которой рассказывал принц Лориэн. Крепко сжимая в руке зеркальце, по-прежнему держа его так, чтобы в нем отражалась Зута, она крикнула так громко, как только могла, заглушив даже шипение Сссааа:
— Именем Звезды — во имя Звезды, против тьмы, что пожирает и подстерегает, да будет свет, да будет жизнь — да придет конец злу!
Протянув руку за границу круга, девушка коснулась скрюченного тела Зуты своим импровизированным жезлом. На мгновение ей показалось, что кристальное зеркало в ее руке охватил огонь — но огонь этот не нес с собой жара и не обжигал руку. Там, где смоченное в составе, губящем гниль, полотно коснулось тела Зуты, вспыхнул свет. Мгновение Уилладен ощущала запах, словно бы исходящий из иного мира, — удивительный, волшебный аромат, который был неподвластен злу.
Зута перестала стонать. Внезапно ее скрюченное тело распрямилось, вытянулось, словно она лежала на ложе сна. Ее окутала какая-то дымка, сквозь которую ничего нельзя было разглядеть, — но под ней словно бы переливалось, перетекало что-то, — и, отразив это нечто, зеркало вдруг ярко вспыхнуло в руке Уилладен.
Порыв ветра согнул папоротники; потом на несколько мгновений обе девушки увидели Зуту во всей ее сияющей красоте: на лице ее отражались только покой и умиротворенность. Потом смутная дымка сгустилась, а когда она рассеялась вновь, с нею исчезла и Зута.
— Что… что это было? — Махарт было трудно говорить.
— Каким-то образом, — Уилладен с трудом подбирала слова, чтобы найти объяснение тому, что они видели, — ваша фрейлина утратила юность, саму силу жизни; все это пожрало нечто, по-прежнему ожидающее — там, — она кивнула на папоротниковый лес. — Ваша милость, кажется, мы попали в мир легенд и чародейства, который, как полагали люди в течение многих поколений, уже не существует.
Махарт опустилась на землю рядом с Уилладен.
— Я — Махарт, а ты — Уилладен. В этом странном мире нет места титулам; может быть, благодаря своим знаниям из нас двоих ты — сильнейшая. Зута… — Ей было явно тяжело говорить. — Она долгие годы была моей подругой. Однако в ней было что-то, чего я никогда не знала и не понимала; может быть, она могла бы сказать то же самое обо мне. Я благодарю тебя, Уилладен, за то, что она упокоилась с миром. Звезда одаривает нас многим, но мы не можем просить большего, чем мир и покой в конце пути.
— Но вы… ты не стала добычей зла…
Руки Уилладен дрожали. Ткань, которой она обмотала ветку и которую так тщательно пропитала составом, оказавшим поистине волшебное действие, рассыпалась хлопьями пепла, сгорев без остатка; кристалл зеркала помутнел и потрескался.
— Оно… пыталось. Но… идем, пожалуйста, идем! Даже здесь есть безопасное место!
И Махарт увлекла Уилладен в сад. Дочь герцога была права: здесь царило ощущение покоя и безопасности, словно девушки оказались в любящих объятиях матери. Но Уилладен была уверена: это не означает, что война выиграна. Пока что они победили только в одном сражении…
Принц Лориэн пристально разглядывал открывшийся перед ними пейзаж. В отличие от странных скал с темно-зелеными жилами, здесь камни имели нормальный сероватый цвет. Однако с тех самых пор, как они миновали проклятые ворота, им все время приходилось ехать вдоль поднимающейся вверх стены.
Их отряд вырос: к ним присоединились люди принца, которым кратко объясняли суть происходящего, а с ними несколько пограничных разведчиков, которые шли за разъяснениями к Николасу. Сейчас необходимо было узнать подлинную природу врага, который им противостоял. Дважды за этот день они вступали в стычки с малочисленными отрядами — плохо вооруженными, но тем не менее готовыми умереть, чтобы убить хотя бы одного врага. Некоторые из них пользовались оружием так неловко, словно им было более привычно охотиться на ночных улицах с ножом в руках, а не биться в честном бою. Эти люди — Николас был уверен в этом — пришли сюда из города, почему-то решив примкнуть к лесным разбойниками. Отряд принца, в котором состоял сейчас и молодой человек, пленных не брал: впрочем, и сами нападавшие отказывались сдаваться в плен, даже будучи тяжелоранеными. Николас, привыкший к боевым крикам разбойников, напоминавшим волчий вой, был неприятно удивлен: эти люди дрались в полной тишине и молчании.
Стена, вдоль которой отряд двигался весь день, резко повернула на север; здесь ее поверхность была бугристой и неровной, так что людям принца впервые предоставился шанс взобраться наверх. Они снова сверились с картой на древних листках; в конце концов Николас и принц согласились на том, что они достигли точки, отмеченной на карте.
Однако штурмовать стену в темноте было не слишком разумно — по крайней мере, для отряда. Николас же, решив, что он не обязан подчиняться приказам принца, пошел вдоль стены, изучая все ее неровности и трещины, прикидывая, как и где будет проще всего вскарабкаться наверх. Он чувствовал, что Уилладен не удалось добраться до безопасного места. Пошел уже второй день с того момента, когда она, очертя голову, бросилась в таинственный пролом. Девушка сделала опасный выбор — и он все еще ничем не мог помочь ей.
Из темноты ему навстречу выступил принц.
— Действовать в одиночку…
— Действовать в одиночку, — ответил Николас, — это именно то, чему меня учили, ваше высочество. Поскольку я кое-что знаю о тех силах, которые Халвайс и Уилладен, как кажется, способны извлекать из семян, корней и стеблей, я полагаю, что высокородная госпожа здесь. И ее завлекли сюда с недоброй целью. Есть силы, с которыми мы не сталкивались прежде…
— И против которых бессильна сталь. Но, значит, друг мой, нас учили разным вещам. Вы также не мой вассал и не давали мне клятвы. Если таков ваш выбор… — Принц заколебался, но продолжил: — Оставьте след: когда рассветет, мы пойдем за вами.
Оружие, которому отдал предпочтение Николас, — любимый поясной кинжал в двойных ножнах, к нему прилагался еще один, поменьше. Рана еще чувствовалась, но лечение Халвайс прошло так удачно, что юноша начал подозревать: госпожа Травница использовала не только травы. Правда, бок немного побаливал, но прежняя гибкость и ловкость полностью вернулись к нему.
Юноша нетерпеливо дождался, пока ему выделят часть провианта отряда, и, когда сумерки сгустились, обвязав вокруг талии прочную веревку с несколькими узлами по длине, начал карабкаться наверх. Как он и надеялся, поверхность скалы была достаточно неровной, чтобы по ней можно было взобраться: Николас нашел место между двумя выступами скалы, где можно было устроиться с относительным удобством, и попытался разглядеть то, что лежало перед ним. Ночь была звездной, восходила луна — а молодой человек хорошо умел видеть в темноте, на что и указывала его кличка — Нетопырь, так что большей частью свои загадочные здания он выполнял именно по ночам.
Присмотревшись, юноша понял, что скала, по которой он взобрался, не была естественным образованием: это была самая настоящая стена, построенная для защиты здешних земель. Выступы, между которыми он находился сейчас, походили на руины сторожевой башни. Но если здесь некогда были стражи, они должны были как-то подниматься и спускаться. Только… что это были за стражи? Такие, как закованный в железо человек, которого повстречал принц? Николас взвесил в руке тяжелый камень, подумав о том, что навряд ли затянувшаяся рана помешает ему бросить этот снаряд с привычной меткостью. Затем он выбрался на стену из развалин башни.
Первое, что поразило его, — мертвая тишина, царившая внизу. Ни стрекота насекомых, ни криков ночных птиц, ни даже шороха ветра… Казалось, перед ним — древнее кладбище, мертвая земля. Значит, нужно будет двигаться с величайшей осторожностью — и по возможности бесшумно.
Со второй из обнаруженных им сторожевых площадок вниз вела внутренняя лестница, и Николас воспользовался ею — с величайшей осторожностью, хотя она и казалась довольно прочной, после чего выбрался на открытое пространство и огляделся по сторонам.
Вокруг было множество развалин: словно бы он попал в крупный город наподобие Кроненгреда после того, как на него обрушилось какое-то бедствие. Молодой человек надеялся услышать крики ночных птиц, охотящихся за добычей, — но здесь тоже царила тишина. Внезапно где-то вдалеке раздался высокий тонкий крик — и рука метнулась к рукояти кинжала, такое отчаянье звучало в этом голосе. Затем раздался шорох, заглушивший крик; он становился все громче, словно землю впереди выметали гигантской метлой.
Николас ощутил запах папоротника — тяжелый, почти физически ощутимый — и при свете звезд разглядел перед собой заросли папоротника, росшие позади руин. Однако таких папоротников ему не