городах. Развитие торговли было вызвано производством на рынок, то есть производством товаров в большем количестве, чем необходимо для потребления самого производителя. Производство для продажи, естественно, увеличивалось вместе с неуклонным ростом производительности сельского хозяйства и развитием разделения труда. Спрос на товары вызывался в свою очередь быстрым ростом крупных городов в связи с сосредоточением самураев в городах-замках, а также развитием транспорта и торговли, вызванным системой санкин-котай. О том, как велик был спрос на товары, можно судить по численности населения города Эдо, который на рубеже XVIII в, был, пожалуй, самым крупным городом в мире. В этом городе насчитывалось от 1 300 тыс. до 1 400 тыс. жителей[1]. Население города Осака уже в 1665 г. составляло 268 760 человек. Город Кёто — этот людской муравейник с высокоразвитым ремесленным производством, — по словам наблюдательного путешественника, доктора Энгельберта Кемпфера, в 1691 г. являлся крупнейшим производящим центром Японии с разнообразными видами промышленности и торговли.

Разделение труда достигло в этот период довольно высокого уровня развития, в связи с чем произошло четкое размежевание между добычей сырья и производством товаров. Специализация в области ремесел стала настолько существенной, что когда застройщику нужно было построить дом, он вынужден был обращаться к услугам ремесленных гильдий плотников, пильщиков, маляров, водопроводчиков, кровельщиков, укладчиков кирпича, штукатуров, каменщиков и настильщиков циновок. Со временем эта замкнутость гильдий стала мешать росту производительности труда, ввиду чего их пришлось упразднить (что было раз и навсегда осуществлено после реставрации). Но наиболее важным в области разделения труда в этот период было образование четкой грани между производителями и продавцами товаров, причем первые были организованы в цехи, а вторые — в монопольную организацию оптовиков — Такуми донъя, или в федерацию гильдий — Кабу накама.

Наряду с этим происходила специализация по районам, вытеснявшая прежнюю экономическую самостоятельность кланов, которая никогда не была абсолютной, даже в самые отдаленные времена. Так, Ямагата Хосю писал в 1820 г.: «Имеются провинции, которые изобилуют рисом, другие — хлебными злаками, третьи — тканями, четвертые — бумагой и лесом и т. д. Получилось так, что большинство провинций стало вырабатывать один или два вида товаров в большом количестве и совсем не производят других предметов».

Но процесс разделения труда задерживался ввиду наличия широко распространенной домашней промышленности, контролируемой торговым капиталом^{40}. Домашняя промышленность включала производство фарфоровых, лаковых и хлопчатобумажных изделий, шелка, изделий из латуни, дерева и бамбука, производство соломенных циновок сакэ и сои. Производство основных товаров, предназначенных для продажи, было сосредоточено главным образом в руках крестьянских и бедных самурайских семейств, которые занимались ремеслом для пополнения своего скудного дохода.

В следующей главе мы увидим, как наплыв дешевых иностранных товаров, в особенности хлопчатобумажной пряжи, наряду с продукцией машинного производства Японии, разрушил домашнюю промышленность и привел к разорению многих тысяч ремесленников, ускорив тем самым процесс разделения труда и образования внутреннего рынка.

Что касается второго условия — накопления капитала в руках предпринимателей, то все данные, которыми мы располагаем, подтверждают тот вывод, что в период позднего феодализма накопление капитала осуществлялось главным образом торговцами и ростовщиками, и в этом отношении осакские фудасаси (рисовые маклеры и агенты) играли особенно важную роль.

Торговый капитал, связанный по рукам и ногам токугавской политикой изоляции, вынужден был развиваться исключительно за счет внутренней торговли, которая достигла такой степени организации, какую только позволяли ограничения феодальной экономики. Главным из этих ограничений было существование домашней промышленности и связанная с этим ограниченность внутреннего рынка.

Капитал в том виде, в каком он существовал в токугавской Японии, сосредоточивался в руках небольшого числа крупных торговцев и привилегированных ростовщиков, в частности в руках торговых домов Мицуи, Оно, Коноикэ.

О размерах накопленного капитала можно судить по описи колоссального богатства, конфискованного бакуфу у Ёдоя Сабуроэмон, одного из богатейших торговцев рисом города Осака в период генроку 1688– 1702 гг.[2]. Мы знаем, что небольшое число торговых магнатов, пользуясь протекцией бакуфу и сильных феодальных князей, сумели нажить значительные состояния, если судить по размерам гоёкин (принудительных займов). Однако, лишенные возможности извлекать выгоды из внешних авантюр, а также наживаться за счет грабежа колоний и заморской торговли, что являлось источником обогащения крупных компаний и купцов Западной Европы при системе меркантилизма, японское купечество вынуждено было довольствоваться эксплуатацией крайне ограниченного рынка в сотрудничестве с бакуфу или клановыми властями, а также спекуляцией рисом; другими словами, оно вынуждено было вести довольно скромные по сравнению с торговцами крупных промышленных стран Европы операции, что снижало темп накопления капитала.

В дотокугавской Японии внешняя торговля, пиратство, даже зачатки колонизации (деятельность Ямада Нагамаса в 1578–1633 гг. в Сиаме), и прежде всего, корейская экспедиция Хидэёси являлись проявлением политики меркантилизма, которая вполне соответствовала торговой, пиратской и колонизаторской деятельности тогдашней Европы, в особенности Англии. Однако последовавшая многолетняя изоляция не только тормозила экономическое развитие Японии, но задерживала его как абсолютно, так и относительно, Вследствие этого, как правильно заметил Орчард, Японию XVIII в. нужно сравнивать не с Англией XVIII в., накануне промышленной революции, а с тюдоровской Англией XVI в., являвшейся по преимуществу сельскохозяйственной страной с широко распространенным домашним ремесленным производством.

Но даже это сравнение является слишком смелым по отношению к токугавской Японии, потому что в тюдоровской Англии уже были заложены основы для развития ее внешней торговли (в лице ее крупных торговых компаний XVI в.) и внешней экспансии (при короле Генрихе VII она даже начала приобретать колонии — остров Ньюфаундленд, открытый и объявленный английским в 1497 г.), а добившись успеха в борьбе против испанского господства на море, она сделала колоссальный прогресс на пути установления контроля над важнейшими торговыми путями в Индию и Америку. Короче говоря, реставрация Мэйдзи должна была начать с того, чем кончил Хидэёси. Но так как 250 лет изоляции наложили глубокий отпечаток на японскую экономику и общество, остановив их развитие, Япония периода Мэйдзи вынуждена была сначала преодолеть ту отсталость, которую она унаследовала от токугавского периода. Поэтому реставрация не была просто продолжением политики торговой экспансии Хидэёси по той простой причине, что в XIX в. Япония была поставлена перед необходимостью бороться за сохранение своей независимости перед лицом угрозы иностранного капитала. Это было состязание, в котором Япония должна была догнать передовые западные страны с их машинной техникой и вооружением; и в этом состязании на карту ставились экономика и даже политическая независимость страны. Япония была вынуждена вступить в это состязание в невыгодных для нее условиях — при наличии низких таможенных тарифов, установленных системой