глядя ей прямо в лицо своими круглыми карими глазами, добавил:

— Я не говорю, какую именно.

Выражение ее лица вдруг открыло ему, какую он затевает опасную игру. В глазах у нее загорелся алчный огонек. К счастью, в этот момент послышался голосок Минни, и обстановка разрядилась.

— Привет, Альфред! — воскликнула Минни, появляясь на пороге.

Она была весьма аккуратно причесана; красная блузка, правда, была ей несколько не к лицу, но в том, что появление мистера Полли ее искренне обрадовало, сомневаться не приходилось.

Мистер Полли должен был остаться на чашку чая. Выплывшая наконец из комнат миссис Ларкинс, облаченная в цветастый, но довольно засаленный фланелевый халат, очень радушно повторила приглашение. Мистер Полли ввел свой велосипед в прихожую, поставил его в узенький, закопченный чуланчик, и вся компания вошла в крохотную, давно не убиравшуюся кухню, где стоял обеденный стол, с которого, видимо, только что убрали остатки предыдущей трапезы.

— Придется принимать вас на кухне, — сказала миссис Ларкинс, — потому что в гостиной Мириэм затеяла уборку. Такая чистюля, не приведи бог! Воскресений и праздников для нее не существует. Застали нас врасплох, как говорится, но все равно мы очень рады вас видеть. Жаль только, что Энни нет дома, она сегодня работает до семи.

Мириэм расставила стулья, разожгла огонь в плите. Минни подсела к мистеру Полли.

— Я так рада снова вас видеть, — сказала она с таким чувством и так приблизив к нему свое лицо, что он заметил у нее сломанный зуб.

Миссис Ларкинс доставала чайную посуду и без умолку тараторила, расхваливая благородную простоту их жизни, и просила его «не судить строго их простые обычаи». У мистера Полли голова шла кругом от такого радушия, и его отзывчивая натура тут же среагировала: он взялся помогать накрывать на стол и заставил всех хохотать до упаду, делая вид, что никак не может сообразить, как расставить чашки, тарелки и куда положить ножи.

— С кем я буду сегодня сидеть? — спросил он и стал расставлять чашки так, чтобы все три женщины оказались его соседками.

Он так искусно разыграл озадаченность, что миссис Ларкинс не выдержала и упала от смеха в кресло, стоявшее возле больших часов, черных от многолетней пыли и давно отслуживших свой век.

Наконец уселись пить чай, и мистер Полли принялся веселить компанию рассказами о том, как он учился ездить на велосипеде. Оказалось, что слово «вильнуть» способно вызвать гомерический хохот.

— Невозможно предусмотреть все эти инциденты, — объяснил он. — Никак невозможно!

(Минни прыснула.)

— Толстенький пожилой господин в белых манжетах и в мусорной корзине, то бишь соломенной шляпе, на голове, стал переходить дорогу. Судя по тому, что в руке он нес банку для керосина, он шел в керосиновую лавку…

— И вы наехали на него? — воскликнула миссис Ларкинс, задыхаясь от смеха. — Неужели вы на него наехали?

— Наехал! Только не я, мадам. Никогда ни на кого не наезжал. Я вильнул в сторону, звякнул колокольчиком. Еще раз вильнул…

(Смех до слез.)

— Я и не думал на него наезжать! Господин услышал колокольчик. И тоже вильнул в сторону. В этот миг подул ветер. Шляпа этого господина вспорхнула и ударилась о мое колесо. Велосипед вильнул. Что было дальше? Шляпа покатилась по дороге, пожилой господин помчался за ней, я звоню, раздается вопль. И господин налетает на меня. Он не подал мне сигнала об опасности: у него ведь не было звонка. Просто налетел на меня. Я лечу прямо ему на голову, он падает на землю, я на него. Банка с грохотом катится по мостовой.

(Минутная заминка: Минни подавилась крошкой хлеба.)

— Что же было дальше с этим пожилым господином? — спросила миссис Ларкинс.

— И вот мы сидим посередине дороги, рядом валяются велосипед, корзина для мусора, керосиновая банка, и оживленно беседуем. Я говорю ему, что нельзя носить такие опасные шляпы, которые сбивают встречных с ног. Если он не умеет управлять своей шляпой, пусть оставляет ее дома. Это был долгий и скучный разговор. Он все перебивал меня: «Позвольте сказать вам, сэр… Позвольте сказать вам, сэр…» И ужасно кипятился. Должен заметить, подобные вещи то и дело случаются, когда ездишь на велосипеде. То на тебя налетит человек, то курица, то кошка, то собака. Каждая тварь норовит оставить свой след на твоем велосипеде.

— Но вы сами, Альфред, ни на кого не наезжали?

— Ни на кого, провались я на этом месте! — торжественно заявил мистер Полли.

— Он же говорит тебе, что не наезжал, — пропищала Минни. — Надо слушать, что он говорит!

И она снова впала в состояние, потребовавшее решительного удара по спине.

— Веди себя прилично, Минни, — сказала Мириэм, стукнув сестру как следует.

Никогда прежде не случалось мистеру Полли иметь такой успех в обществе. Девицы Ларкинс с восторгом внимали каждому его слову, то и дело заливаясь смехом. Веселая это была семья! А он так любил веселье! Обстановку, в которой текла их жизнь, он почти не разглядел, да она почти ничем не отличалась от того, к чему он привык. Стол был покрыт ветхой скатертью, чашки, блюдца, чайник, полоскательница — все было разномастное, ножи служили, вероятно, еще бабушке миссис Ларкинс; зеленая стеклянная масленка была тоже вполне самостоятельным предметом. На стене висела посудная полка с кухонной утварью, не очень многочисленной, на ней стояли коробка для рукоделия и неопрятная рабочая корзинка, на окне рос кустик чахлой герани, обои были в пятнах и кое-где свисали клочьями, стены украшали цветные хозяйственные календари, пол был устлан пестрыми кусками линолеума. В двери торчало несколько гвоздей, на которых висели кофты, шали, халаты. Деревянное кресло, на котором сидел мистер Полли, то и дело поскрипывало, что тоже служило поводом для веселья.

— Спокойно, спокойно, лошадка! — выговаривал креслу мистер Полли. — Тпру, мой резвый конь!

— Чего только он не придумает! — восхищенно ахали девицы Ларкинс. — Чего только не придумает!