— Да ничего особенного, — ответил Вадим. — Ну, ворота стоят, ну, солдаты с автоматами ходят, на нас ноль внимания. А этот приехал, на нас даже не посмотрел.

Может, смоемся по-тихому?

Наверное, это был самый разумный выход из ситуации, но мы не решились. Ждать, впрочем, тоже не стали, где это видано, чтобы нарушитель пограничников ждал? Не заводя мотоциклы, скатились с горы к заправке, стали заправляться.

Заправщик от души подыграл своим:

— Поймали вас? О-о, меня тоже как-то поймали, так десять минимальных окладов штрафу вкатили. Да-а, не повезло вам…

Уже потом, поразмыслив, мы поняли, что 'сдать как пустую посуду' нас мог только он. В общем, суть комбинации, если я все правильно уловила, была проста: указателя у заставы нет. Что значит слово «застава» для горожанина? Правильно, некое здание у дороги, шлагбаум, проверка паспортов и все такое прочее. Не местные, туристы-чайники, вроде нас, проезжают мимо заставы, не подозревая о ее существовании, и попадают прямиком в пятикилометровую погранзону. Под давлением товарищей как в форме, так и без нее, они готовы заплатить, лишь бы не подвергаться задержанию, сидению в кутузке, составлению протокола и прочим неприятностям.

Конечно, наши грозные преследователи вскоре появились на заправке. Сержант, который был только чуточку старше нас, напустил на себя суровый должностной вид и собрал у всех паспорта. Он вытащил из планшетки тетрадку, выдрал из неё листочек в клеточку и прямо на коляске одного из мотоциклов пристроился писать протокол задержания. Речь, правда, шла не о десяти минимальных размеров оплаты труда, а только об одном. Это подействовала бумага, которую мне выдали спасатели — это было командировочное удостоверение, в котором говорилось, что столько-то спасателей едет в Окинский район «с целью обследования данного места для проведения туристических мероприятий». Подпись, печать.

— А если денег нет? — спросил Вадим.

— А если денег нет, придется вам в кутузке посидеть, — «обрадовал» нас сержант, — до понедельника. А в понедельник начальство приедет, разберутся, что с вами делать… — он записывал наши имена и фамилии, заглядывая в паспорта, и тянул время — всем было понятно, что он, в общем-то, совсем не хочет, чтобы дело доходило до кутузки. Это было написано на его плутоватой физиономии. Он поглядывал на нас вопросительно, переглядывался с помощником, как бы выбирая момент, когда удобно начать разговор.

— Но если деньги есть, — наконец, сказал он, — то мы можем договориться и без составления протокола.

Ребята засуетились, соображая, кто кому может занять, и сколько это вообще — один «МРОТ». И тут пограничник дошел до моего паспорта, раскрыл его, и над заправкой повисло неловкое молчание. Дело в том, что я, смекнув, в чем дело, вложила в паспорт удостоверение журналиста. Сержант грустно задумался, глядя в пространство. «Договориться» не удавалось, но и просто так он нас отпускать не хотел. Он долго смотрел голубыми, такими же выгоревшими от солнца, как и его форма, глазами вдаль, а потом выдал нам «компромисс»:

— Ладно, мужики, — сказал он, — протокол уничтожаем, но с вас бутылка, причем, пьем вместе!

Мужики переглянулись — деваться было некуда. Мы с Алексеем полезли за неприкосновенным запасом, который лежал у нас в коляске. Бутылку достали из рюкзака, положили на «попону» коляски, и стали привычными движениями застегивать её. Кто дернул тент первым, мы долго потом спорили. Алексей утверждал, что я, а я пыталась свалить вину на него, но мне это так и не удалось. Бутылка с еле слышным звоном соскользнула с «попоны», ударилась об амортизатор коляски, звянькнула, немножко подождала, крутанулась вниз на подножку, дзинькнула о металл, и всем уже показалось, что она все-таки остановится, или кто-то из нас успеет её поймать, но она повернулась на ребристом железе подножки и нарочито медленно брякнулась на асфальт, разбившись быстро и почти бесшумно.

Вадим изменился в лице. Несколько секунд он горестно созерцал кучку стекла на асфальте и растекающуюся в стороны лужицу, — кулаки сжаты, а по лицу так и ходят желваки, а потом ушел за будку заправщика. Его не было долго. Наверное, там, в одиночестве, он долго матерился в пространство, рассказывая нагретым холмам и жаркому солнцу, кто я такая, но, когда вернулся, на его лице нельзя было прочитать никаких эмоций. Пришлось достать последнюю бутылку.

И вот, в результате всех произошедших событий, в самую что ни на есть жару в плюс тридцать пять, мужской состав экспедиции пил водку с пограничником за будкой заправщика и закусывал шпротами и бычками в томате, а я лежала на мотоцикле на заправке и ждала, когда этот цирк закончится.

Ждать пришлось долго. После того, как выпили нашу бутылку, в ход пошла бутылка пограничника. Потом на заправке появился совсем пьяненький бурят, покачиваясь, он кое-как попал в дверной проем будки заправщика и больше не появлялся. Я подумала, что сержанту, наверное, очень скучно пить с местными, на водку они слабы, да и поговорить с ними не о чем, вот он и изгаляется для получения удовольствия…

Часа через два парни все-таки появились из-за будки с багровыми от жары и выпивки физиономиями. Я беспокоилась за Алексея, но оказалось, что он не пил, просто сидел рядом и слушал. О чем они говорили? Ну, конечно, об армии! Сержант говорил о своей службе, Мецкевич вспоминал о своей.

Итак, мы снова были на свободе. Ехать дальше особого желания не было. Стоило посмотреть на остекленевшие глаза Вадима или Олега и становилось понятно — гаишники на посту над Иркутом нас арестуют. Мы отъехали от поселка буквально два-три километра и свернули к Иркуту, — одним нужно было пообедать, другим — протрезветь. Пока готовился обед, ребята немного поспали, а Алексей показал мне «пропуск», который сержант выдал им. На листочке в клеточку было написано следующее:

«Прошу содействовать проезду отряда спасателей к месту командировки». Дата.

Подпись.

Листок мы выкидывать не стали, но спрятали подальше от любопытных глаз, решив, что нас могут задержать за такой документ. А что? Да запросто!

В ущелье Иркута мы выехали к вечеру. Дорогу подремонтировали, но мы все равно часто останавливались — гигантские камнепады на той стороне Иркута и исчерченные квадратами выступы разноцветного мрамора над головой никого не оставили равнодушными. Даже Вадим ехал медленно и все время в восхищении вертел головой.

Иногда нам попадался мрамор совсем редкой окраски — зеленоватый, оранжево-розовый.

Его плиты нависали над дорогой, его причудливые россыпи спускались к реке. В прошлый раз, когда тучи скрадывали весь свет, у нас не было возможности оценить яркость и колоритность этих мест. Теперь мы могли это сделать.

На посту нас пропустили без проблем. Оказалось, что недавно рядом со сторожкой в дерево ударила молния, и власти решили, что пост ГИБДД в этом районе не нужен.

Теперь здесь дежурили егеря.

На выезде из ущелья произошло событие, которое меня насмешило, а кое-кого — напугало. Мы остановились, чтобы посмотреть по сторонам и пофотографироваться, а когда Олег тронулся с места, я вдруг заметила, что с его коляски что-то капает.

Я крикнула ему об этом, но такой бурной реакции не ожидала. Олег остановился и с воплем: «Бензин!» — стал выкидывать из коляски вещи. Все у него было навалено, как попало — какие-то тряпки, старые запчасти, замурзанные гаечные ключи, зажульканный клетчатый спальник, ветошь, закопченные котелки…

Оказалось, он не положил в коляску резиновый коврик, из-за тряски пробило канистру Дани с бензином для «Явы». На дне коляски было полно бензина, и через дренаж в дне драгоценная жидкость тоненькой струйкой уходила в песок. Даня про это не знал, он улетел на своей старенькой «Яве» далеко вперед…

Теперь-то мы поняли, зачем Олег всю дорогу не выкидывал полуторалитровые пластиковые бутылки из-под воды и газировки! Как мы только не уговаривали его расстаться с бутылками, он отговаривался тем, что бутылка в хозяйстве всегда пригодится. Он вытащил их из багажника — все они были мятые, желтые от грязи, замызганные, но службу сослужили — вместе с Алексеем Олег перелил в них все, что осталось в канистре. Потом заметался у коляски: нашел тряпку и почему-то решил вымыть утекающим в песок