наклонностями, с большими или меньшими способностями. Злая воля всегда будет жить, но только, вероятно, проявляться и наказываться она будет иначе, чем теперь. Прежде всего, некоторые преступления и проступки совсем исчезнут, потому что для них не будет почвы. Например, нищенство. Среди описанных выше условий нельзя себе представить человека, бродящего от дома к дому и выпрашивающего себе пропитание. Если человек стар или болен — о нем заботятся здоровые. Если же человек не хочет работать, то его заставят силой. В случае упорства его изгонят из общества. Вообще изгнание будет единственным наказанием утопического царства. Ты не хочешь подчиняться нашим законам — ступай и живи отдельно как знаешь.

Таково будет несложное правосудие. На каких-нибудь островах, среди океана, будут основаны колонии для изгнанников. Над ними не будет никакого контроля, никакой власти. Только сторожевые суда будут следить за тем, чтобы изгнанники не вернулись на материки. Но зато общество не будет и нести тяготы содержания изгнанников. Каждый изгоняемый получит инструменты и материалы, достаточные для постройки дома и земледелия. И этим кончатся его отношения к другим людям. И едва ли ошибаются утописты, предсказывая, что такое изгнание хотя бы на острова, покрытые пышной животной и растительной жизнью, удержит людей от нарушения порядка лучше, чем тюрьмы, смертные казни и т. д.

Надо принять еще во внимание, что вся жизненная обстановка сложится к тому времени благоприятнее, чем теперь. Преступления ради корысти утратят всякий смысл. Отнять у другого можно будет только то, что есть у всякого, что можно без особого труда получить по праву. Останутся преступления, рожденные злобой или временным помрачением рассудка. Таких преступлений даже теперь не особенно много. Преступники ради злобы будут наказываться, другие будут лечиться.

Вообще очень трудно, почти невозможно предугадать, как сложится утопическое правосудие, но одно можно сказать наверное: не будет судей по профессии. Профессиональный суд заменит то, что мы теперь называем судом товарищеским, но в несравненно более широких размерах. Очень возможно, что этот суд вернется к древней форме греческого народного суда, который на площади выносил приговоры и подвергал граждан остракизму, т. е. изгнанию.

И здесь, как во всех областях жизни, произойдет чрезвычайно характерное возвращение к прошлому. В области социальной жизни, как во всех областях жизни вообще, ничто не пропадает, совершается лишь непрерывный круговорот…

Вполне естественно, что в утопическом государстве, как и во всяком сообществе людей, будут люди, призванные исполнять роль если не начальников, то наблюдателей. Эти наблюдатели, конечно, ни образом жизни, ни правами не будут отличаться от других людей: они просто будут выполнять свои особые обязанности, как рабочий, артист, ученый и т. д. будут выполнять свои.

Некоторые крайние учения, мечтая о равенстве, настолько сгущают краски этого равенства, что получается впечатление казарменности, под гнетом которой должно исчезнуть личное «я» человека. Общая одинаковая работа, общие спальни, общее воспитание детей и т. д. — все это способно скорее отпугнуть людей от учения, чем привлечь их к нему. Утопия значительно смягчает эти крайности. В будущем, как и теперь, и даже еще в большей степени, люди будут трудиться на самых разнообразных поприщах. Ни на чем не основаны утверждения, будто при свободе выбора профессий все бросятся на интеллигентный труд. Это неосновательно уже потому, что неинтеллигентного труда нет. Есть неинтеллигентные люди, выполняющие труд, и обыкновенно выполняющие его очень плохо. Работа в газете, например, считается трудом интеллигентным, а между тем среди английских или американских фермеров, возделывающих свои поля и сады, найдутся люди значительно более интеллигентные, чем большинство мелких газетных работников. Деятельность артиста считается высоко интеллигентной, а между тем о некоторых артистах сохранились воспоминания, говорящие о их крайней некультурности.

Раз трудящиеся во всех областях получат возможность жить по-человечески, найдутся охотники и на мускульный труд.

В будущей общине, как мы уже видели раньше, главным законом будет свобода. Нет никакого сомнения в том, что женщина тогда будет так же свободна, как мужчина, но это далеко не значит, что женщина утратит те качества, которые делают ее привлекательной. В некоторых странах уже давно чувствуется стремление женщины сделаться возможно менее женственной, возможно более похожей на мужчину.

Что бы ни говорили социологи о том, что женщина должна стоять наравне с мужчиной, сама природа опровергает это. У всех представителей животного царства самка отличается от самца сравнительной слабостью, но зато она всегда изящнее в своих движениях, мягче в своих наклонностях. Словом, она — женственна.

Надо оговориться, что современное стремление женщины стать во всех отношениях рядом с мужчиной вполне естественно. Женщину в этом направлении толкает бытовое неустройство, борьба за существование. У нас за женщиной не признают многих прав, которые неотъемлемо принадлежат мужчине. Правда, за последнее время женщина добилась того, что она на многих поприщах работает наравне с мужчиной, и для настоящего, когда женщине приходится вести суровую борьбу за право жить, это, пожалуй, отрадно. В будущем положение должно измениться коренным образом. Женщина будет пользоваться безусловно всеми правами, принадлежащими мужчине, но она не будет чувствовать гнета жизненной борьбы, ей не нужно будет добиваться возможности выполнять работы, которыми заняты мужчины. Есть тьма областей, в которых одинокая женщина найдет применение своему труду и окажется несравненно полезнее мужчины. Сфера искусства, ухаживание за больными, птицеводство, некоторые отрасли изящной промышленности и т.д. Здесь всюду женщина, несмотря на производительный труд, может сохранить свою женственность. Женщина семейная, понятно, найдет полное применение своим способностям и силам в кругу семьи.

Напрасно некоторые социологи создают утопии, в которых женщины, наравне с мужчинами, превращены в какие-то безличные машины, что будто бы необходимо для «равенства и братства». Если мы пристальнее вглядимся в прошлое или обратимся к современным дикарям, то мы должны будем сознаться, что чем культурнее народ в высоком значении этого слова, тем сильнее в нем развито стремление устроить себе семейную жизнь отдельно. Ярким примером этого может служить Англия, где люди отличаются большой общительностью, охотно встречаются друг с другом в ресторанах и т. п., но где в семью, в святая святых личной жизни, допускают лишь немногих избранных. Далее, как в прошлом культурных народов, так и в настоящем дикарей мы видим, что женщина стоит почти наравне с рабочим скотом. На женщине лежат все тяжелые работы, причем она даже не пользуется правами, принадлежащими мужчине. По мере того, как народ поднимается по ступеням культуры, положение женщины улучшается, и в то же время женщина из грубого животного состояния самки переходит к состоянию женственности. Самка делается женщиной.

Вполне естественно предположить, что и дальше женщина будет развиваться именно в этом направлении, а не в каком-либо ином.

Кроме того, самые условия жизни будущего сложатся так, что присутствие женщины в доме станет необходимым. Женщина семейная не будет иметь возможности уходить на заработки.

Прежде всего, утопия не признает того класса порабощенных людей, которых мы теперь называем «домашней прислугой». Весьма вероятно, что сохранится лишь тип «помощниц», помогающих в уходе за детьми и в некоторых работах, в которых хозяйка случайно неопытна.

Вероятно, многие современные хозяйки придут в ужас от этой части утопии: пред ними встанет картина жизни без прислуги! Они ярко представят себе положение, при котором им придется самим мыть посуду, ходить на рынок, топить печи и т. д.

Действительно, если бы весь уклад домашней жизни в будущем остался таким, каков он есть сейчас, жизнь без прислуги для многих оказалась бы тягостной. А между тем в утопическом будущем прислуга будет совершенно лишней. Благодаря успехам техники, все то, что мы теперь называем «черной работой», будет выполняться механически, вероятнее всего — при помощи электричества. Уже теперь в Северной Америке можно наблюдать образцы такой жизни без прислуги. В Нью-Йорке и некоторых других городах имеются отели, предназначенные исключительно для миллиардеров. В этих отелях прислуги нет почти совсем, или, по крайней мере, ее не видно. В отделениях, обставленных, конечно, с царской роскошью, в каждой