис подавал сигналы зеркалом.

– Ты так разговариваешь со своим народом?

– Да, именно.

– Здорово придумано, надо запомнить. У нас есть барабан, но ведь его слышим не только мы. А твой сигнал предназначен лишь для глаз того, кто ждет. Да, хорошая мысль. Так твои люди встретятся с нами?

– Они ждут впереди, – сообщил Тревис.

День близился к середине, жара, отражавшаяся от скал, давила и не давала дышать. Монголы, не привыкшие к зною, сбрасывали тяжелые куртки и закатывали поля меховых шапок. По их лицам струился пот. На каждой остановке они передавали из рук в руки бурдюки с кумысом. Даже пони брели, понурив головы. Наконец процессия приблизилась к расселине, ведущей в каньон. Тревис старался разглядеть разведчиков, вышедших им навстречу. Уже не первый раз он вспоминал об исчезновении койотов. Он был уверен, что животные присоединятся к нему, когда он пустится в обратный путь. Но сейчас он не только не заметил их присутствия, но и не почувствовал мысленного контакта, который не прерывался с момента его пробуждения на Топазе. Почему они покинули его так внезапно, после схватки с монголами? Почему продолжают прятаться? Он не знал. В его душе зрела надежда, что, когда он вернется в лагерь, звери будут ждать его там.

Пони понуро трусили по песку, покрывавшему дно каньона. Жара превратилась в нечто осязаемое, и теперь люди дышали тяжело, как загнанные охотниками звери. Наконец Тревис заметил то, что искал – где-то наверху наметилось движение. Тревис поднял руку и придержал лошадь. Наверху молча стояли апачи с луками и стрелами наготове. Кайдесса вскрикнула от неожиданности и, пришпорив лошадь, поравнялась с Тревисом.

– Ловушка!

Лицо девушки раскраснелось от жары, а глаза сверкали гневом. Тревис улыбнулся.

– Чувствуешь на себе аркан, дочь Волка? Тебя сейчас потащат по песку?

Кайдесса хотела что-то сказать, но промолчала. Она уже подняла арапник, чтобы стегнуть Тревиса, но вместо этого ударила лошадь. Апач оглянулся на монголов. Рука Хулагура легла на рукоять сабли, а сам он обводил взглядом лучников. Но их было слишком много, чтобы начать бой. Только Менлик был абсолютно спокоен и лишь поигрывал своей палочкой.

– Едем дальше, – махнул рукой Тревис.

Лучники исчезли так же бесшумно, как и появились. Большинство из них торопились к месту, которое Олень выбрал для встречи. Монголы увидели лишь шесть человек, но не имели не малейшего представления, какую часть клана составляли эти шестеро.

Лошадь Тревиса подняла голову, заржала и перешла на рысь. Где-то впереди была вода. Иногда среди скал встречаются такие островки жизни. Менлик и Хулагур пришпоривали коней, пока те не поравнялись с лошадьми Тревиса и Кайдессы. Несмотря на внешнее безразличие обоих, Тревис подозревал, что они все еще опасаются стать мишенью для стрел индейцев.

Зеленые кусты впереди манили лошадей, и они ускорили шаг. Вскоре процессия въехала в ответвление каньона, где и притаилось маленькое озерцо, окруженное сочной зеленой травой и кустами. На другой стороне озерца стоял, скрестив руки на груди, Олень. Из оружия у него был лишь нож. Позади него стояли Деклай, Цоай, Нолан, Манулито. Скорее всего Манулито и Деклай были единомышленниками – по крайней мере так было, когда Тревис покидал лагерь. На лестнице прошлого, как выразился Олень, эти двое застряли где-то на полпути. Нолан довольно спокойный и молчаливый воин. Что у него на уме, трудно угадать. А вот Цоай наверняка поддержит Оленя.

Компания индейцев разделилась на две части, но все же это был оптимальный вариант для переговоров. Глупо было бы надеяться, что в делегацию индейцев войдут только приверженцы Оленя и Джил-Ли. Однако присутствие Деклая вовсе не обрадовало Тревиса. Он спешился, предоставив пони возможность самостоятельно подбежать к озеру и напиться.

– Это, – вежливо указал Тревис, – Менлик, человек, который умеет разговаривать с духами, Хулагур – сын вождя, и Кайдесса – дочь вождя. Все они кочевники с севера.

Тревис объяснял все это по-английски. Затем он повернулся к монголам.

– Олень, Деклай, Нолан, Манулито, Цоай, – перечислил он индейцев. – Они будут говорить от имени апачей.

Позже, когда две делегации сели друг против друга, Тревис задал себе вопрос: можно ли прийти к какому-либо общему решению в такой разношерстной компании. На лице Деклая были написаны безразличие и отчужденность. Он даже отсел подальше, словно не хотел приближаться к чужакам. В каждом его движении сквозили недоверие и враждебность.

Тревис начал свой рассказ о событиях, которые последовали за обнаружением им и Цоаем следа Кайдессы. Обрисовал положение дел в лагере монголов. Он говорил медленно и по-английски, чтобы монголы могли понять каждое его слово. Апачи слушали с непроницаемыми лицами. Вероятно, все это они слышали от Цоая. Когда Тревис закончил, Деклай первый задал вопрос:

– И что мы будем делать с этими людьми?

– Дело обстоит вот как, – осторожно подбирая слова, начал Тревис, – пинда-лик-о-йи, которых мы называем русскими, не желают жить бок о бок с теми, кто не разделяет их взглядов. У них есть такое оружие, по сравнению с которым наши ножи просто куски ржавого железа, а луки – обрывки гнилой бечевки. Оно не убивает, оно делает рабами. И когда они обнаружат наше присутствие здесь, они придут,