что на постройке судна будут работать только Сайрус Смит и Пенкроф. Герберт и Гедеон Спилет будут поставлять дичь к столу, а Наб и его верный помощник Юп по-прежнему будут ведать хозяйством колонии.

Выбрав деревья, инженер и моряк срубили их, очистили от ветвей и распилили на доски с ловкостью профессиональных пильщиков. Через восемь дней в углублении между гранитной стеной и Камином уже была построена верфь, и на стапелях её вырисовывался грубый контур будущего судна.

Сайрус Смит строил судно не вслепую. Судостроение, как и большинство других технических проблем, было, немного знакомо ему, и он предварительно вычертил на бумаге все детали будущего судна. Пенкроф оказал ему в этом деле значительную помощь советами, так как несколько лет проработал на Бруклинской верфи и отлично знал кораблестроительную практику.

Можно себе представить, с каким жаром Пенкроф отдавался своей работе! Если бы не протесты инженера, он не оставлял бы верфи и ночью. Только один раз он отвлёкся от постройки: когда нужно было собирать второй урожай пшеницы — 15 апреля. Этот второй урожай был так же хорош, как и первый, и принёс ожидаемое заранее количество зёрна.

— Пять четвериков, мистер Смит, — сказал Пенкроф, подсчитав своё богатство.

— Считая по сто тридцать тысяч зёрен в четверике, это составит шестьсот пятьдесят тысяч зёрен, — сказал инженер. — Мы посеем снова весь урожай, исключая «страховой» фонд, и следующие всходы дадут нам уже четыре тысячи четвериков!

— И у нас будет хлеб?

— Да, у нас будет хлеб.

— Но ведь придётся построить мельницу.

— Построим и мельницу.

Третий посев был произведён на настоящем, большом поле, но почва была подготовлена под посев с той же тщательностью, как и в прошлые разы на крохотных участках.

По окончании посева Пенкроф вернулся к своей любимой работе.

Герберт и Гедеон Спилет тем временем продолжали ежедневно охотиться. Часто они забирались глубоко в чащу неисследованного леса Дальнего Запада.

В глухом лесу великолепные деревья жались одно к другому так тесно, словно для них не хватало места. Исследование этой чащи представляло значительную трудность, и журналист никогда не отваживался углубляться в лес, не имея при себе компаса.

Во время одной из таких экскурсий была сделана важная находка, честь которой всецело принадлежала Гедеону Спилету. Это произошло 30 апреля.

Двое охотников углубились в лес Дальнего Запада. Журналист, шедший шагов на пятьдесят впереди, вышел на полянку, поросшую сравнительно редкими деревьями. Гедеон Спилет сразу обратил внимание на странные кусты с прямыми стеблями и множеством веточек, усеянных гроздьями цветов. Журналист сорвал одну ветку и, вернувшись к юноше, спросил:

— Что это за растение, Герберт?

— А где вы нашли его, мистер Спилет?

— Тут, на полянке. Там много таких же кустов.

— Знаете, мистер Спилет, своей находкой вы заслужили вечную благодарность Пенкрофа.

— Значит, это табак?

— Да. Может быть, не первосортный, но настоящий табак.

— Как я рад за Пенкрофа! Надеюсь, что он не выкурит всего и уделит и нам малую толику!

— У меня есть предложение, мистер Спилет, — давайте не будем ничего говорить Пенкрофу. Приготовим табак из листьев и в один прекрасный день преподнесём ему набитую трубочку!

— Согласен. В этот день нашему моряку не останется ничего больше желать в этом мире!

Охотники сделали большой запас драгоценных листьев и украдкой пронесли его в Гранитный дворец, принимая такие меры предосторожности, словно Пенкроф был таможенным досмотрщиком, а они — контрабандистами.

Сайрус Смит и Наб были посвящены в тайну, но моряк так ничего и не заподозрил в течение всех двух месяцев, потребовавшихся на сушку, ферментацию и резку листьев. Всё это время он, не отрываясь, занимался своим любимым делом. Только один раз, 1 мая, он бросил постройку судна, чтобы вместе с друзьями-колонистами принять участие а необычной охоте.

Уже два-три дня в виду острова в море всё время плавало огромное животное, в котором даже на расстоянии можно было узнать кита, вдобавок очень крупного.

— Как хорошо было бы завладеть им! — воскликнул моряк. — Ах, если бы у нас было хоть какое- нибудь судёнышко и гарпун, я бы, не задумываясь, пошёл на кита! Добыча стоит того, чтобы потратить на неё время!

— А мне бы хотелось посмотреть, как вы охотитесь с гарпуном, Пенкроф, — сказал Гедеон Спилет. — Это, должно быть, очень любопытно.

— Любопытно-то любопытно, но небезопасно. Однако так как мы лишены возможности охотиться на кита, то и не будем заниматься им.

— Меня поражает, что кит появился под таким относительно высоким градусом широты, — сказал журналист.

— Что ж тут удивительного, мистер Спилет? — возразил Герберт. — Ведь мы находимся как раз в той части Тихого океана, которую английские и американские моряки называют «китовым полем». Киты чаще всего встречаются в Южном полушарии именно между Южной Америкой и Новой Зеландией.

— Герберт прав, — подтвердил Пенкроф. — Меня, напротив, удивляло, что мы не видели их до сих пор. Впрочем, всё это не существенно, раз мы не можем охотиться на них.

И моряк со вздохом вернулся к своей работе. В каждом моряке сидит рыболов, и если удовольствие, полученное от рыбной ловли, прямо пропорционально размеру улова, то можно себе представить, что испытывает китобой при виде кита.

Между тем кит, видимо, и не собирался покинуть воды острова Линкольна.

Гедеон Спилет и Герберт, когда они не охотились, и Наб в свободные от кухонных дел минуты видели его быстро рассекающим спокойную воду бухты Союза — от мыса Когтя до мыса Челюсти. Кит, работая хвостовым плавником, двигался в воде толчками со скоростью, иногда достигавшей двенадцати миль в час. Порой он так близко подплывал к островку Спасения, что его можно было рассмотреть всего — от головы до конца хвоста. Этот чёрный кит был представителем почти вконец истреблённого подсемейства настоящих китов.

Видно было, как он выбрасывает из ноздрей на огромную высоту фонтаны пара… или воды, ибо, как это ни странно, натуралисты до сих пор не решили вопроса — водяные ли это брызги или выдыхаемый тёплый воздух, мгновенно превращающийся на морозе в пар.

Присутствие громадного млекопитающего очень занимало колонистов, особенно Пенкрофа, который совершенно потерял покой и не мог из-за этого работать. В конце концов моряк стал даже во сне видеть кита и тосковал по нем, как ребёнок по игрушке.

Утром 3 мая колонистов разбудил крик Наба. Из окошка тот увидел, что кит лежит на отмели мыса Находки, едва в трёх милях от Гранитного дворца. Очевидно, он попал на мель во время прилива, а теперь, при отливе, не мог выбраться в открытое море. Так или иначе, но нужно было поспешить, чтобы отрезать ему путь к отступлению.

Вооружившись пиками с железными наконечниками и кирками, колонисты бегом устремились к мысу Находки и меньше чем в двадцать минут очутились возле огромного животного.

— Какое чудовище! — воскликнул Наб.

Действительно, этот южный кит был гигантских размеров — не менее восьмидесяти футов в длину, и весить он должен был по крайней мере полтораста тысяч фунтов.

Млекопитающее лежало неподвижно, не пытаясь воспользоваться начавшимся приливом, чтобы выбраться в открытое море. Колонисты поняли причину этой неподвижности, когда обошли кругом гигантскую тушу, — кит был мёртв, и гарпун торчал в его боку.

— Значит, где-то поблизости недавно были китобои, — сказал Гедеон Спилет.

— Почему вы думаете? — спросил моряк. — А гарпун!