— К вечеру, к вечеру, Белый, сейчас не до разговоров, — ответил Майк.
Мысль о том, что коротышка Бронза, как младенца, обвел его вокруг пальца, взбесила Белого. Он стал ругаться. Ругался долго и умело. Майк слушал. Лицо его выражало полное удовлетворение. Когда ругают тебя потому, что ты оказался сильнее, потому, что больше с тобой ничего нельзя сделать, — это даже приятно.
Наконец Белый выдохся. Майк подождал еще немного. Убедившись, что ничего интересного больше не дождаться, он сказал:
— Ну, до свиданья, Белый, до вечера! — и пошел к выходу.
Фрэнк услышал его удаляющиеся шаги. — Постой, Бронза, вернись! — крикнул он. — Я не могу здесь оставаться до вечера! Мистер Фридгол велел пораньше прийти! Я еще ребятам насчет «Трибуны» ничего не передал!..
Бронза остановился:
— Ты не передал, я передам. Ребята куда нужно, туда придут. А ты отдыхай. Можешь даже выспаться на полке.
— «Выспаться, выспаться…» Подлец ты, Бронза, вот что я тебе скажу! Я еще не ел с утра…
— Не ел? — Бронза вернулся, просунул в отдушину над дверью два больших, сложенных вместе куска хлеба с маслом из земляного ореха. — На, черт с тобой, знай мою доброту!
Фрэнк поймал брошенный через отдушину хлеб.
— Я тебе это попомню, Бронза, я с тобой еще посчитаюсь! — крикнул он. — И сигареты отдай, черт!.. С сигаретами почему уходишь?
Но Майк не слышал ни угроз Белого, ни его напоминания о сигаретах. Он уже выходил из подвала во двор. Он спешил: надо повидать ребят, надо узнать, все ли придут сегодня, как уговорились; надо проверить, не дошел ли до них слух об экстренном выпуске «Трибуны».
Майк очень опасался этого. Если бы его опасения оправдались, он просто не знал бы, что делать: не сажать же опять кого-то под замок? Но, к счастью, обошлось. Все ребята, какие были на пустыре, занимались своими делами, о «Трибуне» никто не вспоминал.
Глава двадцатая
«Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!»
Святой голос выражается по-матросски
Подходил вечер пятницы — тот вечер, который решал судьбу Дика. Но Дик об этом ничего не знал. После неудачи с миллионером он совсем приуныл: похоже, что надеяться больше не на что. Завтра ему сделают операцию.
Закрыв глаза, Дик лежал на своей кровати в четырнадцатой комнате лечебницы «Сильвия», которая по-честному — тринадцатая, и думал. Вернее, убивал время впустую. Думать ни о чем не хотелось. Мысли приходили в голову пустые, нескладные.
Вдруг послышались женские шаги. Над ним кто-то остановился, тронул за плечо:
— Вставай, Дик! Что это ты разоспался?
— Ма!
— Какая ма? — рассмеялась миссис Джен и присела на край кровати.
Дик открыл глаз, окинул взглядом комнату. А ему-то на минуту показалось, что он дома!..
Вслед за сиделкой в комнату вошел Том. Вместо привычной больничной пижамы на нем был мешковатый, но крепкий костюм. Из-под широких брюк виднелись грубые ботинки с тупыми носками. Могучую шею обтягивал толстый воротник вязаного свитера.
— Куда это вы собрались, мистер Томас? — удивилась сиделка. — Кто вам выдал костюм?
— В церковь, Джен, в церковь! — весело ответил моряк. — На меня снизошла благодать, меня потянуло на вечернее молебствие.
— В церковь? — Миссис Джен с сомнением покачала головой. — Что-то не похоже, мистер Томас, чтобы вы ходили в церковь.
— Не верите? — Том улыбнулся. Блеснули два ряда новых зубов. — Ай-яй-яй, Джен! У человека молитвенное настроение, человек спешит на свидание с богом, а вы ему не верите. Нехорошо, очень нехорошо!.. Вот и мисс Сильвия тоже сначала не верила. Но я ей сказал так: «Мисс Сильвия, вы видите перед собой великого грешника. Вы видите перед собой человека, который уже много лет не был в церкви, который погряз в грехах. Я забыл о существовании бога. Но со вчерашнего дня что-то со мной случилось, что-то все время тревожит меня. Мне все кажется, будто я слышу внутренний голос… Знаете, такой особенный, святой голос. И он без конца нашептывает мне: „Сходи в церковь, Том! Сходи, скотина, в церковь, не губи, гад, свою бессмертную душу“».
— Вы так и сказали мисс Сильвии: и про гада и про скотину? — усомнилась сиделка.
— Сказал, ей-богу, сказал, — побожился моряк. — Я и объяснение ругани дал. По-моему, объяснил я, у божественных сил к каждому свой подход есть. Божественные силы знают, с кем как нужно разговаривать. Со мной вот божественный голос разговаривал по-матросски. Да так умело, такие словечки загибал, что я даже повторить их стесняюсь. Но зато пронял… До самого сердца дошел. После святых слов меня так и потянуло в церковь, так и потянуло.
— Что же мисс Сильвия? Поверила? Сверкнули искусственные зубы. Том улыбнулся:
— А как же! Мисс Сильвия в божественных делах очень тонко разбирается. Она сказала, что в святом голосе, позволившем себе всякие выражения, проявилась божественная мудрость, ибо только бранными словами можно было разбередить мою заскорузлую в скверне и грехах душу; она сразу поняла, что было бы грешно воздвигать препятствия на моем пути к господу. Ваша хозяйка, Джен, заявила так: «Идите, мистер Ауд, обязательно идите в церковь. Я не усматриваю в этом нарушения правил нашей лечебницы. По моим понятиям, посещение церкви больными важнее лекарства, а забота об исцелении тела начинается с заботы об исцелении духа. Идите, мистер Ауд, идите и молитесь за свою бессмертную душу. Если вы услышали бога — бог услышит вас».
— Да-а, — неопределенно протянула сиделка. — На мисс Сильвию это похоже… Но меня, мистер Том, вы не проведете. Я в святое сквернословие не очень верю. И в то, что в церковь идете, — тоже.
— Напрасно, Джен.
Миссис Джен рассердилась настолько, насколько могла рассердиться при своей доброте:
— Ладно, не уверяйте! Мне до ваших выдумок дела нет. Раз вы предупредили мисс Сильвию, раз она знает — значит, все в порядке. Желаю вам, мистер Ауд, хорошо провести вечер.
— Спасибо.
Миссис Джен вышла. Дик смотрел на своего соседа по палате. Сейчас от него за милю несло морским духом. Именно так матросы выглядят, когда сходят на берег.
— Что, Дик, не узнаешь?
— Да, совсем другим стали. Куда вы идете?
— Для мисс Сильвии — в церковь. А тебе расскажу завтра. — Том дотронулся до плеча Дика: — Ты не скучай, все будет хорошо.
— Я не скучаю, — вздохнул Дик. — Только завтра… — Дик отвернулся к стене. — Что завтра?
— Сами знаете. Завтра операция…
Моряк отнесся к напоминанию о предстоящей операции до обидного равнодушно. Он словно не верил в нее. Пробормотав что-то неопределенное, вроде:
«А-а!.. Да-да… Ну ничего, обойдется», — он щелкнул Дика по носу и ушел.
