ненадежным предприятием^{24}.

Свержение бакуфу было осуществлено союзом антиправительственных сил, во главе которых стояли самураи низших рангов и ронины, главным образом из больших западных кланов Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн, а также некоторые кугэ, опиравшиеся на финансовую поддержку крупнейших купцов Осака и Киото. Руководящая роль в этом перевороте, имеющем историческое значение, принадлежала самураям низших рангов, которые постепенно оттеснили от политического руководства самурайство высших рангов и феодальных князей. Поэтому, с политической точки зрения, реставрация представляет собой не только переход от режима бакуфу к централизованной императорской власти, но и переход власти от высших феодальных кругов к самураям низших рангов. Именно из их среды вышли наиболее выдающиеся деятели того времени — Кидо Такаёси, Окубо Тосимици, Сайго Такамори, Омура Масудзиро, Ито Хиробуми, Иноуэ Каору и ряд других, тогда как феодальные правители кланов, как, например, Симадзу Хисамицу из Сацума, Мори Мотонори из Тёсю, Яманоути Ёдо из Тоса, постепенно сошли со сцены. Однако эти самураи и ронины не могли бы свергнуть правительство бакуфу, если бы они надеялись только на остроту своих сабель или смелость своих решений. Менее заметной, чем политические и военные подвиги самураев, но более важной как для свержения бакуфу, так и для укрепления нового режима была финансовая поддержка крупных купцов (тёнин), главным образом из Осака, где, как утверждали, было сконцентрировано 70 % всего богатства Японии. По мнению проф. Хондзё, решающие сражения в войне за реставрацию при Тоба, Фусими, Эдо и Айдзу были выиграны благодаря финансовой поддержке, которую оказывали тёнин[1]. В официальной летописи дома Мицуи говорится: «Крупные займы, необходимые для осуществления военных операций императорских войск, щедро предоставлялись домом Мицуи»[2].

Необходимо отметить, что новый режим, унаследовавший развалившуюся экономику бакуфу, не мог бы выпутаться из своего тяжелого финансового положения и приступить к осуществлению гигантских задач по преобразованию страны, если бы не пожертвования и займы (гоёкин) таких крупных купцов, как Мицуи, Коноикэ; Ивасаки, Оно и Симада. Например, в первые же дни своего существования новое правительство через свое Управление доходами «Кинкоку суйтосё», обратилось 26 декабря 1867 г. к Мицуигуми (компания Мицуи) с настоятельной просьбой оказать ему финансовую помощь. Таким образом, Мицуи, один из крупнейших купцов феодального периода, финансировавший режим Токугава, а затем императорский дом, с самого начала стал одним из финансовых столпов нового правительства[3]. Реставрация Мэйдзи, следовательно, была осуществлена коалицией купечества и самураев низших рангов, которые в качестве ёнин, или управляющих хозяйством даймё, фактически вершили всеми делами кланов. Эта коалиция одной части правящего класса с купечеством отвечала интересам крупных купцов, которые еще издавна стремились добиться покровительства от феодальных властей в обмен на свою финансовую помощь. В силу этого политические преобразования Мэйдзи и в особенности «уничтожение феодализма» в 1871 г. — этот поворотный пункт в истории страны, оставивший неизгладимый след на всей структуре современной Японии, — могут быть поняты только при условии изучения этого феодально-купеческого союза, для чего мы должны снова вернуться к периоду Токугава.

В Японии, несмотря на ненависть к купцам, которая клокотала в груди обанкротившихся феодальных владык, превратившихся в должников осакских купцов, гордых своим богатством, интересы феодального правящего класса настолько тесно переплелись с интересами крупного купечества, что все, что причиняло ущерб одним, задевало и других. Надменный даймё вынужден был подавлять свою спесь, если он хотел избежать банкротства. В том случае, если даймё прибегал к крайним мерам — отказывался погашать в срок свои долги или же угрозами по адресу своих кредиторов пытался заставить последних аннулировать долги, — он сразу же сталкивался с тем, что другие купцы, к которым он обращался за кредитом, очень вежливо, но категорически отказывали ему. Эта солидарность являлась для купцов своеобразной формой защиты своих классовых интересов[4]. С другой стороны, поскольку проценты от займов, предоставляемых самураям и даймё, были главным источником доходов крупных купцов, то полное разорение первых неизбежно привело бы и к разорению купечества[5]. Следует отметить сравнительную слабость японского купечества, которое было лишено таких источников накопления капитала, как торговля и грабеж, широко использовавшихся их европейскими коллегами в XVI–XVII вв. Ограничительные меры токугавского правительства и нищета крестьян, продолжавших вести натуральное хозяйство (денежное обращение начинало, конечно, проникать в деревню, но крайне медленно), препятствовали расширению внутреннего рынка. Как уже было сказано выше, основными клиентами тёнин были самураи, проживавшие в городах-замках, а также даймё, которые вместе со своей свитой были обязаны, согласно системе санкин-котай, проводить половину своего времени в Эдо. Купечество, прекрасно понимая, что его собственное процветание тесно связано с благосостоянием воинов и знати, являвшихся его клиентами-должниками, никогда не мечтало о лобовой атаке против всей системы феодализма, хотя оно всегда было готово финансировать политическую борьбу против бакуфу, выступая таким образом на стороне оппозиционных элементов феодального класса[6].

Поскольку изоляционистская политика токугавского правительства исключала возможность вложения капиталов во внешнюю торговлю или в промышленность, то купцы, в особенности мелкие, часто употребляли свои деньги, полученные от торговли или ростовщичества, на приобретение земли. Освоение пустующих земель, как отмечалось в предыдущей главе, являлось одной из сфер приложения купеческого капитала. Приобретенную землю купцы обыкновенно сдарали крестьянам в аренду (эй-косаку) на срок свыше 20 лет. Другим видом аренды была ситидзи-косаку, то есть аренда заложенных земель, взятых ростовщиками у крестьян в качестве залога. Существовали и иные виды аренды, благодаря которым можно было обходить феодальные законы, запрещавшие отчуждение земельных наделов. Однако в данном случае нас интересует то, что в результате разложения феодализма в Японии появился новый класс землевладельцев, которому было выгодно сохранение феодальных отношений, хотя и в несколько видоизмененной форме, и который, следовательно, имел больше общего с классом даймё, чем с крестьянством[7]. Не трудно понять, что феодальные власти питали отвращение к этому быстро растущему классу новых помещиков. Это подтверждается следующей выдержкой из летописи того периода «Канно Бакумон», которая свидетельствует как о степени распространенности этого нового вида землевладения, так и о той тревоге, которую оно вызывало в официальных кругах. «Говоря о вреде концентрации [земли], мы должны отметить, что богачи, обладающие чрезмерными богатствами, поглощают наделы бедняков и становятся еще богаче, тогда как бедные становятся еще беднее. Плодородные земли полностью захвачены богатыми, и бесчисленные бедствия народа в конце концов приведут к бедствию всего государства… Кто не знает, что численность населения падает, а площадь пустующих земель увеличивается? Имеются люди, которые, очевидно, не в состоянии платить налоги, в результате чего количество налогоплательщиков уменьшается, и нам не остается ничего другого, как прибегать к гоёкин [принудительным займам]. Причиной всех этих затруднений является концентрация [земли]».

Нельзя, конечно, не принять во внимание ту зависть к новым землевладельцам, которую испытывала феодальная аристократия, вынужденная делиться с купцами и ростовщиками своим некогда безраздельным правом взимания дани с крестьян. Однако перед лицом недовольного крестьянства, стремившегося либо путем восстаний, либо при помощи бегства сбросить с себя непосильное бремя, эта же самая аристократия становилась плечом к плечу с презираемым, но экономически сильным классом купцов и ростовщиков. Что