ненавижу, но временами…

— По мне, так очень трогательно. Крик души, взывающей к богу. Просто вы слушали невнимательно. — Они снова повернули, возле последней на их пути курдской деревеньки. Еще несколько километров, и в лунном свете покажутся бугры Гёбекли. Кристина резко крутанула баранку, лендровер подпрыгнул. Роб представить себе не мог, что они увидят на раскопках. Полицейские машины? Ограждение? Или ничего не увидят?

Конечно же, ограждение было. Прямо поперек дороги. С надписями «Полиция» и «Проезда нет». По- турецки и по-английски. Роб вышел из машины и отодвинул голубую секцию в сторону. Кристина проехала немного дальше и заглушила двигатель.

Кругом не было ни души. Роб почувствовал немалое облегчение. О том, что участок археологических раскопок превратился в место преступления, свидетельствовали лишь новый брезент, натянутый над траншеей, куда столкнули Франца, да еще ощущение пустоты на площадке, где стояли палатки. Многое оттуда уже исчезло. Большой стол увезли или разобрали. Нынешний археологический сезон определенно завершился.

Роб посмотрел на мегалиты. Журналист не раз задумывался о том, каково это — оказаться среди них ночью, и вот совершенно неожиданно это случилось. Луна уже вышла из-за горизонта и залила окрестности белым светом. Камни стояли в своих котлованах, утопая в глубокой тени. Роб испытал странное желание спуститься в одну из ям. Потрогать мегалиты, прижаться щекой к их прохладной древности, пробежаться пальцами по резьбе. Вообще-то ему хотелось этого с самой первой минуты.

Кристина подошла сзади.

— Все в порядке?

— Да!

— Тогда пошли. Надо торопиться. Здесь по ночам так страшно…

Роб заметил, что женщина старается не смотреть в сторону траншеи, в которой убили Франца. Он догадывался, насколько тяжелым испытанием для археолога стал этот визит.

Они поспешно поднялись по склону. Слева стояла голубая сторожка, обшитая пластиковыми панелями, — личный офис Франца. На двери красовался новенький висячий замок.

— Вот черт! — вздохнула Кристина.

Роб ненадолго задумался. Потом рысцой сбежал по склону к лендроверу, открыл заднюю дверцу и некоторое время на ощупь рылся в багажнике. Вернулся с монтировкой.

Из пустыни дул теплый ветер; замок блестел в лунном свете. Роб вставил монтировку в дужку замка, нажал. Раздался щелчок.

Тесная сторожка оказалась почти пустой. Кристина осветила ее фонариком. На полке лежал запасной футляр от очков, несколько покрытых толстым слоем пыли книг валялось на столе. Полицейские забрали почти все.

Кристина опустилась на корточки и снова вздохнула.

— Ящик забрали, чтоб их…

— Неужели?

— Он его здесь прятал. Рядом с переносным холодильником. Теперь его нет.

Роб почувствовал острое разочарование.

— Значит, все?

Поездка оказалась пустой тратой времени. Кристина явно очень расстроилась.

— Поехали, — сказала она. — Надо убраться, пока нас никто не увидел. Мы же вломились на место преступления.

Латрелл поднял монтировку. Когда они спускались к машине мимо темных раскопов, журналист вновь ощутил необъяснимое желание подойти и потрогать камни. Прилечь рядом с ними.

Кристина открыла водительскую дверцу лендровера. Лунный свет упал в салон. Одновременно с Кристиной Роб открыл заднюю дверцу, чтобы положить инструмент. И сразу же увидел, как свет луны отразился от блестящей обложки. На заднем сиденье лежала записная книжка, черная, дорогая на вид. Роб поднял ее и увидел на внутренней стороне обложки имя «Франц Брайтнер», написанное мелким четким почерком.

Роб обошел вокруг машины и показал спутнице находку.

— Боже! — воскликнула Кристина. — Это она и есть! Записная книжка Франца! То самое, ради чего я сюда приехала.

Журналист вручил ей книжку. Кристина с сосредоточенным лицом быстро переворачивала страницы и бормотала:

— Он все записывал сюда. Я сама видела. Тайно. Это был большой секрет. Отлично!

Роб расположился на пассажирском сиденье.

— Но как она попала в вашу машину?

Не успев закончить вопрос, он почувствовал себя ужасно глупо. Ответ был очевиден. Записная книжка, скорее всего, выпала из кармана Франца, когда Кристина везла его в больницу. Или же Франц, понимая, что умирает, истекает кровью на заднем сиденье, вынул ее из кармана и оставил здесь. Намеренно. Зная, что Кристина ее найдет.

Латрелл помотал головой. Этак он, чего доброго, вольется в ряды помешавшихся на теории заговоров. Нужно взять себя в руки. Журналист с такой силой захлопнул дверцу, что машина сотряслась.

— Ого! — сказал Кристина.

— Простите.

— Что-то упало.

— Что?

— Когда вы хлопнули дверцей. Что-то выпало из блокнота.

Кристина наклонилась и принялась впотьмах шарить по полу машины возле сиденья и между педалями. Наконец выпрямилась, держа что-то в руках.

Это был пучок сухой травы. Роб удивленно уставился на него.

— Помилуйте, зачем было Францу ее хранить?

Археолог тоже рассматривала траву. Очень пристально.

Обратно в город Кристина ехала быстрее, чем обычно. На въезде в Шанлыурфу, там, где неопрятная пригородная полоса пустыни сменялась первыми кварталами серых бетонных домов, они увидели жалкое подобие придорожного кафе с белыми пластиковыми столиками, за которыми с пристыженным видом пили пиво водители грузовиков.

— Пива? — предложил Роб.

Кристина скосила глаза на столики.

— Хорошая мысль.

Она приняла вправо и остановила машину. Когда шла к столику, все водители пялились на нее.

Стоял теплый вечер; вокруг гирлянды голых лампочек, подвешенной перед кафе, роились насекомые. Роб заказал два пива «Эфес». Невольные конспирологи говорили о Гёбекли. То и дело на дороге вспыхивали фары, с грохотом проезжали тяжелые фуры, направляясь в Дамаск, или Эр-Рияд, или Бейрут. Шум заглушал негромкие голоса, а лампочки в гирлянде раскачивались и подпрыгивали от сотрясения почвы. Кристина сосредоточенно, но быстро, почти лихорадочно листала страницы записной книжки. Роб прихлебывал теплое пиво из грубого стакана, предоставив спутнице заниматься делом.

А она листала книжку то с начала, то с конца. И выглядела при этом расстроенной. В конце концов бросила записную книжку на столик и вздохнула.

— Не знаю… Неразбериха какая-то.

Роб поставил на стол стакан.