представления о том, что здесь происходит, но чувствовал: реакция хозяина квартиры должна многое объяснить. Увидев траву, Иван чуть заметно вздрогнул. Роб больше не мог переносить затянувшегося молчания.
— Ребята! Прошу, скажите, что все это значит?
Кристина искоса взглянула на него, будто призывая к терпению. Однако Роб не ощущал в себе желания молча сидеть и ждать. Он хотел узнать все, и немедленно. Зачем они приехали сюда поздней ночью? Чтобы разглядывать несколько сухих травинок?
— Однозернянка, — коротко сказал Иван.
Кристина улыбнулась.
— Однозерная пшеница? Уверен?
— Да. — Иван насупился. — Кристина, неужели ты не могла определить сорт самостоятельно?
— Э-э… были сомнения. Ты ведь у нас эксперт.
— Но теперь-то уверена? Я очень устал.
Кристина взяла траву.
— Спасибо, Иван.
— Не за что. — Он уже поднялся. — До свидания.
Хозяин тотчас проводил гостей к двери. Там он высунулся и окинул площадку внимательным взглядом, как будто ожидал увидеть кого-то, кого видеть не хотел. А потом громко захлопнул дверь.
— Да, сразу видно — друг, — сказал Роб.
— Но мы получили то, ради чего приходили.
Они вызвали лифт и спустились. Бесконечные тайны все сильнее раздражали Роба.
— Ладно, — буркнул он, когда вышел на улицу и вдохнул теплый, насыщенный выхлопными газами воздух. — Давайте, Кристина, объясняйте. Однозерная пшеница… И что вся эта чертовщина значит?
— Старейший вид пшеницы из всех существующих в мире, — ответила она, не глядя на собеседника. — Если угодно, протопшеница, первый из хлебных злаков.
— И?
— Она растет только здесь. Именно с нее началось земледелие. И все сельское хозяйство.
— И?
Кристина обернулась. Ее карие глаза сверкали.
— Франц считал, что это ключ. Я уверена в этом.
— Ключ к чему?
— К пониманию того, почему засыпали храм.
— Но каким образом пучок травы может?..
— Потом. Не стоит здесь торчать. Вы же видели, как Иван выглядывал за дверь. Надо убираться. И поживее.
— Думаете, за нами… следят?
— Не то чтобы следят. Может, наблюдают. Не знаю. Может, у меня вообще паранойя.
Роб вспомнил Франца, насаженного на штырь, и поспешно сел в машину.
16
Форрестер проснулся весь в поту, словно от лихорадки. Поморгал, глядя на линялые шторы номера дугласской гостиницы. На мгновение показалось, что ночной кошмар не кончился; появилось совершенно абсурдное, но тем не менее явственное ощущение зла, скрытого в гостиничной обстановке: за приотворенной дверцей платяного шкафа виднелась тьма, в углу притаился уродливый телевизор.
Что же он видел во сне?
Форрестер потер лицо, чтобы окончательно проснуться, и вспомнил: то же самое, что и всегда, конечно. Маленькое тельце. Мост. И бесконечный поток машин, проезжающих по ребенку.
Бам-бам-бам.
Бам-бам-бам.
Детектив встал, подошел к окну и отдернул занавеску. К его изумлению, оказалось, что уже светло — совсем светло. Затянутое белыми облаками небо было пустым, на улицах кишел народ.
Этак можно опоздать на пресс-конференцию.
Он успел как раз вовремя. Просторный зал был уже полон. Местная полиция экспроприировала самое большое помещение форта Сент-Эннз. Горсточка местных журналистов затерялась среди толпы представителей общенациональных СМИ. За их спинами расположились две команды новостных агентств с цифровыми камерами, большими наушниками и длинными серыми микрофонами. Форрестер разглядел знакомую белокурую голову — лондонская корреспондентка Си-эн-эн. Детектив уже не раз встречал ее на брифингах для прессы.
Си-эн-эн? Очень похоже, кто-то успел проболтаться лондонским СМИ насчет чудовищных убийств. Оставаясь позади, Форрестер оглядел зал. У противоположной стены сидели трое полицейских: заместитель старшего констебля Хейден, по бокам двое коллег помоложе. Над ними висел большой синий плакат с надписью «Полиция острова Мэн».
Заместитель старшего констебля поднял руку.
— Думаю, можно начинать.
Он рассказал журналистам об обстоятельствах убийства, описал место, где был найден труп, и буквально в нескольких словах сообщил, каким образом голова убитого была засыпана землей.
Кто-то из журналистов громко охнул.
Хейден сделал паузу, чтобы слушатели смогли переварить ужасные подробности. Потом он предложил выйти вперед свидетелям, если таковые имеются, но безрезультатно. На этом его выступление закончилось, и заместитель старшего констебля обвел помещение взглядом.
— Прошу задавать вопросы.
Сразу поднялось несколько рук.
— Молодая леди в заднем ряду.
— Анжела Дарвилл, Си-эн-эн. Сэр, как вы считаете: нет ли общего между этим убийством и недавним случаем в Ковент-Гарден?
Вопрос оказался неожиданным. Хейден заметно вздрогнул и взглянул на Форрестера. Тот пожал плечами. Офицер Скотленд-Ярда не знал, что посоветовать. Если СМИ уже пронюхали о существовании связи между двумя преступлениями, с этим ничего не поделать. Можно было попросить их представителей не обнародовать сведения, дабы убийцам не стало известно о том, что полиция рассматривает оба злодеяния как взаимосвязанные, но вырвавшиеся слова забрать обратно нельзя.
Хейден понял жест Форрестера и вновь взглянул на американскую журналистку.
— Мисс Дарвилл, оба случая определенно имеют некоторое сходство. Но все остальное лишь предположения. Мне не хотелось бы их комментировать. Мы рассчитываем на ваше благоразумие.
С этими словами он вновь оглядел зал, ожидая следующих вопросов. Однако Анжела Дарвилл опять подняла руку.
— Вы не думаете, что у преступления имеется религиозный аспект?
— Простите?
— Звезда Давида. То, что вырезано на груди у обеих жертв.
Местные журналисты дружно обернулись к Анжеле Дарвилл. Вопрос удивил их и взбудоражил. Представитель полиции ни словом не обмолвился о том, какой именно «узор» был вырезан.
Хейден заговорил, и в зале вновь воцарилась тишина.
— Мисс Дарвилл, мы расследуем очень серьезное и жестокое преступление. Время не ждет. И потому, думаю, мне следует ответить еще на несколько вопросов… ваших коллег. Итак?
— Брайан Дили, «Дуглас стар».
Местный журналист принялся рассуждать о возможных мотивах, и Хейден сказал, что на данный
