Книга открылась словно бы сама по себе на странице, над которой так часто задумывалась Уилладен, пытаясь постичь смысл написанного. Она провела пальцем по ее краю и внезапно сделала новое открытие: этот лист книги был толще остальных. Девушка пододвинула лампу поближе, когда дверь лавки снова распахнулась.

Этот запах она не смогла бы забыть никогда. Уилладен, спрятав книгу под прилавок, повернулась лицом к Фигису. Как и раньше, на нем была вполне приличная, хотя и залитая пивом на груди, одежда, а не старые обноски, какие он носил, будучи в услужении у Джакобы. Грива спутанных волос Фигиса была подстрижена, хотя и не слишком ровно, а над верхней губой пробивались редкие усики, за которыми он явно ухаживал тщательнее, чем за всем остальным.

Он стоял на пороге, положив руку на красовавшийся на его бедре нож, больше напоминавший короткий меч. Итак, Фигис окончил свое ученичество. Если бы он попытался прицепить к поясу оружие, будучи в услужении у Джакобы, то немедленно получил бы хорошую взбучку.

— У мастера Уайча разболелся живот, — объявил Фигис с каким-то вызовом. — Он хочет что-нибудь, что утихомирит боль. Где твоя госпожа, девочка?

— Она ухаживает за тяжелым больным, — ответила Уилладен то же, что говорила покупателям на протяжении всего дня. — Что же до болезни мастера Уайча…

Она не повернулась к Фигису спиной, как, возможно, ему хотелось, а быстро выдвинула ящичек, в котором они держали наготове средства как раз для таких случаев.

— Это будет стоить два медяка, — Уилладен положила пакетик на прилавок.

Больше всего ей хотелось, чтобы Фигис как можно скорее убрался из лавки. Теперь девушка ощущала слабый запах, всегда окружавший жирное тело Уайча: запах зла. Бывший слуга Джакобы всегда отличался изворотливостью и жестокостью, но теперь в нем появилось что-то иное.

Он шагнул к ней; глаза его бегали по сторонам, как будто искали что-то. Бросив монеты на прилавок, Фигис пододвинул к себе пакетик.

— Твоя хозяйка — она знает много… — он ухмыльнулся, продемонстрировав сломанный зуб. — Тебе, девочка, осталось только надеяться, что это не доведет ее до чего-нибудь скверного.

Что скрывалось за этой туманной угрозой, Уилладен так и не узнала: прозвонил Вечерний Колокол. Фигис, испуганно вздрогнув, словно удар колокола стал для него неприятной неожиданностью, поспешил покинуть лавку и быстро растворился в сумерках. Уилладен закрыла ставни, заперла дверь на засов, и только потом вытащила из-под прилавка книгу. Сунув ее под мышку, девушка удалилась в жилую комнату.

В ЭТУ НОЧЬ не только дочери герцога довелось спать глубоким сном — и надолго запомнить увиденное во сне. Возможно, свою роль в этом сыграли множество запахов и ароматов, окружавших ее весь день; но, как бы то ни было, сон увел Уилладен в таинственное и незнакомое место. Все казалось настолько реальным, что девушка чувствовала влажную упругость мха под ладонями и слабое дуновение ветерка. Она лежала, вытянувшись, лицом вниз перед расселиной в камне. Хотя ее окружала ночь, девушка видела все так ясно, словно у нее были глаза кошки.

Расселина, находившаяся прямо перед ее лицом, была слишком узкой; Уилладен вряд ли сумела бы протиснуться в нее. Но там, внизу, мерцало бледное сияние; чем пристальнее вглядывалась девушка, тем острее становилось ее зрение, и вот он — прямой стебель и венчик, бледный, как лунный свет, но все же таивший в себе множество оттенков. По форме цветок не слишком отличался от лилий, изображенных в книгах Халвайс, а его сердцевина была скрыта нераскрывшимися лепестками.

Даже с этого расстояния Уилладен ощущала такой чистый, пьянящий, волшебный запах, что ей невольно подумалось: Звезда благословила ее, одарив цветком из иного, лучшего мира, который ожидает добрых и праведных людей.

С неохотой (дай ей волю — и она навсегда осталась бы у этой расселины) девушка приподнялась и села на землю. Теперь расселина казалась просто темной линией на земле, а нежный мерцающий свет цветка скрылся из глаз. Однако острота зрения Уилладен нисколько не притупилась. Какая-то неведомая сила осторожно развернула ее, и девушка увидела развалины древних зданий, заросших ползучими растениями, а меж них поднимались деревья… нет, это же папоротники, гигантские папоротники!

Пробудившись, Уилладен села на постели. Нет, это был не просто сон, но послание из ее недалекого будущего.

В своих покоях Махарт также мечтала о другом мире. Получив корзиночку от госпожи Травницы, она чуть ли не захлопала в ладоши от радости: ей так хотелось скорее вдохнуть аромат, приносивший видения! Махарт сделала вид, что очень устала и хочет спать. Однако, едва только дверь за служанкой и фрейлинами закрылась и девушка осталась одна в спальне, едва освещенной мерцанием ночника, она выскользнула из своей огромной кровати.

На мгновение Махарт задержалась перед загадочной стеной. У нее было странное чувство, что ей не стоит рассказывать ни о тех звуках, которые раздавались здесь прошлой ночью, ни о том, что она думала по этому поводу. Однако сейчас ее занимали другие мысли, не касавшиеся ни таинственных звуков, ни потайных ходов. Поставив рядом с кроватью маленькую жаровню, она насыпала на нее немного ароматического порошка. Некоторое время Махарт сидела на краю постели, следя за поднимавшимся над жаровней легким дымком, потом, скользнув под одеяло, свернулась в клубочек и крепко закрыла глаза.

Махарт никогда не могла сказать, сколько времени проходило, прежде чем она оказывалась в поле среди цветов. В этот раз краски сна казались ей более яркими, девушка слышала пение птиц, а вокруг порхали бабочки таких великолепных изысканных цветов, каких она никогда в жизни не видела, — совершенно не похожие на те бледные существа, которые иногда залетали в ее унылый розовый сад.

Однако девушка думала сейчас не о цветах, птицах или бабочках, которые делали этот сон более живым и реальным, чем любой из тех, что она видела раньше. Почему-то ее не покидала уверенность, что рядом кто-то присутствует. Махарт быстро обернулась, позади нее не было никого — только небольшая группа деревьев, отбрасывавших тень на зеленый ковер из травы.

Девушка протянула руки, надеясь коснуться того, кого не могла увидеть, вслепую ища пришедшего на ее луг. Она жаждала чего-то, чему не знала названия: быть может, чувства теплоты, которого никто никогда не дарил ей? Махарт не знала, что лежит в основе этого странного тревожного ощущения, но поклялась себе, что обязательно отыщет то, чего так желает сейчас ее душа, и ничто не остановит ее. Но в тот миг, когда она подумала об этом, зеленая долина исчезла.

Сначала девушка не могла понять, где находится, как это бывает с человеком, которого внезапно разбудили, и только недоуменно оглядывалась по сторонам, пытаясь различить хоть что-нибудь в ночном сумраке. Она была в своей комнате, в башне. Махарт ударила стиснутыми кулачками по одеялу. Нет! Ну почему все оборвалось вот так!.. Уже много лет она не плакала, поняв, что это не выход из ситуации, но сейчас ее глаза наполнились слезами, и соленые капли прочертили по щекам влажные дорожки.

И вдруг снова раздался тот звук, который, должно быть, и вырвал ее из царства ночных грез. Девушка резко обернулась к стене. Шорох, потом — словно металл ударил о камень… Но она не видела ничего, кроме трех узких гобеленов, затканных выцветшими цветами, висевших здесь всегда, сколько девушка помнила себя.

Гобелены закрывали стену не полностью, между ними виднелось резное темное дерево панелей. Закутавшись в отороченный мехом халат, Махарт сунула ноги в ночные туфли и подошла к стене, задержавшись лишь для того, чтобы зажечь самую яркую лампу.

Сдвинув в сторону средний гобелен и едва не чихнув от поднявшейся в воздух пыли, девушка плотно прижалась ухом к панели. Нет, она не ошиблась. За стеной снова раздался звук металла, скребущего по камню, только на этот раз более слабый.

Странно, но в это мгновение Махарт ощутила не страх, а гнев. Если за этими стенами кто-то ходит по тайным коридорам, возможно, все эти годы за ней наблюдали? Неужели ее жизнь протекала под внимательным взглядом чужих глаз?