— Возможно, мой мальчик. Брошенный лагерь, угасший костёр могут нам многое сказать. Мы будем искать эти следы при очередной разведке.

Разговор этот происходил в части леса, соседней с рекой Благодарности и отличавшейся исключительной красотой деревьев. В числе прочих там росли возвышавшиеся почти на двести футов над поверхностью земли хвойные деревья; новозеландские туземцы называют их «каури».

— Знаете, мистер Спилет, — сказал Герберт, — я взберусь на вершину каури, оттуда можно будет осмотреть довольно большую площадь.

— Хорошая мысль, — одобрил журналист. — Но сможешь ли ты взобраться на вершину этого гиганта?

— Попробую, — сказал Герберт.

Ловкий и подвижной юноша вскарабкался на первые ветви по гладкому стволу и оттуда уже легко взобрался на самую вершину дерева, как мачта возвышавшуюся над огромной зелёной скатертью леса.

С этого наблюдательного пункта видна была вся южная часть острова от мыса Когтя на юго-востоке до мыса Рептилии на юго-западе. На северо-западе высилась гора Франклина, загораживавшая добрую треть горизонта. Но зато вся неисследованная часть острова, которая могла служить приютом неизвестным обитателям его, лежала перед Гербертом как на ладони.

Юноша всматривался в неё с крайним напряжением.

Океан был абсолютно пустынен. Берег его был частично скрыт деревьями. Возможно, что какой- нибудь корабль, особенно если он потерял мачты, и оставался не замеченным наблюдателем, но, с другой стороны, и следов присутствия корабля не было никаких.

В лесах Дальнего Запада также ничего не было видно. Леса эти представляли сплошную чащу, без единой полянки, без единого просвета.

Никаких признаков пребывания людей на острове не было заметно и в воздухе: небо было прозрачное, и малейший дымок был бы отчётливо виден на нём.

На мгновение Герберту показалось, что он видит лёгкий дымок, поднимающийся на западе. Но более внимательное наблюдение показало ему, что он ошибается. Нет, нет, там не было никакого дыма!

Герберт спустился с дерева, и охотники вернулись в Гранитный дворец.

Сайрус Смит, выслушав рассказ юноши, задумчиво покачал головой. Было совершенно очевидно, что необходимо полностью исследовать остров, чтобы получить разрешение этой загадки.

Через два дня, 28 октября, произошло ещё одно не поддающееся объяснению событие.

Бродя по берегу, мили за две от Гранитного дворца, Герберт и Наб натолкнулись по какой-то счастливой случайности на большую черепаху, панцирь которой отливал красивым зелёным цветом.

Герберт заметил эту черепаху, когда она ползла по камням, пробираясь к морю.

— Ко мне, Наб, живее! — крикнул он.

Наб подбежал.

— Прекрасная черепаха, но как нам её поймать?

— Нет ничего легче, Наб, — ответил Герберт. — Мы перевернём черепаху на спину, чтобы она не могла убежать.

Пресмыкающееся, чувствуя опасность, спряталось под панцирь. Не видно было больше ни его головы, ни лап. Черепаха была неподвижна, как камень.

Герберт и Наб, подсунув палки под брюхо черепахи, соединёнными усилиями не без труда перевернули её на спину.

Черепаха эта, фута в три длиной, должна была весить по крайней мере четыреста фунтов.

— Отлично! — вскричал Наб. — То-то обрадуется наш Пенкроф!

В самом деле, Пенкроф мог быть очень доволен, так как мясо этих черепах представляет собой лакомое блюдо.

— Как же быть теперь с нашей добычей? — спросил Наб. — Ведь не можем же мы донести её до Гранитного дворца?

— Оставим её здесь, она никуда не уйдёт. Мы вернёмся с тележкой, чтобы забрать её.

— Решено, — согласился Наб.

Всё же Герберт для большей верности обложил черепаху камнями, несмотря на протесты Наба, находившего эту предосторожность излишней.

Затем охотники отправились в Гранитный дворец по обнажённому отливом берегу моря. Желая сделать сюрприз Пенкрофу, Герберт ни словом не обмолвился о найденном им великолепном образчике пресмыкающихся.

Спустя два часа Герберт с Набом, захватив с собой тележку, уже приближались к месту, где они оставили черепаху.

«Великолепный образчик пресмыкающихся» исчез бесследно. Наб и Герберт удивлённо посмотрели друг на друга. Потом они огляделись вокруг. Быть может, это не то место, где они оставили черепаху? Но камни, которыми Герберт обложил черепаху, лежали тут же. Ошибки не могло быть.

— Вот как! — сказал Наб. — Значит, черепахи всё-таки умеют переворачиваться?

— Очевидно, — ответил Герберт, разочарованно глядя на разбросанные вокруг камни.

— Пенкроф будет очень огорчён!

— Даже Сайрус Смит и тот не мог бы объяснить это таинственное исчезновение, — сказал Герберт.

— А мы ничего не расскажем ему, — предложил Наб, который вообще был не прочь скрыть это неудачное приключение.

— Напротив, Наб, необходимо всё рассказать, — ответил Герберт.

И оба отправились в обратный путь, волоча за собой тележку, которая была теперь только лишним грузом.

Инженер и моряк работали на своём участке. Герберт рассказал им о загадочном происшествии с черепахой.

— Эх вы, бестолковые! — вскричал с досадой моряк. — Ведь вы позволили убежать, по крайней мере, пятидесяти превосходным, супам!

— Но, Пенкроф, ведь, мы не виноваты, что черепаха убежала, я ведь говорю тебе, что мы перевернули её, — оправдывался Наб.

— Значит, вы её плохо перевернули! — возражал упрямый, моряк.

— Мы не только перевернули её! — вскричал Герберт и рассказал, как он обложил черепаху камнями.

— Тогда это какое-то чудо, — проворчал Пенкроф.

— Я был уверен, мистер Смит, — сказал Герберт, — что, если черепаху положить на спину, она не сможет сама перевернуться на живот, особенно если это большая черепаха.

— Это совершенно верно, дружок, — ответил Сайрус Смит.

— Как же это всё-таки случилось?

— На каком расстоянии от моря вы оставили эту черепаху? — спросил инженер, раздумывая об этом странном случае.

— По крайней мере, в пятнадцати футах.

— Это было во время отлива?

— Да, мистер Сайрус.

— Тогда всё ясно, — сказал инженер. — То, что черепаха не могла сделать на суше, она легко проделала в воде. Когда прилив стал заливать её, она перевернулась и совершенно спокойно уплыла в море.

— Ах, какие же мы разини! — вскричал Наб.

— Об этом я уже имел честь вам доложить, — насмешливо подхватил моряк.

Сайрус Смит дал вполне правдоподобное объяснение этому событию. Но был ли он сам уверен в правильности своих объяснений? Едва ли.